— Ох, сколько же тут всего!
— Ага, подвалы Лубянки знамениты не только своими пытошными, но и складами игрушек. Главное — не ошибиться дверью, — усмехнулся сталкер. — Выбирай, красавица! Бугагашеньки, вспомнить, что ли, самому молодость и захватить несколько машинок?
— Олегыч, йо-йо не забудь! — мигнул Нику Толик. — Смотри, сколько их тут!
Глаза и впрямь разбегались. У Лены даже дыхание перехватило, и она замерла, боясь сделать лишнее движение. Вот оно — чудо! Нож без колебаний вскрыл одну из обычных картонных коробок, и взору предстали совсем новенькие, не тронутые ни мутантами, ни плесенью или мхом куклы в нарядных платьях. Девушка ухватила сразу четыре коробки, потом еще одну, на этот раз — с новогодними шарами.
Надо было выполнить еще один заказ, но подходящего подарка нигде не было. Зато она точно видела что-то похожее на цокольном этаже.
— Парни, мне надо обратно наверх, я там кое-что забыла.
— Лен, да нам уже всем надо бы подниматься. Я, конечно, догадываюсь, как отсюда спуститься к Лубянке, только ничего хорошего из этого не выйдет, — отозвался Олегыч.
— Вот и ладненько. Тогда прикройте, а я быстро, — и девушка буквально взлетела по лестнице.
В центре зала стояла неподвижная карусель. Это слово Бес узнала еще в детстве, из азбуки с картинками, а теперь видела вживую. Голова рыжей лошади отвалилась и лежала на полу, зато тигр был, как настоящий! (картинку с ним она видела в той же книжке). Показалось, что сейчас зажжется свет, заиграет музыка и прибегут дети. Смеясь, толкаясь и галдя, рассядутся по местам, и карусель закружится, закружится…
Свет действительно зажегся: кто-то из товарищей, поднявшихся следом, мазнул по карусели лучом фонаря. Раздалось шипение. С карусели бесшумно спускалось какое-то существо со светящимися в темноте глазами, за ним еще и еще. Зал наполнился мяукающими стонами.
Первым не выдержал Толик: выругался и сплюнул, поднимая АК.
— Не стрелять! — шепотом скомандовал Никита. И то сказать: пока люди были неподвижны и не проявляли агрессии, был шанс, что неведомые твари не станут нападать. Иначе…
Сталкеры стали осторожно пятиться к выходу из зала, и тут… Один из котов прыгнул, сбивая девушку с ног. Она повалилась, обрушив пирамиду из игрушек и коробок. Это и спасло: острые когти хищника лишь вспороли бок выцветшего розового поросенка, выпустив из него поролон.
Бес дала короткую очередь. Раздался яростный мяв, и кровь забрызгала окуляры ее противогаза. Небольшая туша с редкой шерстью повалилась на пол, суча лапами. Девушка приподнялась на локте, протирая стекла. Товарищи почему-то не стреляли.
— Да что за…
В десяти метрах стояло нечто более привлекательное для мутантов, чем человечинка. Очень худое сине-серое существо выше трех метров ростом возвышалось над людьми… Его формы казались вроде бы человеческими, но были омерзительно искажены: непропорционально длинное и очень гладкое тело, худые руки, словно вовсе не имеющее Костей. Но что самое удивительное — кошки кружили вокруг этой твари и с урчанием терлись о его ноги.
Бес отползла назад. Кто-то из товарищей помог ей встать на ноги.
— Что это? — голос предательски дрожал.
— Кошатник, — еле слышно ответил Толик. — Он их кормит.
— Как?
— Лучше бы тебе не видеть… Отходим! Медленно, без резких движений!
Но увидеть все же пришлось: сталкеры не осмелились повернуться к мутантам спиной. А Кошатник как раз резко нагнулся, мазнув когтистой лапой по полу. Миг — и он уже сжимал крупную крысу со сломанным хребтом. Проткнув тушку когтем, мутант насадил ее на свой палец и протянул угощение самому крупному коту.
«Крыски на палочке…» — мелькнула в голове чудовищная по своей абсурдности мысль, и Бес не упала в обморок, как последняя девчонка.
На счастье, как раз в этот момент спина девушки уперлась в стену, «Дверь!» — радостно подумала она, нащупав ручку.
Когда Лена ступила на твердый асфальт, стало легче. Еще несколько секунд она смотрела, как выходят остальные и как на заднем плане разворачивается жутковатая трапеза.
— Сейчас бы тазик, — чуть отойдя от здания, высказал общую идею Ник.
— Я предупреждал, — Толик чувствовал себя не лучше.
Сквозь серые тучи светило солнце. Глаза заболели и начали слезиться.
— Кто он такой? — наконец, решилась спросить Лена.
— Старожил, — ответил Ник, не отводя внимательного взгляда от улицы.
— И что он делает? Ну… помимо того, что мы видели?..
— Охраняет своих любимцев, — подхватил Толик.
— Эй, хорош байки травить! Дома наговоритесь! — хмыкнул Олегыч.
Но Толик все не мог успокоиться.
— Бред какой-то! Он ведь по всем прогнозам нас должен был на ленты пустить, уж Ленку-то точно, за то, что кошака завалила, а даже бровью не повел…
— Ну, спасибо! — хмыкнула Бес, вспомнившая морду твари. — Может, все дело в том, что бровей у него просто нет?
— Нет, просто ты была не виновата, — пояснил Ник. — Он «воспитывает» кошечек, мол, пусть не трогают окружающих, а он их за это будет кормить и охранять. Вот если бы мы просто так котяру подстрелили, превентивно… — сталкер прервался, заметив на земле черную тень. К счастью, это оказалась всего лишь пустая консервная банка, выкаченная из-под машины неожиданным порывом ветра.
— Так вот, — продолжил Олегыч, — после нападения кота ты, с точки зрения Кошатника, получила вполне законное право ответить тем же. Все честно.
— Все равно бред… — Лена нагнулась и зачем-то подобрала с асфальта небольшой осколок автомобильной фары.
— Не смотри, жениха семь лет не будет, — даже сквозь непроницаемую маску противогаза ощущалась легкая улыбка командира.
— Переживу…
Девушка покрутила неровным «зеркалом» и поймала в него лучик света, который отразился и побежал солнечным зайчиком по стене пятиэтажки. Потом попал на уцелевшее стекло и ушел из поля зрения.
— Ну что, пора искать приют до наступления ночи? — констатировал Ник, проводя взглядом блик от осколка.
Детство давалось лишь раз в жизни и, если бы ей предложили изменить свой выбор, она поступила бы точно так же. Темно-русые волосы вновь скрывал капюшон костюма химзащиты и надежный противогаз с двумя новыми фильтрами. Все, как раньше, только отряд поредел: остались не бойцы, а друзья, готовые прийти на помощь, как тогда на «Белке»…
Последний солнечный зайчик этого дня, пущенный Толиком, коснулся ее противогаза и, кажется, дотянулся до лица. Возможно, будь она подольше на поверхности, на лице появились бы маленькие веснушки. Как же она мечтала об этих пятнышках — подарке самого Солнца…
Если бы ей снова предоставили выбор…
Лена обдумывала каждое слово, возникающее в ее голове. После «Детского мира» осталось невнятное чувство горечи и недосказанности. Вот она — сказка, мечта… Да назови, как хочешь, смысл останется прежним. А с другой стороны, даже это место оказалось больным и изуродованным… Неприятное чувство.
Нет больше у детей своего мира. Взрослые отняли.
Чердак пятиэтажки зарос небольшими кустами с красными ягодами, напоминающими кровавые сгустки. На город опустился сиреневый сумрак, приглашая вечерних и ночных жителей выйти на охоту.
— Так что, идем? — Никита нехотя поднялся, сняв с плеча автомат.
— Да, пора бы…
— Олегыч, может, мне на Динамо махнуть, а через Белорусскую как-нибудь так пройду, нацепив капюшон?
— Ну, девка, учудила! Еще бы в противогазе поперлась или вообще — с мешком на голове, как член Ку-клукс-клана! Лен, ты чем думаешь? Если тебя на «Белке» узнают, то сразу еще глубже и закопают, а там, глядишь, и до ада доберешься. Неужели хочешь снова судьбу испытать? Давай, только я тебя потом вытаскивать не буду, самой выкручиваться придется! — Ник перевел сбившееся дыхание, сглотнул и продолжил уже спокойнее: — Я же тебе обещал, как пыль уляжется, так сразу с этим делом разберусь. Заживешь, как прежде…
Рука крепко сжала оружие. Бес старалась дышать глубоко, чтобы вновь не дать волю своим эмоциям. «Только не во время вылазки…»
— Толь, только это… Обязательно моим сестрам все игрушки передай, — вздохнув, произнесла она.
— Конечно! — Толик ободряюще похлопал девушку по плечу. — Лично доставлю, в целости и сохранности.
Не было видно, но можно было ощутить, как парень расплылся в широкой улыбке.
— Спасибо! Пусть хоть у них будет детство…
Хочу поблагодарить родных и близких друзей за то, что были и будут рядом, вдохновляя на новые свершения.
Василий ПронинАРСИ
Море ласкало ноги.
Он сидел на теплом золотом песке, а волны накатывались на берег, остужая нагревшуюся на солнце кожу. Задумываться, как он сюда попал, смысла не имело. Он просто принимал окружающую обстановку как должное. Поиски смысла вообще нужны суетным людям, все же, что осталось у него — это время. Время, разделенное на дни и ночи, и время, разделенное на холод и тепло.
Но сейчас было море. Море? Да, море, а что такого? Вот оно, ласковое, теплое — хорошо. Вот солнце, по-летнему яркое, печет кожу. Небо — синее. Ветер — легкий. Хорошо.
А вот и Люба, милая, любимая Люба. Сидит рядом.
«Как мне тебя не хватало, Любочка», — хочет сказать он, но та поворачивает свою прелестную головку в его сторону и смотрит такими синими, пронзительными глазами, что слова остаются невысказанными. Они не нужны. Глаза притягивают, обволакивают. Он погружается в их синеву. Проваливается в их ласковую глубину. Его единственная, любимая, хорошая, милая, он может бесконечно долго перечислять эпитеты…
Тишина. Не надо слов, Люба и так все знает. Она снова рядом, и от этого становится теплее на сердце.
С замиранием сердца он протягивает руку к ее щеке. Страшно, страшно коснуться своими грубыми пальцами нежного бархата ее кожи. Еще страшнее ощутить пустоту. Но вот касание, под пальцами упругое тепло — кожа. Люба. Настоящая, живая, любимая! Она закрывает глаза, поддаваясь его порыву, и сильнее прижимается к ладони.