а и степи. Он приспособился к высокогорью и стал почти настоящим альпийцем, хотя внешне остался тем же коньком, разве что нет у него пестрин в окраске, как у других коньков. Гнездятся здесь и птицы-космополиты, например, ворон и беркут. Этим все равно, где жить, они обитают и в тундре, и в пустыне, и в лесу, и в горах. Истинных альпийцев не так уж и много: улар, альпийская галка, альпийская и гималайская завирушки, большая чечевица, красный вьюрок, краснобрюхая горихвостка, краснокрылый стенолаз... Это все эндемики высокогорья, то есть птицы, которые обитают только здесь и нигде больше. И вот как раз среди них, среди альпийцев, мы и находим птиц, о которых в толстых книгах сказано: «Биология совершенно не изучена». Это в наших-то семидесятых годах двадцатого века!
Совсем недавно так писали о красном вьюрке. В коллекции птиц нашего музея, насчитывающей более ста тысяч птиц, имелось всего два экземпляра красного вьюрка. Причем обе птицы были взрослыми самцами и обе добыты не на территории СССР, а в Кашгарии. Красные вьюрки живут выше снежной линии, выше ледников. Понятно, что кроме альпинистов их никто и не видел. На зиму они вниз не спускаются, в отличие от многих других птиц. Мне повезло открыть обитание этих птиц на Тянь-Шане и Памире, распространить их ареал на все высокогорье Средней Азии, собрать данные по их биологии. После этого казахские орнитологи вместе с альпинистами нашли первое гнездо красного вьюрка. Об этом событии было сообщено на первой странице газеты «Известия». Так всего десять лет назад была раскрыта тайна красного вьюрка, небольшой, размером со скворца, птицы, самцы которой имеют ярко-красную окраску. Раскрыта, но не до конца. Остается неясен механизм приспособляемости к обитанию среди вечных снегов и льдов.
Но есть еще одна таинственная птица, я мечтаю хотя бы только увидеть ее. Один раз, мельком. В определении ее я не могу ошибиться, ибо много раз вертел в руках единственный в музее экземпляр, один-единственный на сто тысяч других птиц. Это белогрудый голубь. Голубь как голубь, почти весь белый, только голова и спина аспидно-серые. В полете, снизу он должен смотреться совершенно белым. Ни с сизым, ни со скалистым голубем его не спутаешь. Мы ничего не знаем о белогрудом голубе, ни о том, где он обитает, как гнездится, чем питается... ничего. Известно только, что белогрудого голубя видели несколько раз высоко в горах и один раз случайно добыли. Причем видели его не орнитологи. Я расспрашивал об этой птице ведущего орнитолога Таджикистана, члена-корреспондента Академии наук И.А. Абдусалямова, участника многочисленных экспедиций на Памир. Он не встречал белогрудого голубя. Никогда не видел его и один из ведущих орнитологов Киргизии А. Кыдыралиев, всю жизнь проработавший в горах. Видимо, белогрудый голубь живет очень высоко. Как он там живет, совершенно непонятно. Клюв у него голубиный, красные лапы тоже голубиные, как такая птица может обитать среди вечных снегов и льдов?!
Да и вообще мы почти ничего не знаем об адаптации птиц к условиям высокогорья. Исследований по этому вопросу проведено не так уж много. Известно, скажем, что недостаток кислорода компенсируется повышенной концентрацией эритроцитов и гемоглобина в крови. Реакцией на гипоксию служит также такой морфолого-физиологический признак у птиц, как увеличение размеров и веса сердца. Это помогает насыщать кровь и ткани тела недостающим кислородом. К непродолжительности теплого периода, как годичного, так и дневного, птицы приспособились за счет убыстренного развития. С подъемом в горы уменьшается также число яиц в кладке. Например, на равнине у рогатого жаворонка бывает 5—6 яиц, а в высокогорье 1—3. Птицы не успевают здесь выкормить второй выводок, поэтому обычно ограничиваются одним.
Как приспособление к резкой суточной амплитуде температур (разница температуры воздуха на Памире; может достигать за одни сутки 40') отмечалась дневная активность птиц. Ночных птиц здесь нет. Защищаясь от ветра, в верхней зоне гор они меняют свои привычки в отношении гнездования, все они устраиваются в укрытых от ветра местах, в скалах, в нишах под камнями, в норах, брошенных мышами, сурками и другими грызунами.
Немалое значение для адаптации птиц к высоте имеет их питание: к счастью, в разреженных и низкорослых альпийских растениях содержится много различных чрезвычайно питательных веществ, в частности, протеина. В одной из научных статей было показано, что от губительных действий ультрафиолетовых лучей и солнечной радиации птиц спасает структура и пигментация оперения, которые не препятствуют поглощению длинноволновых, тепловых лучей. Считается также, что поглощению тепла птицами высокогорья способствует тёмная окраска (чёрные альпийские галки и клушицы, тёмноокрашенные горихвостки и некоторые вьюрки). Но как же тогда быть с белогрудым голубем или снежным вьюрком?
Многое, очень многое здесь еще неясно. Одна из монографий о природе высокогорья заканчивается словами: «В заключение следует сказать, что проблема экологии высокогорных животных, их адаптация к особой абиотической среде еще весьма далека от разрешения.
Очевидна необходимость детальных эколого-физиологических исследований в экосистемах различных географических широт».
... Сегодня у меня был разговор с Николаем Николаевичем Володичевым о Хохлове. «Литературная газета» поручила мне написать очерк для раздела «Наш советский характер». Думаю просить Рема Викторовича разрешения написать о нем. Беда в том, что совершенно ничего не понимаю я в физике, поэтому попросил Володичева хоть немного и в самой популярной форме рассказать мне о круге научных интересов Рема Викторовича.
— У него очень широкий диапазон, — в раздумье говорит Николай Николаевич.
— Известно, какой Коля «говорун», из него каждое слово приходится вытягивать клещами. Володичев опять молчит и наконец произносит: Великий человек, очень крупный ученый. Возможно, гениальный.
— Вы можете хотя бы перечислить их, эти интересы?
— Затрудняюсь. Мировую славу Рему Викторовичу принесли его работы по нелинейности. Есть такое понятие в физике. Скажем, маятник. Зависимость между отклонением от положения равновесия и возвращающей силой прямо пропорциональная, линейная. Но вот колебания усиливаются, и тут зависимость значительно усложняется...
Ремом Викторовичем создана первая лаборатория нелинейной оптики, а потом кафедра волновых процессов. Он ею и заведовал в МГУ. Ленинская премия присуждена Рему Викторовичу как раз за исследования нелинейных когеррентных взаимодействий в оптике.
А еще он занимается лазерами, лазерным синтезом элементов.
Из всего сказанного я понял вот что. Целый ряд руд, например, таких металлов, как серебро, олово, цинк, литий, висмут, совершенно необходимых для современного производства, иссякают на нашей планете. Серебра, скажем, скоро совсем не станет, запасов его почти не осталось. Что делать? Придумывать заменители, суррогаты? Не всегда возможно. Искать их и доставлять с других планет? Слишком дорого и возможно не так скоро. Выход из положения Р.В. Хохлов нашел в синтезе этих элементов при помощи процесса сверхплотного сжатия термоядерной плазмы. Такой синтез требует сверхтемпературных режимов, в миллиарды градусов, и огромных плотностей, которые превышают плотность свинца, Скажем, в тысячу раз. Только чрезвычайно мощными лазерными, электронными и ионными импульсами возможна подобная обработка мельчайших крупинок сырья. Энергия их будет достигать десятки киловатт-часов, зато длительность обработки очень мала — миллиардные доли секунды. Эта одна из идей Рема Викторовича позволит в будущем искусственно создавать любые элементы, хочешь — платину, хочешь — золото, хочешь — серебро.
Фантастика, не правда ли? Похоже на сказку. Многовековая мечта алхимиков. Я и раньше слышал, что многие идеи Рема Викторовича поражают ученых кажущимся неправдоподобием, удивительным полетом фантазии, воображения.
— Надо сказать, неорганическая плотность, — продолжает Николай Николаевич, — может стать в нашем будущем такой же категорией для истории развития человечества, как открытие огня, электричества, гидростатики, реактивного двигателя, ускорителей частиц... вот что такое Рем Викторович в одном только направлении его работы.
Поговорив с Володичевым, я понял что мне не удастся написать очерк о Хохлове — учёном. Не зная физики, бессмысленно даже браться за такое дело. Синклер Льюис для того, чтобы написать книгу о Поле де Крюи, два года прожил с ним вместе, мало того, он объездил с ученым крупнейшие бактериологические лаборатории Европы и Америки, наблюдал работу выдающихся микробиологов мира и сам в конце концов сделался неплохим микробиологом и бактериологом. И только после этого он написал роман о Поле де Крюи, который называется «Эроусмит». Если мне и придется писать о Реме Викторовиче, то лишь как о человеке и альпинисте. Вернее, об академике и ректоре МГУ, достигшем в спорте крупных успехов. Надо только найти для очерка ключ, «ход».
9 июля 1977 года.
На поляне рядом с нами построен весьма красочный лагерь из синих, зелёных, красных, жёлтых и оранжевых палаток — международный альпинистский лагерь «Памир-77". Собственно, это лишь филиал лагеря, основной международный лагерь находится под пиком Ленина, а сюда прилетели альпинисты более высокого класса, ибо восхождение на пик Коммунизма сложнее, чем на пик Ленина.
Прилетели поляки, чехи, немцы из ГДР и ФРГ, альпинисты Франции, Австрии, Швейцарии, Японии. Где-то под пиком Корженевской сидят американцы. Длинные волосы и бороды, экзотические костюмы, разноязыкая речь. Два «толмача», Николай и Валерий, только успевают переводить, их не хватает на всех, помогает язык жестов и «эсперанто»: «Комен монтена йок». Командует международниками Анатолий Георгиевич Овчинников, известный альпинист, человек волевой, сдержанный и для всех без исключения авторитетный. Для тренеров дисциплина здесь железная, чуть свет — часовая зарядка с бегом, дежурства, чётко распределенные обязанности. В тренерах у Овчинникова — цвет советского альпинизма, мастера спорта, заслуженные мастера, «барсы снегов», многократные чемпионы Союза по альпинизму. Имена многих из них хорошо известны и за рубежом.