Кошше сказала:
– Клинки отдай. Я как голая без них.
– Где я их возьму? – удивился Хейдар.
– Отдай.
Хейдар вынул из-за пазухи сверток и протянул Кошше. Та опять заметила серебристый кулон, но спрашивать не стала. Может, после рассказа Эрнвига узнала амулет оживления – Хейдар еще вчера решил не удивляться обилию ее знаний и умений.
Кошше развернула сверток, ловко проверила клинки и принялась упихивать их в подошву. Похоже, пазы слегка засорились. Хейдар украдкой взглянул на кулон – пятно мертвечины возле печени осталось единственным и крохотным: видимо, встреча с тихой лайвой и впрямь была не только болезненной, но и исцеляющей. Жизнь против жизни, смерть против смерти, все как обычно.
– Если местные боги поймут, что это оружие, – помрешь, а то и сгоришь, – предупредил Хейдар.
Кошше кивнула и спросила, так и копошась в подошве:
– Трактирщику худо придется? Из-за нас на нем отыграются.
– Нет, – сказал Хейдар с уверенностью, которой не чувствовал, и, чтобы все-таки почувствовать, слегка развил мысль: – У этих болванов два выхода: или не позориться, и тогда они старательно забудут, как нахватали от старика и девки, – а если ничего не было, то и трактирщик ни при чем. Или, если безнадежные болваны, наоборот, начать трубить, что на них напали залетные злодеи, разбойники, надо срочно их искать и выслеживать. И тут тоже трактирщик ни при чем, мало ли кто у него останавливается. Помогать он нам не помогал, болванам мешать не мешал. Максимум, что могут, – наши деньги у него отобрать как улику. А он, если не дурак, фальшивые подсунет, у каждого трактирщика запасец должен быть.
Хейдар не понял, убедил ли Кошше, но себя убедил вполне. Он хотел было добавить пару назидательных слов про то, что если трактирщик и пострадает, то по ее, Кошше, вине, как по ее вине и случилась вся заваруха – кто просил соваться на глаза пьяным стражам? Казенная служба не для того придумана, чтобы люди вольно дышали и делали что хотят, а для того, чтобы боялись, чтобы всегда помнили про бренность всего и про то, что есть боги и есть начальники, а прочее малосущественно и должно попираться.
Истины были почти бесспорными, поэтому произносить их не следовало. Молчание – золото, слово реченное – ложь, повторенная истина – сигнал к атаке. Не надо давать Кошше повод считать себя атакуемой, и так баба натерпелась. И еще натерпится. Вроде отмякать начала, в доверие входить, пусть дальше входит, сонно подумал Хейдар, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и тут же, кажется проснулся от тычка в бок – к счастью, в левый.
Кошше кивнула на стоящего рядом с ними скипера. Скипер, убедившись, что оба пассажира слушают, сухо сказал:
– Высадка через четыре минуты с того же борта. Стоянка пять секунд. Готовьтесь.
За четыре минуты Хейдар успел проснуться, размяться, осмотреться и убедиться в том, что они летят вдоль земель мары по той части великой реки, которая здесь называется Юл.
Лодь, вильнув, чтобы не зацепить длинный остров, тянущийся вдоль фарватера, полого вписалась в поворот и, теряя скорость, подвалила почти к самому берегу – к счастью, низкому. Хейдар, не мешкая, прыгнул в воду и протянул руки Кошше, но та, не дожидаясь, рухнула следом. Скипер на борту отвернулся и пошел к носу, становясь малым и невидимым стремительнее, чем уменьшалась и исчезала из виду нагоняющая лайвуй лодь.
Хейдар осторожно встал на дно. Оно было твердым. Уже хорошо. Воды Хейдару было по пояс, Кошше по грудь. Они прислушались и побрели к берегу.
Берег был пустым, темным и удивительно чистым, будто причесанным. У них же везде так, вспомнил Хейдар с неудовольствием, переступил ногами, чтобы еще раз убедиться, что земля его пока держит. Кошше вроде тоже неудобств не ощущала, ступни были видны целиком, не тонули в земле и не тлели смертным огнем. Она безмятежно отжимала штанины и подол, кусочками высвобождая их из-под ремней.
Хейдар показал ей, что этим лучше заняться под прикрытием утеса.
Он нетвердо представлял себе охранную систему земель мары и даже не был слишком уверен в ее существовании. Но на этой земле шпионить за тобой могут все, всё и везде, от травинки и гриба до комара и сокола, на берегу, в лесу, в лугах. Спастись от пригляда можно лишь в заповедных рощах, но туда нет доступа не только бездушным тварям, но и чужекровкам, в том числе таким, как Хейдар с Кошше.
Еще можно спастись в местах запретных, куда мары заходить могут, но очень не хотят, и знать, что там происходит, тоже не хотят. Высоченный утес был из таких. Почему – Хейдар не знал, да и знать не хотел, честно говоря.
У подножия утеса Хейдар снял и наскоро отжал штаны, не особо смущаясь Кошше, объяснил, что она может выжиматься и обсыхать без спешки, пока Хейдар обернется. Кошше спокойно ответила, что отставать от него не намерена, как и терять время. Вместе всё быстрее сделаем, и обратно, сказала она, не глядя сдергивая с ноги лоскут ткани, чтобы вмиг отжать и накатать обратно на ногу, стройную и молочно светящуюся в полумраке.
Хейдар с трудом оторвался от зрелища, которое не возбуждало, а странно очаровывало, и сказал: тогда не отставать, не спрашивать и вперед не лезть.
Смертную рощу он нашел быстро, но войти туда получилось не сразу. Сперва Хейдар скрючился и присел от невыносимой рези в печени, а Кошше ткнулась лбом в траву, пережидая тягостную дурноту. От берега нельзя, сказал Хейдар, не слыша себя, прости, я забыл. Обойти надо было.
Он подышал, собрал кулаком липкие нити слюны с приоткрытого, оказывается, рта, с усилием поднялся и побрел в обход. Кошше молча шла следом.
С третьей попытки они осторожно углубились в рощу, сквозь листву которой луна почти не пробивалась, и бродили вслепую, пока не поняли, что мертво стоящий здесь смрад нагретой крови и отчаяние, поднятое странными даже во тьме деревьями, становятся невыносимыми и что ничего, кроме деревьев, смрада и отчаяния, они в этой роще не найдут. Хейдар скомандовал выходить, постарался успокоить мрачно воющую печень и сказал:
– Ладно, понятно было, что никто нас именно здесь круглые сутки ждать не стал бы. Посмотрим, где ждут.
Он, тщательно всматриваясь, отобрал из стопки белых силовых листков один синеватый и побрел вдоль ограждающего рощу колючего кустарника, особо ни во что не веря. Но листок потеплел и даже легонько засветился уголком.
– Работает, – устало сказал Хейдар.
Он повертел листком в разные стороны и пошел туда, куда показывал огонек. Не прямо показывал, просто разгорался ярче, распространяясь на всё большую площадь листка.
Сперва огонек вел к полыхающему за несколько лиг и перелесков гульбищу. Звук оттуда доплывал еле звучным шепотом, но с учетом расстояния можно было понять, что место там было громкое и веселое, а с учетом нарастающего нытья в печени и в горле – совершенно запретное. К счастью, огонек повел не туда, а в сторону, сквозь холмистые проплешины в лес густой. И дальше по нему. И дальше, и дальше.
Хейдар остановился перед очередной слишком ровной и ухоженной для леса линейкой кустов, когда листок заполыхал почти полностью. Он показал Кошше, чтобы помалкивала и не шумела, но она и сама услышала пыхтение и стоны. «Нашли», – губами обозначил Хейдар, подсветив себе лицо листком, который тут же убрал в карман, но успел заметить ироническую гримасу Кошше. Не это она чаяла найти. Да и Хейдар тоже не на такое настраивался.
Расклад вышел неудобным. Мары относились к совокуплениям одновременно слишком легко и слишком ответственно, но вряд ли нашли бы какое-то неудобство в том, чтобы кто угодно, пусть даже чужак, стал свидетелем их любовных утех, тем более в кругу своих. А вот самое невинное общение с любым чужаком для мары считалось странным, неудобным и никак не требующим свидетелей, тем более из своего круга.
Хейдар, как мог, показал Кошше, что нужно подождать, пока парочка разлепится и расстанется. Кошше кивнула, в такт крепнущим стонам отошла и села под ствол сосны, прислонившись к нему спиной и прикрыв глаза.
Парочка громко и с похвальной слаженностью завершила процедуру и с легким хрустом обмякла, шумно дыша, хихикая и почмокивая. Девушка расслабленно протянула что-то хвалебное, парень ответил соответственно. Зашуршала одежда, по меньшей мере один из любовничков встал и пошел – в сторону, судя по удаляющемуся потрескиванию палых листьев и веточек. Хейдар снова вынул листок. Свечение не менялось, значит, нужный человек оставался на поляне. Жаль, не удалось расслышать суть разговора: если они попрощались, можно выйти на поляну прямо сейчас и взяться за дело, пока человек расслаблен и умиротворен. Мечта, а не вариант. Но Хейдар разговора не слышал, поэтому нельзя исключать, что нужный человек оставлен ненужным на малый срок: отошел помочиться или что там мары делают после совокупления, но вот-вот вернется и продолжит. Явно молодые, очевидно дурные.
Лучше подождать, решил Хейдар, сунул листок за пазуху и застыл, не умея ни выдернуть руку, ни отшатнуться, ни просто вдохнуть. Перед ним стоял крупный рыжий парень, совершенно голый. Его глуповато-веселое лицо плохо сочеталось с широченными плечами, бесшумными повадками и тем, как легко и уверенно он движением ладоней заставил Хейдара раскорячиться в воздухе.
Парень поскреб жидкую бороду, переступив с ноги на ногу, но хруст движения раздался очень вдалеке и только после этого каким-то образом кинулся через поляну и упал под ноги парню вместе с удивительно яркой для ночи тенью, которой, оказывается, только что не было. Так умеют боевые колдуны, запоздало и совсем уже бессмысленно не то вспомнил, не то понял Хейдар.
– Ты кто? – добродушно спросил парень. – Зачем подглядываешь?
Хейдар показал глазами, что сейчас ответит, что надо его отпустить, что надо хотя бы обернуться или присесть, срочно, срочно! Но парень ничего не понял, а Хейдар не смог даже захрипеть, когда подкравшаяся Кошше ударила парня клинком под челюсть.
В корень языка, как Хейдар и советовал.