– А из этих никто жить не должен. Пройдите и проверьте. Справитесь?
Млады молча кивнули. Юкий пояснил, хотя особой нужды в этом не было:
– Никто не должен знать, куда и как ушли мары. Никто не должен даже думать искать мары и убивать. Не должно остаться никого, кто до этого умеет додумываться.
– Улетайте, – сказал вдруг Арвуй-кугыза.
Крылы посмотрели на него, Пезик сплюнул под ноги и отвернулся.
Юкий поморщился и сказал:
– Да, улетайте. Мы сами справимся.
– А ты? – спросил Пезик, подчеркнуто не замечая Арвуй-кугызу, который, в свою очередь, подчеркнуто не замечал такого пренебрежения.
– Я следом, – заверил Юкий. – Крылья есть, зарядка есть, куда – знаю. Надо нашим сообщить, подготовить и… вообще.
Прав Арвуй-кугыза, подумал он, хватит с вас. А вы неправы, но объяснять это я не буду, не место и не время. Потом. Если будет это «потом».
Троица пошла к холму, на котором были сложены припасы для последней обороны и бегства. Так и не пригодились, надо же, удивился Юкий и тут же сообразил, что никто просто не успевал спастись. И не успел бы, кабы не чудо. Не цепочка чудес, которую он не размотал в сознании до сих пор. Успеет еще.
– Ты-то что? Тоже иди, – сказал он Озею, так и стоявшему перед ним.
– Я с тобой, – ответил Озей, будто отмахнулся. – Что с Арвуй-кугызой?
– Все в порядке, – сказал Юкий, убедившись, что сам Арвуй-кугыза не собирается ничего пояснять и просто обращать внимание на собеседников, а так и стоит, прислушиваясь к еле слышному шипению возвращающейся в Юл воды и время от времени бормоча что-то беззвучное.
– Ждал до последнего, а до последнего еще далеко, – все-таки пояснил Юкий и неловко усмехнулся. – Вот так нам повезло.
Вдали загудело, будто кто-то не очень умело изображал лосиный зов.
– Улетайте, быстро, – сказал Арвуй-кугыза и быстро пошел в сторону леса.
– Степняки, что ли? – спросил Озей.
Губы у него еле шевелились, лицо было неровно красным, будто ошпаренным, но запястье, с виду зажившее, он потер. Юкий не без усилий нагнал Арвуй-кугызу и напомнил:
– Они же ничего не сделали.
– Сейчас сделают, – сказал Арвуй-кугыза. – Пожалуйста, уводи крылов. От вас многое зависит – вы видели, вы воевали, вы знаете. Научите остальных. Они же как… птенцы там.
Юкий велел подошедшему Озею:
– Слышал? Так и есть. Улетай со всеми.
– А ты?
– Да что ж вы… – начал Юкий, замолчал и бросился за Арвуй-кугызой, который был уже еле виден.
Лосиный зов зазвучал во второй раз.
– Отец, – окликнул Юкий, нагнав Арвуй-кугызу.
– Как отец – прошу, поскорее, – пробормотал Арвуй-кугыза.
– Я до леса с тобой и сразу побегу, – пообещал Юкий.
Арвуй-кугыза неожиданно остановился, задрал голову, всхлипнул и сказал:
– За что мне это, а? Стоять, всё чувствовать, ничего не делать – и вот теперь, когда дождался, еще и от родных претерпевать непослушание, а для чего? Для того чтобы они умерли напрасно, и я умер напрасно, да еще трусом в памяти остался. За что?
Юкий отступил на шаг. Арвуй-кугыза посмотрел на него, благодарно кивнул и замер с приподнятым для шага коленом. Лосиный зов взревел и тут же оборвался, как срубленный.
– Уходи, – сказал Арвуй-кугыза, не глядя на Юкия, и махнул рукой. Рука загорелась.
Юкий, кажется, вскрикнул что-то непонятное ему самому.
Арвуй-кугыза быстро пошел на склон последнего холма, за которым начинался спуск к лесу, держа горящую руку перед собой, как факел.
Юкий зажмурился, развернулся и побежал к крылам.
Поэтому он не видел, как на вершине холма Арвуй-кугыза махнул второй рукой и как вместе с нею жутким всепоглощающим огнем вспыхнули все его волосы и ногти, накануне разбросанные им вокруг всего яла и особенно густо вдоль границы леса.
Махись, где ты, подумал Кул с тоской. Почему ты бросил меня? Я совсем один тут.
– С кого начнешь? – спросил Эврай.
– Лети-ка ты отсюда, пока дождя нет, – посоветовал Кул.
– Сам лети.
– У меня крыла нет.
– Бери, – предложил Эврай, хлопнув по крылу.
Кул хотел сказать что-нибудь злое, но сообразил, что Эврай по молодости может и не знать о том, что подкидыш обделен умениями, естественными для мары.
– Да если бы я… – начал Кул грустно и замолчал.
Кучник, стоявший в середине растянувшейся вдоль опушки цепи, вскинул короткую темную трубу, и от нее потек густой звериный вой.
– Сейчас нападать будут, – зло сказал Эврай. – Убей его.
– А без дудки они не знают, когда атаковать? – уточнил Кул. – Убью, и мы победили, всё?
Эврай злобно задумался.
– Все равно убей. Одним меньше будет.
– Сам убей.
– У меня лука нет.
– Бери, – предложил Кул и сунул ему лук и стрелу.
Эврай схватил лук, подцепил было тетиву оперенным хвостом, но благоразумно убрал стрелу на колени, прицелился вхолостую, щелкнул и ойкнул, тряся рукой.
Кул молча забрал у него лук, наложил стрелу и всмотрелся во вражеский строй.
– Что они стоят-то? Подудели и стоят.
– Может, они кому-то другому подудели.
– Кому? Нам?
– Другому отряду, который сзади идет.
– Ты видел другой отряд? – жестко спросил Кул.
– Нет, но может же быть.
– А, – сказал Кул, успокаиваясь.
– Вот тебе и а. Или шестипалым. Вдруг они заодно и предупреждают, что помощь идет.
– Это им, думаешь, помощь нужна? – сказал Кул тоскливо и, чтобы зря не всматриваться в сторону холма, всмотрелся в кучников и пробормотал: – Мне кажется, или старик на меня смотрит?
– Который?
– Вон, в середке, рядом с двумя здоровыми.
Эврай вскочил и жарко зашептал:
– Это колдун, главный у них, я видел!
И принялся рассказывать, как колдун сперва лежал, а потом пошел, точно повторяя те же движения, что как раз вот эти здоровые.
– Непохоже, чтобы у него спина больная была, – прищурился Кул. – И чего он на меня пялится? Еще шепчет чего-то.
Он вгляделся и тут же услышал шепот – даже не шепот, а спокойные неторопливые слова, непонятные или давно забытые, но удивительно знакомые, и почувствовал горький запах, такой же забытый, но знакомый.
Кул пошатнулся и опустился на колено.
– Ты чего? – испугался Эврай.
– Так целиться удобнее, – соврал Кул и сжал зубы, ведь кучник с дудкой затрубил снова, и вой лег на шепот так, что теперь забытые слова легли в голову ловко и плотно. И побежали по кругу.
– Кул, они сами целятся! – крикнул Эврай.
Кул распахнул веки, которые успел, оказывается сжать одновременно с челюстями, и увидел, что один из лучников выступил вперед и выставил в их сторону руку с луком. Стрелу на тетиву он, правда, не наложил, но медленно и торжественно извлекал ее из колчана, очень серьезно глядя прямо на Кула. И смотрел на Кула старик, уже не шепча, а говоря все громче и громче другие слова, которые переплетались с бегавшими по кругу внутри головы Кула, заставляя его немедленно сделать что-то важное, нужное и страшное.
Старик улыбнулся беззубым ртом и сказал:
– Уян.
Мир лопнул, осыпался и вырос вокруг новым, иным образом.
– Что? – спросил Эврай.
И Кул шевельнул кольцом лучника, которое раньше было на пальце Малого, а теперь сидело на пальце Кула, и его стрела коротко пропела и замолчала в груди серьезного лучника, и лучник упал, и Кул лишь тогда понял, что сказал «Я проснулся» на том же языке, на котором старик сказал «Проснись» и которого малец рядом не знал совершенно.
Они тут мало что знали по-настоящему нужного.
Кул забыл, как будет на местном языке «Все хорошо», но ему действительно стало хорошо, как, наверное, никогда. Все было четко, ясно и понятно. Чтобы скрыть смущение, он пустил стрелу в правого здоровяка рядом со стариком и тут же – в левого. Старик рухнул одновременно со здоровяками. Не врал малец, значит.
Малец опять спросил что-то. Кул засмеялся и сказал:
– Беги отсюда, быстро.
Малец опять не понял. Кул показал, что сейчас всадит стрелу мальцу в ногу, и подумал: а что мешает всадить? Но тут боевой курай запел в третий раз, отвлекая стрелу на себя. Стрела красиво вошла под курай, не повредив его, а старик сказал:
– Достаточно. Теперь бей чужих.
А я кого бью, чуть не возмутился Кул, но добивать смешно распростертого на сырой траве старика было неблагородно. Он повернулся к мальцу и предупредил:
– Убью сейчас.
И стал медленно натягивать тетиву.
Теперь малец понял, хотя смотрел не на тетиву, а Кулу в лицо. Он вскочил, подхватывая нелепо длинный и до смешного легкий щит, побежал к гребню холма, торопливо втискивая в дырки щита руки, как в рубаху, и взлетел. Это было куда забавней, и Кул вскинул лук, но его опередили: за спиной защелкало, над головой шорохнуло, малец вскрикнул и дернулся, выравнивая полет. Моя цель, подумал Кул со смесью злости и раздражения, гневно разворачиваясь к своим лучникам, и с некоторой оторопью обнаружил, что да, теперь они его лучники, даже те, кто лежит с его, Кула, стрелами в сердце, и что Кул для них свой, и что они бегут мимо него к вершине холма – и что под ногами у некоторых разгораются тонкие длинные искры.
Кула обдало далеким жаром, он обернулся к вершине холма и увидел два слепящих клубка огня, а под ними – человека в местной одежде. Человек выбежал на гребень, взмахнул горящими руками, и несколько стрел вспыхнули в черном небе, опадая почти невидимым пеплом, а за спиной Кула страшно закричали.
Кул повернул голову к лесу.
У половины его лучников пылали ноги, жарко, как сухой кустарник, и чем яростней лучник сбивал пламя, тем быстрее оно перекидывалось на руки, живот, голову – и прыгало на стоявшего рядом.
Кул снова повернул голову к человеку с горящими руками и понял, что пламя прыгает, повинуясь движениям горящих рук.
Мальца на крыле уже не было видно.
Так это он его спасал, подумал Кул снисходительно.
– Убей! – зашипел старик, так и лежавший в траве неловкой кучей тряпья, в которую небрежно воткнули лицо морщинистого человека.