Теперь она уже не смеялась.
Как называлось фирменное блюдо у «Саймонз»? Пугающая спираль слов, скатилась каскадами по её разуму: пешеход, самовар, лесоруб, геймдев
Геймдев, точно, вот это! Она напечатала слово, но оно всё равно не выглядело правильным.
Эннмарри высунула голову внутрь двери. «Направляюсь в «Старбакс», Сенатор, Вам что-нибудь нужно?
«Нет, но я тут застряла. Как называются эти штуки, которые ты ешь?»
Эннмарри нахмурилась. «Вам нужно быть более специфичной, босс»
«Они подаются в этих хлебных штукенциях». Гвенди жестами показала руками «Красные и вкусные. Их обычно едят с кетчицей на пикниках и подобных мероприятиях. Не могу вспомнить слово».
Уголки рта Эннмарри изогнулись вверх, формируя ямки. Выражение лица человека, ожидающего кульминацию шутки. «Ух… хотдоги?»
«Хотдоги!» Воскликнула Гвенди, и даже вскинула вверх руку зажатую в кулаке. «Корнишон это, корнишон это!»
Изначальная улыбка Эннмарри исчезла. «Босс? Гвенди? Вы чувствуете себя в порядке?»
«Да», сазала Гвенди, но она не была в порядке. «Я имела в виду конечно, а не корнишон. Возьми для меня классический чёрный, хорошо?
«Хорошо»,- ответила Эннмарри и ушла…но не прежде чем одарить Гвенди последним озадаченным взглядом через плечо.
Опять в одиночестве, Гвенди уставилась на экран. Слово, которое Эннмарри сказало ей, опять исчезло, проскальзывая сквозь её пальцы как маленькая скользкая рыбка. Она больше не хотела писать это чёртово эссе. И она не намеревалась говорить «корнишон», но хотела сказать «конечно».
«Конечно», «корнишон», «конечно», «корнишон», прошептала она. Гвенди начала плакать. «Дорогой БОЖЕЮ что не так со мной?»
Только она знала, корнишон, она знала. Она даже знала, когда это всё началось: после нажатия на красную кнопочку, чтобы показать Шарлотте, насколько опасной является эта шкатулочка, и как важно это для них обеих держать это в строжайшем секрете только между ними, пока она не будет выброшена на самую конечную свалку мира.
Но Шарлотта не могла знать об этом. Никто не мог.
26
ДЕНЬ 2 НА «МНОГО ФЛАГОВ»
Члены экипажа начали делать свои различные задания, за исключением Гарета Винстоуна, у которого не было назначенной работы. Существуют много чудес, которые можно исследовать на космической станции, но насколько Гвенди может сказать, миллиардер провёл большую часть своего дня в своём номере. Как Ахиллес, погрузившийся в своим мысли, в своей палатке, думает Гвенди. Она может это понять, потому что она сама провела определённое количество времени погрузившись в свои мысли с тех самых пор, когда доктор Глен задал ей свой вопрос. Или лучше сказать продетонировал этот вопрос ей в лицо.
Не как Гарет, Гвенди в отличие от него была сильно занята. Она совершила краткую прогулку к погодной палубе, проверяя там различное оборудование и таращась на Землю внизу, наблюдая, как темнота гладко движется над Северной и Южной Америкой (голубая и фиолетовая кнопочки на её Шкатулочке). Она поучаствовала в Комитете здравоохранения и социальных служб на собрании «Зум». Она рассказала о важности освоения космоса пятиклассникам в Бойсе, которые выиграли право на видеоконференцию с Гвенди в каком-то роде соревнований (а может это была лотерея). Она думает, что всё прошло хорошо, но, чёрт бы это всё побрал, она не может быть до конца уверена. Она проглотила две таблетки Тайленола от головной боли, вызванной стрессом, но она знает, что понадобится что-то большее, чем Тайленол, чтобы провести её через то, что будет дальше.
Они все знали или подозревали. Каждый на борту.
Знали что? Подозревали что? Ну, что Сенатор Гвендолин Питерсон потеряла одну шестерёнку или две. Была на одну упаковку картофеля фри недостаточной для Хэппи-Милла. Одной банкой пива меньше классической упаковки из шести штук. Что её «вечнолюбимый сыр» начал стекать с её «вечнолюбимого крэкера». И так как они были 260 миль над землёй, с Сенатором США во главе какой-то секретной миссии важности А1А. Кэти и доктор Глен выступили против неё. Они не знали, что находится в стальном чемоданчике, но они знали, что Гвенди была намечена на космическую прогулку в День 7, и когда она выйдет туда, в её обладании будет маленькая ракета 6 футов в длину и 4 фута в диаметре. Не более, чем дрон, действительно, вот только источником питания для неё служит крошечный ядерный реактор, который может заставлять продолжать его двигаться как вперёд, так и наружу на, возможно, лет 200. После этого он будет продолжать двигаться вечно на чистой силе инерции.
Этот маленький ядерный завод, хоть и не больше, чем модель поезда, был мощным. Если оператор – Гвенди – облажалась бы в последовательности запуска, пока она парила там, это могло бы взорвать дыру в станции «МФ» или, возможно, дестабилизировать её, посылая космическую станцию в глубокий космос или запуская её в атмосферу Земли, где она бы сгорела. Ни то что бы Гвенди об этом узнала бы: она бы сгорела там за считанные секунды.
Кэти была настолько деликатной, насколько могла. «Я бы не чувствовала себя удобно посылать тебя сюда даже с напарником, если бы я чувствовала, что ты страдаешь от какой-то умственной слабости»
Доктор Глен был более прямым, и ей пришлось уважить его за это.
«Сенатор, вам не кажется, что вы можете страдать от начальной стадии болезни Альцгеймера? Я не хочу задавать этот вопрос, но учитывая обстоятельства, я чувствую, что мне следует это сделать».
Гвенди знала, что всё может обернуться так, и отработала свою версию истории с доктором Амбросссом, кто согласился помочь ей, но только с большим нежеланием. Они оба понимали, что лучшая история такая, которая содержит как можно больше правды, насколько это возможно. В соответствии с этим, она рассказала Кэти и Доктору Глену, так как ей поручили кое-что невероятно важное всему миру, она была под воздействием серьёзнейшего стресса на протяжении двух долбаных лет, она не спала хорошо, и это была причина, по которой она иногда забывала вещи. Кэти решительно призналась, что 95 процентов времени, Гвенди вела себя либо выше, либо наравне с принятым стандартом поведения.
«Но мы в открытом космосе. Некоторые вещи могут пойти не так. Мы не говорим про это, когда мы делаем наши тренировки во время подготовки к миссии, но каждый это знает. Даже Гарет знает это, вот почему он готов выполнять некоторые задания в экстренной ситуации. 95 процентов недостаточно хорошо, нужно, чтобы было 100».
«Я в порядке», - запротестовала Гвенди. «Готова идти дальше»
«Тогда вы не откажетесь от проведения одного теста, не так ли?» спросил доктор Глен. «Чтобы облегчить наши мысли прежде, чем мы отправим тебя в космос с чем-то важным, о чём мы не знаем и мощным ядерным реактором, о котором знаем.
«Хорошо, я согласна», - сказала Гвенди. Потому что, действительно, что ещё она могла сказать? Даже с тех самых пор как Ричард Фаррис появился в третий раз, она чувствовала себя крысой в постоянно сужающимся коридоре, в таком, в котором не было выхода.
Это суицидальная миссия, она рассказала Фаррис той ночью на заднем дворике веранды, и ты знаешь об этом.
Тест был назначен на 17-00, а в данный момент было 16-40. Время подготовиться. Что означало, что настала пора доставать шкатулочку с кнопочками из сейфа.
27
Пока Гвенди служила в Палате Представителей США, у Гвенди были хорошие связи. Являясь членом Сената, у неё были связи даже получше, и ей никогда ещё не надобилась одна так сильно, как после последнего её Зависания Мозга. Фирменным блюдом ресторана являются коленчатые валы, ИИСУСА ради! Она подумала позвонить Шарлотте Морган, затем отставила идею сразу же. Шарлотта была призраком, в любом случае. Она может решить, что позволить Гвенди обращаться со Шкатулочной с кнопочками является слишком большим риском. Гвенди знала, что позволить кому-нибудь другому обращаться с коробочкой будет ещё большим риском.
После некоторых раздумий, она позвонила одному из своих новых друзей: Майку ДеВайну из Агентства Национальной Безопасности. Она сказала ему, что ей нужно записаться на встречу с психиатром, который был бы полностью заслуживающим доверия. Она спросила, знал ли Майк такого человека, зная, что он знал бы; Агентство Национальной Безопасности внимательно следило за любого вида ментальными проблемами своих сотрудников. Секреты должны сохраняться.
«Теряете свою нить, Сенатор? Произнёс Майк дружелюбно.
Гвенди весело засмеялась, как если бы это не было точно тем, чего она боялась. «Нет, все мои «шарики» на месте и подсчитаны. Я вовлечена в проверку НЗС, эта информация только для твоих ушей, Майк – и у меня имеются некоторые очень деликатные вопросы».
НЗС расшифровывалось как Национальная Система Защиты, и этого было достаточно для Майка. Никому не нравится идея ментально нестабильных людей, ответственных за ядерный арсенал.
«Есть какая-нибудь проблема, о которой мне следует знать?»
«Сейчас нет. Я проявляю инициативу»
«Хорошо знать это. Есть один парень… подождите секундочку, не могу вспомнит его имя…»
Присоединяйся к клубу, подумала Гвенди, и не смогла удержаться от улыбки. Терять свои «шарики» имеет свою смешную сторону, полагала она, или имело бы, если бы шкатулочка, которое может уничтожить весь мир, не была бы вовлечена.
«Хорошо, вот оно. Норман Амбросс наш лучший психотерапевт, к которому нужно сходить. Он живёт на Мичиган-авеню». Гвенди записала адрес, плюс офисный телефон Амбросса и его личный мобильный номер телефона. Спасибо БОГУ за информацию от Национальной Системы Защиты, подумала Гвенди.
«Наверное, к нему записаны в очередь, длящуюся до конца двадцать третьего столетия, но я думаю, вам удастся перепрыгнуть её, так как вы являетесь Сенатором США и всё такое».
Гвенди смогла перепрыгнуть очередь и уже сидела в кабинете доктора Амбросса в следующий полдень. После прослушивания его повторений обещания держать всё в абсолютной конфиденциальности, она глубоко вздохнула и рассказала ему, что боится того, что страдает от начальной стадии болезни Альцгеймера или деменции. Она рассказала ему, что, если бы это было так, никто не должен знать, пока она не выполнит определённую высокоприоритетную миссию.