– Да уж, – я изо всех сил налегал плечом на чудовищное колесо, остро пахнувшее сосновой смолой. – Что ж это за дура здоровенная?
– Да не у нас тяжелое, – усмехнулся Душан. – Звучару ставить невелика хитрость. Да и управляться с ней. А вот которые степняка словить должны…
– Что, так сложно поймать? – удивился я.
– Поймать несложно, – объяснил Душан. – Сложно не поранить… Но самое тяжкое потом… ритуал очень хитрый, в одном месте ошибешься – и считай, все зря. По новой уже не успеешь, орда слишком удалится, а на большом расстоянии оно плохо действует. Нам бы настоящего боевого волхва… да слишком жирно будет – в каждую пограничную крепость такого мастера ставить… В большой рати, конечно, они есть. А у нас по такому делу только Лукич мастак, да еще Костик на подхвате…
– Ничего не понял, – мрачно сказал я. Проклятая катушка ползла со скоростью быстроходной улитки, а лицо мое заливал пот. Душан покрепче, он свою рядом катил без таких жутких усилий, но тоже по нему было видно: не на прогулку вышел. Авдий подбегал то к одному, то к другому, наваливался своим мелким весом. Типа помогал.
– Не понял, и ладно, – сквозь зубы проворчал Душан. – Оно и без твоего понимания сработает. Ты давай катушку тяни… До полудня надо и поставить, и наладить.
Приходилось верить ему на слово.
Катушка кое-как катилась, солнце жарило, кузнечики звенели, и только этот звон растворял тишину. Казалось невероятным, что всего несколько часов спустя здесь вспыхнет битва. Да и не хотелось мне о битве думать. Лишь бы уцелеть… а самое главное будет потом… служба, учения, набеги, недосып… И так десять лет. Ужас! Неужели нельзя как-то раньше? Комиссоваться типа, по состоянию здоровья…
Мысли были глупые, я сам это понимал. Тут или здоровье у меня будет, либо не будет ни меня, ни здоровья. Так что в ближайшие годы не судьба посетить мне солнечный Крым, гостеприимный город Корсунь, южный форпост словенских земель. Не судьба мне нанять там какую-нибудь фелуку или шаланду, найти по приметам крохотный, сто на сто метров, скалистый островок…
Мучила меня и та мысль, что не обо всем еще я успел порасспросить Душана. Не очень-то много было у нас случаев поговорить наедине, а при всех не станешь ведь уточнять подробности дыркохождения. Вот только вчера он мне поведал, что, оказывается, если входишь туда в новолуние, то попадаешь только в плохой шар, в полнолуние тоже не очень, до Питера ползти по дыре два дня… а опасности перехода прямо пропорциональны времени. Это я успел узнать… а сколько не успел? Если сегодня его убьют… Очень бы не хотелось, но все возможно… Тогда я остаюсь наедине с дырой, как пожилая тетенька-бухгалтер, которой велели осваивать на компьютере программу «1С». Как бы в результате не войти в Питер семидесятилетним дедушкой… Люди же годами учатся лазне, а я, ламер, взял пару устных уроков и надеюсь дуром прорваться…
– Не отставай! – развернулся ко мне Душан. – Спишь, что ли? Авдюха, да помоги же ты ему…
Забавно, подумалось мне, он ведь сейчас точно так же заинтересован в моей жизни, как и я в его. Одному уроки лазни нужны, другому – чтобы с его гражданской женой поделились захоронкой. Надо бы нам сегодня не столько о катушках, сколько друг о друге заботиться.
Но Душана сейчас, похоже, интересовали именно катушки.
Прошло не менее трех часов, когда мы наконец разместили звучару как надо. Тончайшая проволока натянулась между катушками на высоте полутора метров. Она едва виднелась над травой – та поднималась выше пояса, а были в степи и настоящие травяные джунгли, где стебли превосходили человеческий рост.
– Вот что, парни, – Душан стер пот со лба. – Времени у нас немного, потому слушайте внимательно, не перебивайте, вопросы все потом. Звучару мы растянули, теперь надо заставить ее работать. Это не шибко сложно. Просто по середине катушки надо отбивать ритм. Лучше вот этим, – извлек он из-за пазухи две толстые, сантиметров тридцати длиной деревянные палки, – но на худой конец и ладонь сойдет. Ритм такой. Раз-два-три – и-и раз, и-и два. Раз-два-три – и-и раз, и-и два. – Он для наглядности притопнул ногой. – Только начинать стук нужно по команде, одновременно. Вы отходите к катушкам, Андрюха здесь остается, Авдюха к той бежит. Как услышите сигнал, – он помахал перед нашими лицами коротенькой дудкой, – так и начинаете стучать. Одновременно. Чтоб ритм соблюдался. Вот, еще раз показываю. Ну-ка, Андрюха, изобрази. Хорош! Тебе б не на катушке, тебе бы на барабане стучать. Теперь ты, Авдюха. Ладно, на первый раз сойдет. Ну а самое главное – от катушки своей ни на шаг. Налетят степняки – рубитесь до последнего. Нельзя, чтобы они струну порвали. А я, – он улыбнулся, – между вами на подхвате буду. Туда-сюда бегать, помогать… Стучать перестаете, только когда снова мою дудку услышите. Ну, вроде все.
И мы с бледным Авдием разошлись по позициям. То есть я-то остался здесь, а вот ему пришлось тащиться примерно на километр.
Я уселся на траву, прислонился к теплой деревянной боковине. Наконец-то отдых… Могли бы и колеса какие-нибудь соорудить. Не дотумкала здешняя техническая мысль? А если бы еще резиновые шины… и моторчик… и встроенный холодильник для пива… музыкальный центр, само собой… и чтобы крутились «Бивни мамонта»… тра-та-та-та-тара-тара-та-там…
В реальность меня вернула увесистая затрещина.
– Дрыхнешь, остолоп? – Душан, казалось, готов был меня удушить. – Нашел время! На солнце взгляни! Полдень уже вот-вот, боевая готовность. Смерть свою проспишь, балда.
Это он прав… Я даже на рукоприкладство обижаться не стал.
– Смотри у меня! – И бывший лазняк умчался проверять Авдия.
Наверное, я должен был чувствовать страх перед боем… или, наоборот, возбуждение. Прилив адреналина, то-се… Но не было совершенно ничего. Степняки, вторжение, конная лава – это что-то такое умственное. Это где-то далеко и никакого отношения не имеет ко мне, к запахам трав, к заунывному звону кузнечиков, к белому солнечному блину в выцветшей синеве…
…На сей раз затрещины не потребовалось – я сам услышал стук копыт. Кто-то конный мчался к нам сквозь травяные дебри. И вроде бы пока в единственном числе.
– Вестовой это, – не пойми откуда возник Душан. – Готовься. Сейчас, должно быть, начнем.
И верно. Не прошло и пяти минут, как наш старший обменялся информацией со всадником – и раздались пронзительные звуки его дудки. Ничего музыкального в них не было, но уж в чем в чем, а в громкости не откажешь. Такая дудка и мертвого поднимет… например, князя-боярина Лыбина. Хорош зомби получился бы… и натравить его на орду – всех порвет…
Ладно, без чешуи. Тупо исполняем боевую задачу. Я начал стучать палочкой по ближайшему боку катушки. Ритм простейший. Вальсок. Три восьмушки – две четверти с точкой.
Минут через пять мне это надоело. Что толку с этих маломузыкальных упражнений? Вообще, какая-то бессмыслица – катушки, проволока… В чем эффект? Как оно может навредить атакующим?
– Стучи-стучи, – подбежал ко мне Душан. – Скоро уже волна пойдет. Главное, не останавливайся и не бойся ничего, так надо.
…Я даже не понял, что услышал раньше – топот копыт или звук струны. Просто в какой-то момент вдруг осознал, что, кроме звона кузнечиков, есть и что-то еще. Какой-то далекий мерный гул… то ли лязг пролетающей электрички, то ли тарахтение завязшего в глине трактора. Хотя какие здесь трактора…
Но тракторно-электричковый звук накатывался издали. А вблизи – вблизи было что-то иное. Может, даже и не звук. Что-то большее, чем звук, – я чувствовал его не только ушами, но и кожей спины, и пальцами ног… и даже зубы заныли, мои идеально здоровые, незнакомые с бормашиной зубы…
Продолжая колотить палкой по катушке, я попытался разглядеть струну. И не увидел. Вместо черной, в миллиметр толщиной проволоки – просто едва различимое дрожание воздуха, зыбкая рябь. Это что же, от нашего с Авдием стука она в такой резонанс вошла? И толку с ее резонанса?
Чуть позже я увидел степняков. Где-то далеко, у горизонта, – темная дымка. Полное ощущение, будто там сосновый лес, полный грибов и ягод.
Еще несколько минут – и стало очевидным: лес далеко не сосновый и все его грибочки с ягодками более чем ядовиты.
Волна степняков летела на нас. Пока еще неразличимы были их фигуры, пока это еще была однородная масса – но она все более ускорялась, в тракторном тарахтении отчетливо прорезались чьи-то визги, конское ржание, дробный перестук копыт.
Вот тут-то наконец и пришел страх – как опоздавший на день рождения гость, когда почти все вино выпито, доеден торт и остались только какие-то жалкие ошметки от прежней закусочной роскоши. Но моему страху вполне хватило и этого. Липким студнем он скопился в желудке и тянул оттуда тонкие щупальца к мозгу и к сердцу. Только упорный, на автомате стук по катушке удерживал меня от настоящей паники.
Степняков, казалось, миллионы. Между мною и передним их краем – километра три, не больше. Минут через десять будут здесь. Просто проедутся по мне, сминая в кровавую кашу, и даже не заметят. Правда, между мною и ими черным зубом торчит крепость, но одним зубом такую орду не сгрызешь… Да они и штурмовать не станут, зачем это им? Обскачут справа и слева – и, вновь сомкнувшись в единый клин, ударят прямо по мне.
Три восьмых, две четверти с точкой… И что толку? Как это спасет? Вот уже можно различить отдельных всадников… на лезвиях копий и сабель резвятся синеватые солнечные зайчики…
А потом, тоже как-то незаметно, началось. Когда степняки стали огибать крепость, когда уже можно было различить их гортанные крики – что-то изменилось. Они приближались все с той же скоростью – но кони ржали уже как-то иначе. И всадники тоже кричали в какой-то иной тональности. Вот двое, точно не видя друг друга, столкнулись, один из них вылетел из седла, и осиротевший конь заметался, полетел куда глаза глядят… а глядели они почему-то на восток, откуда и катилась орда. Естественно, опять врезался в своих, опять кого-то сшиб. Кое-кто из степняков начал разворач