В этот момент я услышал оклик: «Господин поручик, что с вами?» Передо мною стояли два батарейных разведчика, которые, заметив, что я отстал, подъехали ко мне. Успел я только им сказать, что отморозил ноги и дальше идти не могу, как они меня подхватили, посадили на случайно проходившие мимо дровни и мигом доставили в Волочаевку. Батарея уже разошлась по квартирам, а меня ввели в халупу, в которой остановился командир батареи. Посадили на стул. Командир сам бросился снимать с меня сапоги, но не тут-то было: они примерзли к ногам, и, чтобы их снять, пришлось разрезать голенища. Так пропали мои новые хромовые сапожки. Ноги мне стали оттирать спиртом, и так энергично, что они очень скоро покраснели, но зато так распухли, что ничего на них нельзя было надеть. Хозяйка халупы дала гусиного сала, которым густо намазали мои ноги, и, отпоров от полушубка рукава, засунули их туда.
В этот же вечер на бронепоезде «Волжанин», который уходил на свою базу, меня отправили в Хабаровск.
Н. ГолеевскийНа мирном положении{110}
После окончания Хабаровского похода, не принесшего белоповстанцам ничего, кроме славы, уставшие и потерявшие больше половины своего состава их отряды разошлись, за немногими исключениями, по своим старым стоянкам.
Поволжской бригаде генерала Сахарова, в которой я имел честь служить, постоять на своих старых квартирах долго не удалось. Она, для сбора налогов и борьбы с красными партизанами, была в первых числах мая из Владивостока переброшена в село Владимире-Александровское, находившееся на левом берегу реки Сучан, в 10 верстах от ее впадения в море. В нем Поволжская бригада сменила оренбургских казаков генерала Бородина.
Находясь вдали от центра и происходивших там событий, бригада с приданным ей Анненковским пешим дивизионом питалась главным образом слухами и рыбой, которой река изобиловала. Продукты питания доставлялись из Владивостока судами флотилии адмирала Старка сравнительно регулярно, но в весьма ограниченном количестве и были очень однообразны – соленая кета. Закупок на местном рынке не производилось, потому что, как нам говорило наше начальство, не было денег. По этой же причине не выдавалось чинам бригады и жалованье, но к этому все давно привыкли и молчали.
В обложенном со всех сторон красными партизанами и опутанном колючей проволокой селе бригада, как на даче, просидела все лето, делая из него время от времени вылазки на скопившихся в какой-нибудь деревне партизан.
«Гоняли кота по Монголии», – острили офицеры. Партизаны, заблаговременно предупрежденные о нашем движении сочувствовавшим им местным населением, немедленно из нее исчезали, чтобы снова в ней появиться после нашего ужина. Иногда по шествовавшей отважно по дороге колонне волжан и анненковцев партизаны вдоль лежавших сопок открывали сильный огонь из винтовок. Обыкновенно пули где-то высоко свистели над головами или падали недолетами в стороне, поднимая маленькие клубки пыли на сухой земле. Сверху неслись громкие команды начальников партизан, которые, вероятно для собственного подбадривания, во все горло кричали: «Рота, пли! Батальон, пли!»
Стоило только снять с передка пушку и пустить по вершинам две или три шрапнели, как все моментально смолкало, и колонна продолжала победоносно двигаться дальше. Как-то из деревни, к которой беспечно подходила наша колонна, раздалось несколько выстрелов. Шедшие впереди анненковцы, обстреляв деревню, бросились в атаку, и она была быстро занята. Красных партизан в ней не нашли. Потерь с нашей стороны не было; у противной стороны оказалась убитой одна корова. Генералу Сахарову пришлось раскошелиться и заплатить. Бригада, к своему большому удовольствию, ела два или три дня мясной обед. Не знаю, как другие части, а батарейцы были в восторге от меткой стрельбы анненковцев.
Проделав одно-, редко двухдневную, прогулку по живописной долине реки Сучан, мы всегда почти без потерь возвращались к себе домой за проволоку, чтобы быть разбуженными очередным налетом партизан. Беспокоили они нас не совсем регулярно, но очень часто.
На каком-нибудь участке села поднималась среди ночи стрельба. Разбуженные по тревоге батарейцы, наскоро одевшись, неслись на позицию, на которой стояли два орудия. Она находилась на небольшой полянке недалеко от школы, служившей казармой для чинов Волжской батареи. Успевали обычно только добежать до пушек, как все прекращалось, и батарейцы, чертыхаясь, шли обратно досыпать прерванную ночь. Встреченные сильным огнем застав, партизаны, вероятно считая, что им тут больше делать нечего, куда-то исчезали в темноте. Больше одного раза в ночь они нас не тревожили и никогда не нападали с нескольких сторон. Партизаны, по-видимому, находили, что для нас и этого достаточно, но нам и это сильно надоело.
Генерал Сахаров, чтобы прекратить их безобразное поведение, передал через местных жителей, с которыми партизаны были в самых приятельских отношениях, что в случае дальнейших их ночных атак его пушки будут палить по близлежащей деревне, со стороны которой будет произведен налет. Батарея пристрелки днем не делала, но по карте определилась и на всякий случай приготовила все установки для орудий. Партизаны, вероятно, решили проверить и на следующую ночь напали со стороны Уношей. Только затрещали их винтовки, сейчас же прогремели и две пушки Волжской батареи, выпустив четыре гранаты по поскотине этой деревни. Партизаны моментально, как обычно, исчезли, а мы наутро проверили результат стрельбы: прицел был взят точно.
Все же на партизан это большого впечатления не произвело, и через два дня они атаковали нас с другой стороны села. В этой стороне деревни близко не было, но, чтобы поддержать свой авторитет, мы выпустили четыре гранаты по поскотине Екатериновки, лежавшей недалеко от Владимиро-Александровки на другой стороне реки, вниз по течению. Результат был точно такой же, как и первый раз, и генерал Сахаров вторично их предупредил, что в дальнейшем стрельба будет производиться по домам.
Крестьяне близлежащих деревень, за малым исключением, сочувствовали партизанам, а некоторые даже находились в их рядах. Увидев, что с ними особенно церемониться не собираются, партизаны прекратили свои ночные визиты. Белый гарнизон села Владимиро-Александровского с этого дня зажил совсем однообразно, продолжая изредка гоняться за ними, но с прежним успехом.
Поволжская бригада, стоявшая во Владимиро-Александровском, состояла из 8-го Камского имени адмирала А.В. Колчака и Волжского имени генерала В.О. Каппеля пехотных полков, 1-го кавалерийского полка, Волжской имени генерала Каппеля батареи и временно приданного ей Анненковского пешего дивизиона. 4-й Уфимский имени генерала Корнилова пехотный полк, входивший в состав бригады, был в отделе в бухте Святой Ольги. Численность гарнизона села была немногим больше 800 штыков и сабель, при двух трехдюймовых орудиях.
Каждая часть бригады жила своей собственной жизнью и довольно замкнуто, за исключением старших начальников, которые иногда, но не особенно часто, устраивали в штабах полков дружеские встречи – ужины. Один раз я имел удовольствие присутствовать на ужине в штабе Волжского пехотного полка. Командир батареи, идя туда, сказал: «Пойдемте со мной, вы будете у меня за адъютанта» и притащил меня с собою. Ему, вероятно, очень хотелось не отставать от других начальников. Но никто на его адъютанта никакого внимания не обратил, и он, не проронив ни одного слова, просидел весь вечер в самом дальнем углу стола. Конечно, адъютанту было приятно провести время в штаб-офицерской компании, да и ужин там резко отличался от обер-офицерского. Младших офицеров кормили из солдатского котла, и ничего особенно вкусного и обильного, кроме разведенного спирта, не было.
Остальных чинов гарнизона немножко объединял спорт, – устраивали состязания в городки, в которые почти все с увлечением играли. Больше играть было не во что. В карты – было не на что. В каждой части были команды отборных игроков. Первенство держали волжане, но не помню сейчас, батарейцы или стрелки. У нас в батарее особенно ревностно готовились к состязаниям. Лучших игроков освобождали от нарядов. Занятиями себя почти не утомляли; считали, что все и так все знают.
Рядом с батареей по крестьянским избам был размещен Волжский пехотный полк, и с ним батарейцы имели кое-какое соприкосновение. Три младших офицера батареи проходили через его расположение, идя на наблюдательный пункт. Он находился близко от школы, на одиноко стоявшей недалеко от края села небольшой сопке. На ней всегда находился, сидя на скамейке, караул из четырех чинов Волжского полка. Офицер-наблюдатель, взобравшись на сопку и немного осмотревшись, присаживался на скамейку рядышком с караулом. Перед ним открывался прекрасный вид на долину реки Сучан. Приятно лаская глаза свежестью своей зелени, расстилались поля и луга. Между ними, под яркими лучами солнца, извиваясь змейкой, поблескивала река. Далеко в ее устье сквозь легкую туманную пелену силуэтами вырисовывались две невысокие сопки – «Брат» и «Сестра»; между ними река прорывалась в море. Слева тянулись поросшие густым лесом сопки, а вдали, справа, переливаясь разными оттенками своих камней, огораживая, как стеной, долину, стоял длинный огромный утес.
Позади сидевшего офицера, спустившись с лежавшей рядом возвышенности, вплотную к селу подходил смешанный лес, в котором водилось много разнообразных ягод. Некоторые отважные чины Поволжской бригады и анненковцев, взяв с собою винтовки, небольшими партиями ходили их собирать. Из леса, пересекая все село, бежал, журча, большой, с кристально чистой водой, ручей. В нем солдаты да и офицеры батареи стирали свое белье. Пить воду из него строго воспрещалось. Боялись, что красные партизаны могли его отравить.
Перекинувшись несколькими словами с чинами караула, артиллерийский офицер-наблюдатель углублялся в свои размышления, уходя на время от мрачной действительности. Он вспоминал недалекое, но невозвратное прошлое или просто мечтал о несбыточном будущем. Из раздумья его иногда пробуждали раздавшиеся где-то на лугах ружейные выстрелы. Со скамейки все разом вскакивали и, напрягая зрение, всматривались туда, откуда они доносились. На лугах были видны, мелькая среди зелени, бежавшие наперегонки к селу два или три бравых кавалериста, любители подкосить добавки сена для своих коней. Посылать выручку было бесполезно, потому что партизаны, произведя несколько выстрелов, сами спешили поскорее убраться на лодке на другую сторону реки, где найти их было невозможно.