Нарвавшись на сильный встречный огонь белых, красные, немного отхлынув назад, готовились к новой атаке. В стороне Лефинки раздавались одиночные выстрелы Сибирского казачьего орудия и были видны наступавшие на нее цепи партизан. Неожиданно эти цепи остановились и стали постепенно пятиться назад. Вдали, со стороны Ляличей, показались стройные лавы оренбургских казаков. Они быстро двигались, охватывая фланг красных. Стрельба начала затихать. Противник везде поспешно отходил. Ивановка была спасена. Церковь догорала. Сгорели и деревянная изгородь, и сторожка. Остались стоять только столбы ворот, на перекладине которых продолжала висеть, всеми забытая, икона Божьей Матери.
Оренбуржцы на ночь остались в Ивановке. Красных нигде не было видно. Белые отдыхали после удачного боя.
Тяжело переживал, как передавали местные крестьяне, свою вторую неудачу под Ивановкой командир красных партизан – товарищ Шевченко. В Анучино, для поддержки его партизан, недавно прибыл регулярный красный отряд (два батальона 4-го Волочаевского полка). Командиры и комиссары этого отряда относились с пренебрежением к боевым качествам Шевченки и его подчиненных. Подсмеиваясь над ними, они говорили: «Не можете взять Ивановки – какие пустяки. Мы вам покажем, как нужно воевать». Уязвленный таким отношением к себе, он, только чтобы им доказать, предпринял вышеописанный налет на Ивановку и так осрамился.
На главном участке фронта, за Спасском, регулярные красные части, имея во всем большое преимущество, наступали. Белые под их давлением, переходя иногда в контрнаступление, медленно отходили. Из Анучина на этот раз в поход на Ивановку выступил недавно прибывший отряд регулярной Красной армии. Шевченку с его партизанами послали выбивать белых из Ляличей и Монастырища. На прощание начальник отряда сказал партизанам: «Увидите, как мы расправимся с этими белогвардейцами!»
Только три дня прожил спокойно Ивановский гарнизон после последнего налета Шевченки. В 4 часа утра 8 октября один из казаков-енисейцев вышел из избы на двор. За забором этого двора проходила наружная линия проволочных заграждений. Стояло тихое утро, но было еще совсем темно. До слуха казака долетел чей-то разговор, доносившийся из-за проволоки. Он прислушался. Говорили два человека по-корейски. Их было немало среди партизан, служили они и в Красной армии. Сомнения не было – красные уже были в селе. Осторожно, стараясь не привлечь их внимания, казак удалился и донес по начальству. Быстро и бесшумно, по поднятой тревоге, чины Ивановского гарнизона заняли свои позиции. Первое орудие, стоявшее на всякий случай в упряжке, выехало на позицию у школы и снялось с передка. Коней с передком отвели за избу во двор. Второе орудие стояло на своей оборудованной позиции. В десяти шагах ничего не было видно. Белые, ожидая атаки красных, притаившись, застыли за проволокой.
Едва на востоке заалелась заря, со стороны красных прогремели, один за другим, пять орудийных выстрелов, выпущенных батареей партизан, которая сразу после этого снялась с позиции и ушла на соединение к своим партизанам. Это был только сигнал к наступлению. Из травы около общественного амбара поднялись цепи красных и двинулись вперед – на волостное правление, занятое енисейцами. Стройно, как на параде, соблюдая равнение и дистанции, неся винтовки на ремне, двигались они. Впереди, каждый на своем месте, шли красные командиры. Все ближе и ближе их стройные ряды приближались к волости. Белые молчали. Войсковой старшина Бологов отдал строгий приказ – не стрелять без сигнала. Первая цепь красных подошла вплотную к рогаткам. Шедший впереди красный командир крикнул: «Проволока!» и, повернувшись к своим, громко подал команду: «Товарищи вперед!..» Раздался первый выстрел белых – Бологов взял его на мушку. Он упал, но красная цепь уже рвала проволоку. Заработали винтовки и пулеметы енисейцев. Второе орудие открыло огонь на картечь. Наступавшая цепь была сметена. За ней, быстро приближаясь, крича «Ура!», шли вторая и третья. Падали убитые и раненые… Цепи редели. «Вперед, товарищи!» – кричали комиссары и командиры. Красноармейцы упорно продолжали идти вперед. Но, немного не дойдя до рогаток, цепи красных, не выдержав больше, как-то сразу остановились и, отхлынув назад, залегли. Застучали их многочисленные пулеметы, осыпая градом пуль позиции белых. Наступали красные и на школу, которую обороняли сибирцы, и были также отбиты. Они били в лоб по двум главным опорным пунктам белых.
Шла ожесточенная перестрелка. Пули с воем и свистом осыпали одиноко стоявший между красными и белыми остов церковных ворот с иконой Божьей Матери, которую опять позабыли снять. Телефон со штабом генерала Бородина на этот раз исправно работал. Генерал Блохин, сообщив в штаб о своем положении, просил прислать поскорее выручку. Ему обещали.
Немного оправившись, красные произвели еще одну атаку на центр, и, потерпев вторично неудачу, они бросили две свои роты, которые занимали Красное Село, в тыл правого фланга белых. Одна из рот, перейдя речушку Ивановка, прошла через рогатки и, тесня цепь сибирцев, стала подниматься по косогору, заходя в тыл главным опорным пунктам Ивановского гарнизона. Победа красных была уже близка. Для белых защитников создалось очень серьезное положение. Генерал Блохин приказал орудию капитана Окоркова сняться с позиции у школы и выйти навстречу противнику, что было без задержки исполнено. Став на открытую позицию, капитан Окорков начал в упор расстреливать картечью цепи красных. Их бойцы дрогнули и стали отходить. Положение было восстановлено. Время шло… Бой продолжался… Запас винтовочных патронов у белых приходил к концу. Генерал Блохин опять снесся по телефону со штабом генерала Бородина. Ему снова пообещали прислать выручку – вернее, подбадривали. Посылать было некого.
Товарищ Шевченко на этот раз имел успех. Он крепко обложил оренбуржцев в Монастырище, а из Ляличей их выбил и занял село. Генерал Бородин на помощь отступившим послал пластунскую сотню с приказанием вернуться и занять обратно Ляличи. Что там точно происходило, было трудно разобраться – приходили слишком разноречивые сообщения.
В Ивановке продолжался бой. Красные не переставая бросались на штурм. Их атаки отбивались главным образом ручными гранатами и артиллерийским огнем. На руках у казаков почти не оставалось патронов. Редко строчил пулемет – берегли последние. От взрывов гранат и орудийных выстрелов стоял невероятный гром. Настроение у защитников падало. Начало смеркаться. Все так же бухали пушки и рвались ручные гранаты, но теперь и снаряды были уже на счету. Постепенно все начали мириться со своею участью и ждали скорого конца. Стало совсем темно. Противники прекратили стрельбу. Наступила жуткая тишина. Все обратилось в слух. Движения у красных не было слышно – они как будто куда-то пропали.
Орудие капитана Окоркова стояло на открытой позиции перед школой. Впереди, шагах в сорока, на фоне темной ночи едва заметно вырисовывался остов церковных ворот. В 10 часов вечера около волостного правления ухнула граната. За ней вторая, третья… Грохнул выстрел второго орудия (капитана Стихина) батареи. Воздух огласился громким «Ура!» – красные пошли в атаку. Загремело орудие капитана Окоркова, выпуская в темноту беглым огнем на картечь снаряд за снарядом. И как днем, осветило остов ворот. С перекладины, резко бросаясь в глаза батарейцам, на них смотрела икона Божьей Матери. Всем стало как-то неловко – стреляли как будто прямо по Ней. Но ничего нельзя было сделать, – красные шли в атаку. Пользуясь темнотой, они пытались прорвать оборону белых. Их цепи под прикрытием бешеного огня своих пулеметов беспрестанно кидались на проволоку. Рвались ручные гранаты белых, и безостановочно стреляли их оба орудия. Пулеметы молчали – не было патронов.
Вдруг капитан Окорков подал команду: «Отбой!» Орудие замолчало… Оставалось всего два снаряда. Пушку откатили за угол избы. Со двора выехал передок. Кони не стояли на месте. Над головой неслись стаи пуль. Пушку надели на передок и, отъехав немного вглубь, остановились в тихом переулке. Усталые люди кучкой сбились на завалинке рядом стоявшей избы. Доносилась сильная ружейная стрельба и гром гранат. Не переставая ухало остававшееся на позиции орудие капитана Стихина. Но почему-то все реже и реже и наконец совсем замолкло. Не стало слышно и ручных гранат. И все как-то сразу стихло. «Что случилось? – пронеслось у всех в голове. – Не конец ли белой Ивановке?» В темноте показалась какая-то фигура. Оказался свой батареец. Он пришел от другого орудия и принес радостную весть: «Атака отбита – красные отошли». И в тот самый момент, когда у защитников оставалось по одному или по два патрона на человека, не было почти совсем ручных грант, а у второго орудия батареи только 11 снарядов. Продержись красные еще несколько минут, и Ивановский гарнизон белых был бы их. Уходить ему было некуда.
Наступило затишье. В час ночи взошла луна и осветила картину боя. За колючей проволокой лежали трупы убитых красноармейцев. Из Ипполитовки звонили по телефону, обещали помощь и просили держаться. Усталые и издерганные батарейцы полудремали возле своих пушек. Неожиданно откуда-то появился хорунжий Сибирской казачьей батареи Перфильев. Он окружным путем, вброд пробрался из Лефинки в осажденную Ивановку и привез немного винтовочных патронов. Всем стало веселее. Теперь было чем отбиваться от красных. От Перфильева узнали, что в Лефинку для Ивановского гарнизона давно уже прибыла большая партия огнеприпасов, но подполковник Яковлев, командир казачьей батареи, не решался ее отправить. Хутор Введенский, находившийся между Ивановкой и Лефинкой, был все время занят ротой красноармейцев. Командир послал Перфильева с небольшой частью патронов.
В 2 часа ночи красные снова зашевелились. Имея на руках «перфильевские» патроны, казаки, хотя и редко, все же могли отвечать противнику. Перестрелка быстро прекратилась. Красные, по-видимому, оставили Ивановку. С хутора Введенского рота красноармейцев куда-то ушла, и под утро прибыл транспорт с огнеприпасами. Казаки и батарейцы воспрянули духом. Была выслана разведка. Красных поблизости нигде не нашли.