В сентябре 1922 года генерал Ракитин принял Охотский отряд. Из города был удален отряд войскового старшины Лесникова, назначенный Бочкаревым, город был поручен капитану Михайловскому, а генерал вместе с партизанами капитана Яныгина двинулся по тракту в сторону Якутска. Бочкаревцы же на пароходе «Томск» были переброшены во Владивосток.
В декабре 1922 года в Петропавловске-на-Камчатке был высажен отряд красных, который прошел через весь полуостров и добрался до Гижиги, где находился отряд войскового старшины Бочкарева. При помощи красных якутов, озлобленных грабежами Бочкарева, весь его отряд – один генерал (Поляков), 4 штаб-офицера, 37 обер-офицеров и 10 казаков – был уничтожен 7 февраля 1923 года.
5 июня 1923 года красные подошли к Охотску. Местные рабочие подняли восстание, и Охотск оказался в руках красных. Генерал Ракитин застрелился из охотничьего ружья и тяжело умирал двое суток, никого не подпуская к себе. Капитан Яныгин скрылся в тайгу. Ссора этих двух начальников во многом помогла восстанию красных в городе.
В Аяне к 15 июня от Якутской повстанческой армии и дружины осталось всего 640 человек. В 8 верстах на дороге в Нелькан стояла рота якутов под командой поручика Дьячковского, ближе к берегу в деревне Уйке и на противоположной стороне бухты в Аянке были расположены все части, а в самом Аяне штаб. Порт Аян тогда состоял из шести больших и малых складов, десятка жилых домов и полуразрушенной церкви без священника. Чины отряда жили или в постройках, или же в землянках.
Радиотелеграфист отряда был красным агентом, поэтому отряду было неизвестно, хотя и ходили слухи, что красные готовят десант. Дружина лихорадочно строила лодки, чтобы морем уйти на Сахалин, до которого напрямик было около 350 верст, а каботажем 500. Оставалось только осмолить построенные посудины и пускаться в путь.
15 июня красные на трех пароходах – «Индигирке», «Ставрополе» и «Кишиневе» – высадили отряд Вострецова в устье реки Алдома, в 40 верстах выше Аяна. Этот отряд берегом дошел до Аяна, в то время как на побережье лежал густой туман. В ночь на 17 июня красные подошли к Аяну и взяли в плен штаб. В темноте и тумане несколько человек скрылись и отправились в Аянку и Уйку за выручкой. Генерального штаба полковники Андерс и Леонов, полковники Сивков и Степанов подняли отряд по тревоге на выручку штаба, на бой с красными. По дороге они встретили посланных Пепеляевым адъютанта с комиссаром с письменным предложением сдаться в плен.
Полковник Степанов в Уйке собрал около сотни человек, взял все нужное имущество для похода в тайге и для боя и ушел в тайгу. Генерального штаба полковники Андерс и Леонов – один с 12 чинами, другой с 11 – ушли по берегу на север. Полковнику Леонову удалось найти пароход и выехать в Японию. Полковнику Андерсу не удалось и пришлось сдаться красным от голода.
Генерал Пепеляев был вообще непригоден к должности руководителя – политического и военного, – он не был способен предвидеть все возможности, включая и проигрыш. На первых же совещаниях о ходе будущих операций генерал Вишневский поднял голос об экономическом обеспечении – 250–300 тысяч рублей, переданных Якутским областным управлением 1-й Сибирской добровольческой дружине. Генерал Пепеляев сразу же отверг разумное пожелание генерала Вишневского, вспомнил о нем только при полном отступлении на Аян в конце марта и отправил в Охотск генерала Вишневского для обсуждения этого дела и получения золота и пушнины. Генерал Вишневский двинулся по назначению, но до 5 июня не добрался до цели и, узнав о занятии города красными, отошел на юг, на японскую рыбалку, дождался конца сезона и выбрался в Японию.
Что дало восстание якутов против красных в 1921–1923 годах? При небольшом числе населения – 70 тысяч – был уничтожен весь советский актив – 538 человек, – Красная армия потеряла убитыми 700 человек. Якутское восстание сыграло немалую роль в том, что продажа Лениным Камчатки, Анадыри и Чукотки американцам не состоялась.
Почему все же погиб отряд генерала Пепеляева, кто погубил отряд Бочкарева? «Отчет о Сибирской флотилии» адмирала Старка содержит ответ на этот вопрос. Предали оба отряда, погубили 900 бойцов-антикоммунистов временный губернатор Камчатки капитан 1-го ранга Ильин{155} и присланный ему на смену генерал Иванов-Мумжиев. Адмирал Старк отметил: «Сама эвакуация Камчатки произошла безо всякого давления противника и без какого-либо распоряжения с моей стороны. Сведения о занятии Владивостока красными, отсутствие Правителя и моего приказа о сохранении Камчатки за нами были сочтены капитаном 1-го ранга Ильиным и прибывшим к нему на смену генералом Ивановым-Мумжиевым достаточным основанием для принятия самостоятельного решения об эвакуации…» Причем эвакуация была проведена настолько скверно, что были брошены небольшие посты на побережье. Пост в устье реки Тигиль (подъесаул Савич и 10 чинов) спасся только благодаря тому, что смог погрузиться на американский пароход; другие посты погибли.
К 1 ноября 1922 года в Петропавловске-на-Камчатке были: канонерская лодка «Магнит» (1200 тонн, одно 75-мм, два 40-мм орудия) и Добровольного флота пароходы: «Ставрополь» (2700 тонн) и «Сишан» (1300 тонн). При уходе «Ставрополь» был отпущен. «Сишан» в Нагасаки был задержан японцами под предлогом ветхости. Таким образом, продержись наши в Петропавловске до весны, были бы спасены и пепеляевцы, и бочкаревцы в Гижиге.
В 1924 году голгофа преданных красным антикоммунистов завершилась в Чите, куда перевезли всех взятых в плен чинов дружины и Якутской армии. Был устроен целый ряд судов: над 20 старшими начальниками, над 18 дугановскими партизанами, суд 72-х и т. д., – приблизительно семь процессов. Поскольку процессы были еще гласными и приговоры оглашались, то было видно, на кого коммунисты имели зуб: дугановские партизаны все получили смертный приговор, старшие начальники получили расстрел, замененный пожизненным заключением; на процессе 72-х униженно кающиеся получили концлагерь, остальные (большая часть) расстрел. Впрочем, и получившие концлагерь большей частью были расстреляны по дороге; например, под Верхнеудинском было расстреляно 162 человека, отправленных официально в Ярославский политизолятор. В 1924 году еще было слышно, что Пепеляев был в политизоляторе заведующим столярной мастерской, затем слухи о нем прекратились – очевидно, был втихомолку расстрелян, без огласки.
С упорной руки советской пропаганды твердится всем и каждому, что борьба с КПСС ведется авантюристами и наемниками иностранцев. Это совершенно понятно – вожди компартии все время работали на иностранцев: в 1904–1905 годах на японцев, в 1914—1918-м – на кайзеровских генералов. На самом же деле борьбу с коммунистами вызывает их нетерпимость, их идеология классовой ненависти и диктатуры пролетариата.
Если бы не давление иностранцев (японцев), если бы не было борьбы себялюбий и мелкого политиканства, то могла бы лет пять-шесть существовать и независимая от красных Камчатка, которая могла бы добиться признания Лиги Наций на самостоятельное существование, которая могла бы быть участницей международных конференций, на которых, как в 1922 году, высказывать свое мнение о коммунистической власти и о том, что она не представляет интересов ни русского народа, ни России.
А. НикитинВстреча со Стариком. Эпизод из эпохи Гражданской войны в Сибири{156}
Давно это было: 33 года тому назад. Многие подробности забыты, стерлись из памяти, и, как ни стараюсь я вспомнить и восстановить эти детали, приходится сознаться, что этот труд мне не под силу. Пыль времен покрыла и погребла навеки то, что еще так недавно казалось таким ярким. Стерлись и поблекли краски, но никогда не забудутся дорогие лица соратников, борцов за правду и свободу, бросивших дерзкий вызов коммунистическому произволу. Даже и теперь холодеет кровь в жилах, а на глаза навертываются слезы при думе о десятках тысяч мужчин, женщин и детей, погибших в кровавых подвалах ГПУ, тюрьмах и лагерях жуткого советского застенка.
Немногим известно, что после разгрома в Сибири белых армий в 1919–1920 годах борьба с коммунистами не прекращалась до 1924 года. Осколки белых частей, не пожелавших сложить оружие и навсегда уйти за границу, организовались в партизанские отряды и продолжали отчаянную борьбу, стараясь всеми силами помочь ограбленным и терроризированным крестьянам и казакам.
В 1922 году измученный, разбитый, но не покоренный Амур забурлил. Казаки, где только возможно было, сопротивлялись железным тискам коммунистической власти. Шла неравная борьба голыми руками против пулеметов и танков чекистов.
Наш небольшой партизанский отряд после горячей схватки с преследовавшей нас кавалерией ГПУ отступал в сопки. Было это в июле 1922 года. Стояло жаркое сухое лето. Солнце жгло невероятно, причиняя невыносимые страдания нашим раненым, которых мы везли в самодельных носилках, подвешенных между двумя лошадьми.
Мы уходили в тайгу. Казаки, прекрасно знавшие местность, уверенно направляли своих лошадей по почти непроходимым тропинкам; все они без исключения были прекрасными охотниками и не раз в своей жизни, но при других условиях, бродили по следам оленей, медведей, а иногда и тигров, водившихся в этой местности.
Мы все дальше и дальше отходили от проезжих дорог, которые усиленно патрулировались красной кавалерией, танками и даже аэропланами.
Найдя подходящее укромное место, окруженное столетними дубами, мы остановились на ночлег. Отвели в сторону и спрятали лошадей, предварительно стреножив их. Перенесли раненых, устроили им ложе из хвои, листьев и сухой травы, покрыв своими шинелями и дождевиками. Выстирали в протекавшем поблизости ключе рубашки, высушили их и изорвали на бинты. Старый урядник Номоконов исполнял обязанности лекаря при отряде; он той же ключевой водой промывал раны, разыскивал подходящие травы, готовил из них лекарства и накладывал повязки. Нужно было видеть, с какой материнской нежностью этот закаленный в боях казак относился к раненым и как покорно и доверчиво относились они к нему, как переносили невероятные муки, когда он, сжав кинжал в своей морщинистой загорелой руке, выковыривал пули из их израненных тел!