Часть была принята на французский миноносец. Часть же пошла вдоль берега моря вместе с войсками Донской армии.
У Новороссийска были оставлены бронепоезда: «Единая Россия», «Офицер», «Иоанн Калита», «Орел», «Слава Офицеру», «За Русь Святую», «На Москву», «Мстислав Удалой», «1-й Отдельный легкий», «1-й Отдельный тяжелый», «Генерал Черняев», «Казак», «Атаман Самсонов» и, вероятно, 1-я и 2-я батареи морской тяжелой артиллерии с орудиями на железнодорожной установке.
Между тем к северо-западу от Владикавказа находился 3 марта бронепоезд «Терец», который прикрывал эвакуацию узловой станции Прохладная, а затем отошел к узловой станции Беслан, примерно на 80 верст дальше к югу. Здесь с бронепоезда ушли все нижние чины, за исключением пяти казаков. С этого дня бронепоезд «Терец» обслуживался только офицерами. Бронепоезд взорвал два моста через реку Терек. 4 марта бронепоезда «Терец» и «Генерал Скобелев» прикрывали эвакуацию станции Беслан, примерно в 20 верстах от Владикавказа. Бронепоезд «Терец» был включен в состав 7-го бронепоездного дивизиона для замены погибшего бронепоезда «Могучий». Дивизионом командовал тогда полковник Неводовский[66]. Наши бронепоезда отошли на станцию Владикавказ в ночь на 5 марта, а на следующий день началось наступление ингушей на город Владикавказ. Бронепоезда «Терец» и «Генерал Скобелев» содействовали отражению атак ингушей. В обороне принимали участие также дружины из железнодорожных рабочих и учащихся. 8 марта был получен приказ командующего войсками Северного Кавказа генерала Эрдели об оставлении боевых составов бронепоездов. Однако приказано было не портить бронеплощадки, чтобы ими могли воспользоваться дружины, организованные городским самоуправлением для защиты Влидикавказа от ингушей. На боевой части бронепоезда «Терец» остались по собственному желанию три офицера. В ночь на 9 марта команды бронепоездов «Терец» и «Генерал Скобелев» сняли с боевых составов часть пулеметов и выступили под командой полковника Неводовского на присоединение к другим нашим войскам для отступления походным порядком в пределы Грузии.
Отошедший на железнодорожную линию Армавир – Туапсе бронепоезд «Вперед за Родину» получил 4 марта приказание от командира 4-го Кубанского корпуса – отправиться на станцию Николенко, примерно в 65 верстах от Туапсе, для содействия 14-му пластунскому батальону в обороне означенной станции. К вечеру под давлением превосходных сил «зеленых» наша малочисленная пехота оставила станцию Николенко и отошла под прикрытием бронепоезда к станции Ганжа. 5 марта командир корпуса умышленно вел долгие переговоры с «зелеными» о пропуске частей Кубанской армии на Туапсе. Выяснилось, что так называемые «зеленые» – на самом деле подлинные красные. Важно было выиграть время для того, чтобы успели подойти части дивизии генерала Шифнер-Маркевича, которые помогли бы открыть путь на Туапсе решительным наступлением. 6 марта бронепоезд «Вперед за Родину» совместно с частями дивизии генерала Шифнер-Маркевича двинулся в наступление во главе колонны наших бронепоездов. Станция Николенко была очищена от противника. 7 марта наступление наших войск продолжалось. На станции Хадыженская был захвачен потерпевший крушение бронепоезд красных. 9 марта бронепоезд «Вперед за Родину» дошел с десантом, состоявшим из Армавирской офицерской роты и пластунского батальона, до станции Гойтх, примерно в 35 верстах от Туапсе. Наши бронепоезда стояли ночью на станции Гойтх, пока происходила расчистка завалов в туннелях, и к вечеру 10 марта прибыли в Туапсе. Около 15 марта была образована Туапсинская группа бронепоездов, во главе которой был поставлен капитан Зуев, командир бронепоезда «Степной». После нескольких дней, проведенных в Туапсе в резерве, бронепоезд «Вперед за Родину» отправился 21 марта на станцию Гойтх, имея при себе маневренный паровоз и несколько вагонов, груженных камнями, для завала туннелей. На станции Гойтх уже находились наши бронепоезда «Генерал Корнилов» и «Гром Победы». Три наших бронепоезда отправились, примерно на 15 верст дальше, к станции Навагинская, и выяснили, что войска неприятеля не продвигаются. Тем не менее начальник 2-й Кубанской дивизии приказал завалить туннели у станции Гойтх, что и было исполнено. 22 и 23 марта команды бронепоездов «Генерал Корнилов», «Генерал Дроздовский», «Гром Победы», «Степной» и «Атаманец» и 3-й батареи морской тяжелой артиллерии получили приказание начальника группы войск Туапсинского района генерала Писарева разоружить свои бронепоезда. Были сняты замки с орудий, пулеметы и запасы снарядов и патронов. После этого команды были доставлены на пароходе в Крым. Командир бронепоезда «Вперед за Родину» капитан Юрьев получил приказание выбрать из оставленных бронеплощадок самую легкую, которая могла бы действовать на пути недостроенной железной дороги Туапсе – Сочи, прикрывая отступление наших войск. Была выбрана одна из бронеплощадок бронепоезда «Гром Победы». 24 марта бронепоезд «Вперед за Родину» участвовал в арьергардном бою у станции Гойтх. В тот же день часть команды бронепоезда была принята в порту Туапсе на пароход, на который были также погружены два орудия и башни с бронеплощадок бронепоезда «Вперед за Родину» и два орудия с бронеплощадок бронепоезда «Генерал Корнилов». Вечером пароход отправился в Крым.
25 марта оставшаяся в Туапсе часть бронепоезда «Вперед за Родину» участвовала в оборонительном бою на последнем железнодорожном участке перед станцией Туапсе. Около 17 часов противник подошел к городу Туапсе с севера и с востока. Ввиду невозможности дальнейшей обороны города и порта, командир корпуса приказал капитану Юрьеву сбросить все оставленные бронеплощадки в море, взорвать невывезенный огнесклад и мост через реку Туапсинка, а затем прикрывать огнем отход частей Кубанского корпуса. Приказание было выполнено в точности. После этого бронепоезд под командой капитана Юрьева прикрывал с 26 марта по 2 апреля отход наших частей вдоль берега моря в сторону Сочи. Дальше станции Лао железнодорожный путь еще не был проложен. Поэтому боевой состав последнего бронепоезда на этом фронте был оставлен, а команда отправилась походным порядком в Сочи для перевозки на пароходе в Крым.
В. Даватц[67]«На Москву»[68]
Январь 1920 года. В пути. Сегодня утром в нашу теплушку вошел капитан Д. и сказал: «Поздравляю вас с Новым годом и новым походом». В этом уже и до его прихода не было никакого сомнения. Нас еще до чая вызвали спешно грузить снаряды: видно было, что куда-то мы спешим, и, слава Богу, на этот раз не от Москвы, а на Москву. Все было охвачено каким-то радостным волнением: как будто и впрямь кончался этот бесконечный «драп», по образному кадетскому выражению.
Я вспоминаю, как полмесяца тому назад я робко вступил в Ростове на наш бронепоезд. Тогда говорили, что мы сразу едем в бой. Но вместе с остальными «драпающими» мы переехали через мост у Батайска и засели в безнадежной дыре – Старо-Минской. Засели в каком-то раздумье. Потом пришли вести о взятии красными Ростова и Таганрога. И мы, простояв с неделю в Старо-Минской, «драпнули» прямо на Екатеринодар, задержавшись на станции Тимашевка. А теперь, должно быть, что-то произошло: нас отправляют, кажется, отвоевывать Ростов. Да, полмесяца я уже солдатом. А ведь почти только месяц тому назад я сидел в качестве члена Управы в Харькове, который судорожно сжимался от наступающих красных. Встречались, говорили, что-то делали, что-то подписывали, а сами думали: как уехать? как бы не застрять в этой сутолоке «разгрузки»? Мне удалось выбраться за два дня раньше Управы, хотя, простояв на вокзале эти два дня, я, как оказалось, уехал с Управой в один и тот же день, 25 ноября. Было мучительно стыдно за свою слабость. Вспоминались слова одного из коллег:
– В этот момент никто не должен уходить со своего поста.
И, сидя в ожидании отправления в темном коридоре на каком-то столе, я мучительно думал о том, что на моей общественной репутации легло тяжелое несмываемое пятно. Что когда, допустим через месяц, мы выгоним из Харькова большевиков, трудно мне будет заговорить тем тоном, на который я до сих пор имел право. И вспомнилась моя последняя статья в «Новой России», статья, которая написана была поистине моими нервами и кровью. «Если, чтобы истинно полюбить, – писал я, – надо оставить отца и матерь свою, то теперь наступает этот час больше, чем когда-либо прежде. И может быть, именно теперь, когда враг временно торжествует, нужно не уходить в свою скорлупу, но громко и смело закричать: «Да здравствует Добровольческая армия». Статья произвела впечатление: ко мне подходили прямо на улице и пожимали руки. Даже Евграф К., член Церковного Всероссийского собора, который, по-моему, терпеть меня не может, остановился, встретив меня у редакции, и сказал что-то прочувственное. И вот теперь первое, что я делаю, – уезжаю раньше, чем я имею право уехать.
И тут, в этом темном коридоре, блеснула в первый раз яркая мысль. Можно искупить эту вину и смыть со своего имени этот позор: надо вступить в армию. Сколько раз до этого та же мысль тревожила мою совесть. Но тогда была у меня моя мать. Я бросил ее теперь накануне ее смерти. В маленькой комнатке моих друзей, покинутая мною, она найдет себе вечный покой. Но ведь иначе было нельзя. И теперь я свободен. От всех, кого я люблю, я имею право потребовать, чтобы они не мешали моему решению, – от всех, кроме нее. Последнее служение моей родине должно быть таким, чтобы отбросить все личные привязанности, потушить в себе все иные помыслы, кроме одного: отдать, если нужно, свою жизнь. И как-то особенно ярко вспомнился сонет, который я написал несколько лет тому назад:
И было сказано: на лютне у тебя
Всего лишь три струны под нежною рукою,
Их берегись порвать – с последнею струною