– Вы были очень добры к нам. – Себастьян сделал большой глоток пива. – Но есть кое-что, что я должен сделать. Мне нужно кое-кого найти.
– Кое-кого?
– Я обещал, что найду ее. – Должно быть, пиво заставило его открыться и заговорить о сокровенном.
– Обещания влюбленных. – Мистер Джонс чокнулся с ним кружкой. – Нет ничего слаще. Удачи тебе, парень. Но если что-то не сложится, ты ведь знаешь, где нас найти, а?
Глава 61
Франция, январь 1948 года
Себастьян
Себастьян наконец-то переоделся в гражданское. Никто не знал, кто он такой; просто человек, путешествующий во Францию. Впервые в своей жизни он был свободен, но, поднимаясь по трапу корабля, пришвартованного в Портсмуте, задавался вопросом, чего бы стоила эта свобода, если бы его лишили свободы любить Элиз. Сомнения роились в голове, когда он думал о том, что могло с ней случиться и почему она не ответила ни на одно его письмо. Оказавшись на борту, он не последовал туристской тропой в рестораны или каюты, но вместо этого отыскал лестницу, ведущую на палубу, и, хотя было темно и холодно, подошел к самому носу корабля, вглядываясь в морскую даль, за которой открывалась Франция. Медленно выдыхая, он наблюдал, как матросы снимают с огромных швартовых кнехтов тяжелые, толщиной с шею, канаты. Прозвучал гудок, и они отчалили от берегов Альбиона.
Когда огни Англии померкли, он вернулся внутрь и попытался устроиться поудобнее в одном из кресел в баре, но был слишком возбужден и встревожен, чтобы уснуть. Он задремал, и, когда в шесть утра они вошли в порт Гавра, у него было такое чувство, что он вообще не сомкнул глаз. Когда они сошли на берег, cafés и boulangeries[114] только-только открывались, и он забрел в первое попавшееся заведение, где заказал кофе с багетом у стойки бара, подешевле. Никто даже не взглянул на него, и он не торопился, наслаждаясь настоящим кофе и французским хлебом. Он так и не привык к чаю с молоком, который в Англии пили галлонами.
Утолив голод, он пешком дошел до железнодорожной станции и купил билет до Парижа. В поезде он нашел место у окна и, прислонив голову к стеклу, настроился отдохнуть. Но сон не приходил к нему. Вместо этого в сознании прокручивался каждый разговор с Элиз. «Ты веришь в любовь с первого взгляда?» – однажды спросила она, и он, как идиот, ответил, что нет, не верит. Но на самом деле верил. Он полюбил ее в тот миг, когда впервые увидел в книжном магазине, и знал, что никогда не будет испытывать таких чувств ни к кому другому. Но знала ли она? Знала ли о том, что он чувствует?
С годами он все чаще задавался вопросом, удалось ли ему донести до нее глубину своих чувств. Некоторые слова было слишком трудно произнести, и он не был уверен, что они когда-либо покидали его разум и достигали ее ушей. Но потом он нашел в себе мужество записать их и отправить ей. Неужели он отпугнул ее своей настойчивостью? Слова. Слова. Он больше ничего не мог предложить, потому что все остальное у него отобрали. «Ты просто не хочешь бежать со мной, так ведь?» – бросила Элиз в сердцах, и он решил, что это шутка, но что, если она говорила серьезно? Вдруг подумала, что он не хочет быть с ней? Тогда как он хотел этого больше всего на свете.
За окном мелькали сельские просторы; поезд мчал его в Париж, и волнение нарастало вместе с тревогой. Он воображал, что, какие бы невзгоды ни пришлось пережить Элиз за эти годы, все они испарятся, как только он заключит ее в объятия. Они начнут все сначала. Они поженятся. Как можно скорее.
Кольцо. Ему нужно кольцо.
Он быстро сошел с поезда, когда тот подъехал к вокзалу Сен-Лазар, и, повернув за угол, направился к универмагу Printemps. Ювелирные украшения сверкали в витринах тут же, на первом этаже, словно приглашая его. Он уставился сквозь стекло на золотые и серебряные кольца, инкрустированные драгоценными камнями.
– Bonjour, monsieur. Могу я вам помочь? – спросила дама за прилавком.
– Bonjour, madame. Мне нужно кольцо. Обручальное, простое.
– Oui, monsieur. – Она вынесла поднос, обтянутый голубым бархатом, на котором поблескивали золотые кольца.
Он указал на самое тонкое:
– Могу я взглянуть на это?
Она подхватила кольцо и протянула ему. Оно было настолько легким, что едва ощущалось на ладони. Повертев колечко в пальцах, он мельком увидел неброский ценник. Двести франков. У него было всего триста франков. Идея потратить две трети своего состояния на кольцо казалась абсурдной. Но он хотел, чтобы именно эта покупка стала первой, которую он совершил как свободный человек.
– Я беру. – Он вытащил бумажник. – Вы положите его в футляр?
– Конечно, мсье.
Дама передала ему красиво завернутую коробочку, и он на мгновение задержал ее в руке, думая, что это первый шаг к той жизни, какой ему хотелось жить.
Он решил сэкономить на поездке в метро и дойти пешком до Сен-Сюльпис. Шагая по улицам Парижа, он узнавал город, в который влюбился с первого взгляда шестнадцатилетним юношей – целых двенадцать лет назад. Мимо спешили по своим делам женщины в элегантных туфлях на каблуке и красивых шарфах. Гудели автомобили, баржи и лодки сновали вверх и вниз по Сене. Город Света снова ожил. Даже воздух пах по-другому, и Себастьян глубоко вдохнул, наслаждаясь запахом свежего хлеба и сигарным амбре с примесью аромата цветов, выставленных в больших ведрах у лавок fleuristes[115]. Пахло свободой, возможностью выбирать еду по вкусу, жизнь по нраву и, самое главное, выбирать свою любовь. Он остановился, чтобы купить жареных каштанов; торговец склонился над древней жаровней – раскаленные угли тлели, выбрасывая облако дыма, когда он бросал орехи на металлическую сетку. Себастьян представил себе, как они с Элиз, сидя в обнимку, едят их теплыми из газетного кулька.
Добравшись до площади Сен-Сюльпис, он замедлил шаг; предвкушение и страх пульсировали в его венах. Он поспешил на рю Анри де Жувенель. Парадная дверь бордового цвета смотрела на него внушительно и несколько неприветливо. Он отбросил дурные предчувствия и нажал на серебристую кнопку сбоку, другой рукой уперся в дверь и толкнул ее. Себастьян заметил, как мадам консьерж отдернула занавеску, когда он проходил мимо окна ее каморки, направляясь к апартаментам. Он помнил, что дверь квартиры Элиз находилась слева, и дважды постучал. Он ждал, его сердце колотилось. Но за дверью царила тишина. Он снова постучался. На этот раз ему показалось, что он слышит чей-то кашель. Внезапно дверь распахнулась, и худой мужчина уставился на Себастьяна прищуренными глазами.
– Bonjour, monsieur, – начал Себастьян. – Я ищу Элиз. Элиз Шевалье.
Мужчина зашелся болезненным сухим кашлем, затем достал из рукава носовой платок и вытер нос.
– Кто ты такой?
Себастьян протянул ему руку.
– Bonjour, monsieur. Я – Себастьян. – Он не хотел называть фамилию; не хотел вставлять в разговор немецкое слово. Этот человек, вероятно, отец Элиз, явно противился рукопожатию. – S’il vous plait, monsieur[116], мне бы хотелось поговорить с Элиз.
Мужчина покачал головой и снова закашлялся.
– Я приехал из Англии, – продолжил Себастьян, опасаясь рассказывать ему слишком много.
– Pas possible[117]. – Мужчина уставился на него.
– Прошу прощения. Что вы имеете в виду?
– Pas possible! – Он повысил голос.
Себастьяну позарез нужно было взломать эту линию обороны. Он должен был увидеть Элиз или хотя бы узнать, где ее можно найти.
– Пожалуйста! – взмолился он. – Не могли бы вы сказать мне, как Элиз? С ней все в порядке?
Старик строго нахмурился.
– В порядке? – повторил он, как будто счел это слово оскорбительно поверхностным. – В порядке? Non![118] – Себастьян почувствовал, как кровь отхлынула от лица, с ужасом ожидая того, что последует дальше. – Résistance[119] добралось до нее.
– Что вы имеете в виду? – Себастьян отшатнулся назад.
– Они пришли за ней. Вытащили ее через окно. – Его глаза были холодными и невыразительными, когда он смотрел на Себастьяна. – Акция возмездия.
– Где она? – Он просто хотел, чтобы она была жива.
– Les résistants de la dernière heure[120], – продолжил старик, как будто пропуская мимо ушей вопрос Себастьяна. – В последнюю минуту каждый заделался резистантом[121]. К тому времени, как я вернулся из Германии, все было кончено. Де Голль взял бразды правления в свои руки. Установил закон и порядок. – Он сделал паузу, чтобы перевести дух, как будто слова отняли у него все силы.
– Где она? – в отчаянии повторил Себастьян.
– Однако для Элиз было слишком поздно. Они забрали ее. – Он помолчал. – И расстреляли.
Себастьян зашатался, колени подогнулись, и он, обмякнув, рухнул на пол, прижимая кулаки к глазам, пока все вокруг не окрасилось в цвет темной крови. Нет! Это невозможно. Он бы знал.
Старик хихикнул, издавая неприятный сухой звук. Он выпрямил согбенную спину и посмотрел на Себастьяна.
– Тебе лучше уйти.
Себастьян обхватил голову руками. Он не мог подняться. Лиз! Лиз! Он потерял все, чем дорожил в этом мире. Больше ничто не имело смысла. Образ ее мертвого тела взрывал мозг – кровь сочилась из ее головы, застывая в волосах. Его Лиз.
Ее отец отвернулся и зашел обратно в квартиру, с резким щелчком закрывая за собой дверь.
Себастьян не знал, как долго просидел там скрючившись, но смутно почувствовал, как открылась внутренняя дверь.
– Вы не можете оставаться здесь. – Мадам консьерж презрительно смотрела на него сверху вниз.