– Пей.
Джо не поднес стакан к губам, а склонил к нему голову, будто клюнув носом, тут же скрывшимся под ободком. Из стаканчика донесся кашель. Его первый глоток. Потом он выпрямился, вдохнул воздуха и посмотрел вокруг широко открытыми осоловелыми глазами.
– Нормально, – сказал он.
– Нормально? – спросила Жанель. – Да брось, тебе понравилось.
Он облизал губы.
– Слишком сладко.
– Это можно исправить.
Жанель выхватила из рук парня стаканчик с тем же проворством, с каким перед этим его сунула. Вернувшись к бару, она взяла лимон и посмотрела на разделочный стол.
– У кого-нибудь есть нож?
На стойке лежал большой нож, предназначенный для курицы. Жанель схватила его и воткнула в лимон. Лезвие пронзило кожуру, мякоть, а потом ее палец.
– Вот черт!
Поначалу Куинси подумала, что она решила разыграть перед Джо спектакль. Устроить «Жанель-шоу», как это называли остальные за ее спиной. Но потом увидела, как из пальца подруги хлынула кровь, тут же обагрив прижатую к нему бумажную салфетку и усеяв стойку каплями, крупными, будто лепестки розы.
– Ой! – захныкала Жанель, и у нее на глазах навернулись слезы. – Ау! Ох! Ой-ой-ой!
Куинси ринулась вперед и принялась ее утешать, выполняя свой долг соседки по комнате:
– Не волнуйся, все будет хорошо. Подними руку. Прижми вот это.
Она заметалась по кухне в поисках аптечки, пока Жанель переминалась с ноги на ногу, содрогаясь от вида крови.
– Быстрее! – поторопила она.
Под мойкой обнаружился лейкопластырь в допотопной баночке с откидной крышкой. Настолько старый, что Куинси даже не могла припомнить, когда в последний раз видела такой у себя дома. Она схватила самую большую полоску, которую только смогла найти, и заклеила ею палец Жанель, умоляя не шевелиться.
– Готово! – воскликнула Куинси, поднимая руки. – Теперь ты как новенькая.
Эта маленькая трагедия приманила Джо. Он топтался неподалеку и смотрел, как Жанель разглядывает свой перевязанный палец. Потом опустил глаза на стойку и забрызганный кровью нож.
– По виду острый, – сказал он, взял его в руку и прикоснулся к лезвию подушечкой указательного пальца, – надо быть осторожнее.
Он пристально посмотрел на Жанель и Куинси, будто желая убедиться, что они последуют его совету.
На его подбородке поблескивали бисером несколько капелек жидкости – остатки его первого коктейля. Он вытер их тыльной стороной ладони и, все так же сжимая в руке нож, облизал губы.
Полчаса спустя за мной приезжает Джефф, вызванный Джоной Томпсоном: тот нашел нужный номер в моем мобильнике, после того как я заблевала его туфли и он спросил, кому может позвонить. Теперь я стою скрючившишь над унитазом в дамском туалете, хотя желудок уже выжат досуха, как пустая бутылка. Вытаскивать меня из кабинки приходится одной из коллег Джоны, хрупкой птичке-журналистке по имени Эмили. Она приоткрывает дверь и испуганно окликает меня, не подходя ближе – будто я заразна, будто меня следует бояться.
Когда мы возвращаемся в квартиру, Джефф укладывает меня в постель, несмотря на все протесты и заверения, что мне уже лучше. По всей видимости, это ложь, так как я засыпаю, как только касаюсь головой подушки. Остаток дня я провожу в беспокойной дреме, едва замечая, как то Джефф, то Сэм заглядывают в комнату. К вечеру я окончательно просыпаюсь. Джефф приносит поднос с едой, которая сгодилась бы для тяжелого больного: куриный бульон с вермишелью, тост и имбирный эль.
– Вообще-то это не грипп, – говорю я.
– Откуда ты знаешь? – возражает он. – Судя по всему, тебе было совсем плохо.
От сочетания недосыпа, бурбона и горсти «Ксанакса». Ну и, конечно же, от Него. От Его фотографии.
– Должно быть, что-то не то съела, – уверяю я, – сейчас мне уже намного лучше. Нет, честно. Я в порядке.
– В таком случае я хочу тебя порадовать – сегодня звонила твоя мать.
Я издаю стон.
– Сказала, соседи интересуются, как ты оказалась на первых полосах газет, – продолжает Джефф.
– Одной газеты, – уточняю я.
– Она интересуется, что им говорить.
– Кто бы сомневался.
Джефф подцепляет пальцами треугольный тост, откусывает кусочек, кладет обратно на поднос. Пережевывая хлеб, он замечает:
– Может, перезвонишь ей?
– Чтобы она отчитала меня за то, что я не идеальна? – говорю я. – Спасибо, я пас.
– Она переживает за тебя, малыш. В последние дни произошло много всего. Самоубийство Лайзы. Этот материал в газете. Мы с Сэм волнуемся, как ты с этим всем справишься.
– Ты хочешь сказать, что вы с ней говорили?
– Да, – отвечает он.
– Вежливо?
– Более чем.
– Офигеть. И о чем же?
Джефф опять тянется к тосту, но я легонько шлепаю его по руке. В ответ на это он сбрасывает ботинки, забирается на кровать, ложится на бок и прижимается ко мне.
– О тебе. А еще о том, как было бы хорошо, если бы Сэм задержалась у нас на недельку.
– Ничего себе. Мистер, кто вы? И что вы сделали с настоящим Джефферсоном Ричардсом?
– Я не шучу, – отвечает Джефф, – я весь день думаю о том, что ты сказала вчера. Ты права. Мой способ отмазать Сэм был неправильным. Она заслужила более достойной защиты. Прости.
Я протягиваю Джеффу тост и говорю:
– Извинения приняты.
– К тому же, – добавляет он, откусывая кусочек за кусочком, – это дело об убийстве полицейского теперь будет отнимать у меня все больше сил, и я совсем не хочу, чтобы большую часть времени ты проводила одна. Особенно теперь, когда твою фотографию можно увидеть на каждом углу.
– Значит, ты предлагаешь сделать Сэм моей нянькой?
– Товарищем, – отвечает он, – и это была ее идея. Сказала, что вчера вы на пару что-то там испекли. В Сезон выпечки это будет очень кстати. Ты же всегда говорила, что тебе нужна помощь.
– Ты уверен? – спрашиваю я. – Для тебя это большая жертва.
Джефф склоняет голову набок.
– Кажется, ты сама не очень-то уверена.
– Я думаю, это отличная идея. Но не хочу, чтобы от этого пострадал ты. Или мы.
– Слушай, давай говорить откровенно. Вероятно, мы с Сэм никогда не станем друзьями. Но вы с ней нашли общий язык. Или могли бы найти. Да, мы с тобой не особенно обсуждаем то происшествие…
– …в этом нет необходимости, – поспешно вставляю я.
– Согласен, – отвечает Джефф. – Хотя ты говоришь, что никогда не оправишься, на самом деле ты давно оправилась. Ты уже не та девочка. Ты Куинси Карпентер, богиня тортов.
– Ну может, – говорю я, втайне очень довольная таким определением.
– Но чтобы окончательно все это преодолеть, тебе нужна поддержка. Кто-то еще, кроме Купа. И если Сэм тот самый человек, в котором ты нуждаешься, я не буду мешать.
Я в который раз осознаю, как же мне повезло, что я подцепила такого парня. Мне приходит в голову, что именно он составляет мое главное отличие от Сэм. Без него я была бы точно такой же, как она, – исступленной, озлобленной, одинокой. Бурей, которой не суждено обрушиться на берег, обреченной лишь на беспокойные метания в море.
– Ты чудесный! – говорю я, отодвигая поднос, и прыгаю на него.
Я целую его. Он отвечает на поцелуй, крепче прижимая к себе.
Накопившийся за день стресс внезапно переплавляется в вожделение, и я вдруг обнаруживаю, что неосознанно начинаю его раздевать. Ослабляю галстук, который он все еще не снял. Расстегиваю рубашку. Целую розовые соски, окруженные пучками волосков, опускаюсь ниже и чувствую, как его охватывает возбуждение.
На тумбочке рядом с кроватью начинает жужжать мой телефон. Я пытаюсь о нем не думать, полагая, что это какой-нибудь журналист или, еще хуже, мама. Но телефон продолжает настойчиво дребезжать, медленно подползая к ночнику. Я бросаю взгляд на дисплей.
– Это Куп, – говорю я.
Джефф вздыхает, его желание начинает гаснуть.
– А подождать он не может?
Не может. Куп звонил мне вчера вечером в ответ на мою эсэмэску, в которой я старалась не выказывать охватившую меня тревогу. Но в тот момент я готовила на кухне ужин и была слишком занята, чтобы ответить, тем более что рядом торчала Сэм. Если сейчас не снять трубку, он наверняка забеспокоится.
– Нет, особенно сейчас, когда моя фотография красуется на обложке, – говорю я Джеффу.
Сжимая в руке вибрирующий телефон, я спрыгиваю, поспешно направляюсь в ванную и закрываю за собой дверь.
– Почему ты не сказала, что Саманта Бойд вышла с тобой на связь? – спрашивает он в виде приветствия.
– Откуда ты знаешь?
– Получил оповещение от «Гугла», – говорит он.
Ответ настолько неожиданный, что если бы он даже сослался на инопланетян, то все равно удивил бы меня меньше.
– Но предпочел бы услышать это от тебя.
– Я как раз собиралась тебе звонить, – говорю я, и это правда. Я действительно намеревалась связаться с ним после стычки с Джоной.
– Сэм приехала ко мне вчера, решив, что после смерти Лайзы нам с ней не помешает встретиться.
Конечно, Купу можно было бы рассказать и больше. Что Сэм несколько лет назад поменяла имя. Что она подначивала меня и в итоге вынудила проглотить две лишних таблетки «Ксанакса». Что я вывалила все три обратно, когда увидела Его фотографию.
– Она все еще у тебя? – спрашивает Куп.
– Да. Поживет у нас.
– Долго?
– Не знаю. Пока не разберется со своими проблемами.
– Ты в самом деле полагаешь, что это правильно?
– А что? Ты за меня беспокоишься?
– Я всегда за тебя беспокоюсь, Куинси.
Я на несколько мгновений умолкаю, не зная, что ему ответить. Куп никогда не говорил столь прямолинейно, и мне совершенно непонятно, к чему эта перемена – к лучшему или худшему. Как бы там ни было, приятно слышать, что он переживает за меня. В этом куда больше участия, чем в кивке головой.
– Признайся, – наконец говорю я, – получив от «Гугл» оповещение, ты чуть было не приехал сюда.
– Я даже доехал до выезда на дорогу, но потом остановил себя, – отвечает Куп.