Но где-то в глубине души я знаю наверняка, что Джефф не стал бы так поступать. Он принял бы их сторону. Стал их защищать.
Даже Его.
– Выбор есть всегда, – говорю я.
Джефф ничего не отвечает. Просто смотрит в потолок, пока его веки не начинают тяжелеть и смыкаться. Несколько минут спустя он уже спит.
Я заснуть просто не в состоянии. Меня еще слишком душит злоба, поэтому я ворочаюсь под одеялом, пытаясь найти удобное положение. Если быть честной до конца, отчасти я делаю это только затем, чтобы разбудить Джеффа. Чтобы он тоже не мог заснуть. Но он не просыпается, пока стрелка ползет к полуночи, а затем к часу ночи.
В четверть второго я вылезаю из постели, натягиваю на себя какую-то несвежую одежду и на цыпочках выхожу в коридор. Увидев, что из-под двери комнаты Сэм все еще сквозит свет, я стучу.
– Входи, Куинни, – говорит она.
Войдя, я вижу, что она сидит по-турецки на кровати и читает книжку Азимова в мягкой обложке с потрепанным корешком. Она переоделась и на ней снова черные джинсы и футболка с группой «Секс Пистолз». Ансамбль дополняет кожаная куртка. Когда Сэм поднимает на меня глаза, я вижу, что она прекрасно чувствует мой гнев. И знает, зачем я пришла.
Ни слова не говоря, она слезает с кровати, копается в своем рюкзаке и достает из него – подумать только! – сумочку. Жуткого вида чудовище из кожзаменителя с короткими ручками, из-за которых носить ее можно только на локте. Вслед за ней появляется кипа книг в бумажных обложках, которые Сэм запихивает в сумочку.
– Держи! – говорит она и швыряет ее, будто мяч.
Поймав сумочку, я удивляюсь, какая она тяжелая.
– Зачем она мне?
– Приманкой будет.
Я ничего не говорю, просто выхожу вслед за Сэм из комнаты. Когда мы выскальзываем в ночь, я крепко сжимаю ручки сумки вспотевшей ладонью.
На улице, в чистом, но влажном и душном воздухе, наперекор времени года задержалось тепло. Дневной зной просочился в ночь. Когда мы подходим к воротам парка, мое лицо лоснится от пота.
В самом парке настолько жарко, что большинство охотников, встречающихся нам на пути, сбросили свои капюшоны и теперь выслеживают жертв лишь в тесно облегающих футболках. Некоторым мы киваем, будто и сами принадлежим к их числу, бороздим ночь в поисках уступчивой, податливой плоти.
В определенном смысле так оно и есть.
На этот раз тумана нет. Ночь кажется хрупкой в своей ясности. Травяные лезвия притягивают к себе лунный свет, поблескивают белизной, будто остро отточенные зубы. Листья на ветвях деревьев покачиваются, будто висельники.
Мы выбираем скамейку недалеко от той, где сидели минувшей ночью. Я вижу ее по ту сторону дорожки; уличный фонарь отбрасывает на нее треугольник света. Представляю, как сутки назад сидела там, нервничая, жаждая только одного – побыстрее уйти домой. Но сегодня я внимательно вглядываюсь в окутанные ночной тьмой уголки парка. Каждая тень словно трепещет скрытой в ней угрозой. Я к ней готова. Я ее призываю.
– Что-нибудь видишь? – спрашиваю я.
– Не-а, – отвечает Сэм, достает из кармана пачку и вытаскивает из нее сигарету.
Я протягиваю руку:
– Мне тоже дай.
– Ты серьезно?
– Я когда-то курила, – говорю я, хотя, если по правде, это было всего один раз, да и то по настоянию Жанель.
Тогда после первой же затяжки я начала кашлять так неистово, что подруга тут же отняла у меня сигарету, опасаясь, как бы со мной чего не случилось. Сегодня у меня получается лучше: я успеваю сделать две короткие затяжки и только после разражаюсь кашлем.
– Сразу видно дилетанта, – комментирует Сэм, глубоко вдыхая дым и пуская его кольцами.
– Не хвастайся, – отвечаю я.
Пока она докуривает, я просто держу сигарету в руке. Мы все так же насторожены, не сводим глаз с утопающих во мраке окрестностей.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Сэм. – По поводу Лайзы.
– Я зла.
– Это хорошо.
– Это все так неправильно. Думаю, нам было бы легче…
Я не решаюсь довести до конца мысль о том, что если бы Лайза сама наложила на себя руки, нам было бы легче с этим справиться. Даже если это так, произносить подобные вещи вслух не стоит.
– Ты действительно думаешь, что за нами кто-то охотится? – спрашивает Сэм.
– Не исключено, – отвечаю я, – ведь в определенном смысле мы знаменитости.
Хотя и печально известные. Прославившиеся тем, что умудрились выжить в самой немыслимой ситуации. И некоторые – подобно тому психу, который не поленился съездить в городок Куинси, штат Иллинойс, чтобы отправить мне письмо, – вполне способны этим заинтересоваться. Чтобы довершить то, что не доделали другие.
Сэм жадно всасывает последние остатки никотина. Потом выдыхает дым вместе с обращенными ко мне словами:
– Ты вообще собиралась рассказать мне об этом письме от Лайзы?
– Не знаю, – отвечаю я, – вообще хотела.
– А почему тогда не стала?
– Я не понимала, что оно означает.
– Теперь уже понятно, что оно означает опасность, – замечает Сэм.
И все же вот мы сидим в Центральном парке, глубокой ночью, буквально напрашиваясь на неприятности. По сути, мы их ждем. Но в прозрачной ночной тиши не видно ничего на них похожего. Только лишь тени с двумя точками тлеющих окурков стелются перед нами в свете фонаря.
– А если мы никого так и не увидим? – спрашиваю я.
Сэм кивает на свою сумочку, которая до сих пор висит у меня на руке.
– За этим мы ее и взяли.
– И когда мы ей воспользуемся?
Она приподнимает нарисованную бровь, помимо своей воли улыбается и говорит:
– Если хочешь, то прямо сейчас.
Мы быстро составляем план. Поскольку я ниже и тоньше, а значит, более легкая добыча, я буду в одиночку шагать по парку с болтающейся на руке сумочкой в виде приманки. Сэм пойдет за мной на безопасном расстоянии, в стороне от дорожки, чтобы меньше бросаться в глаза. А когда – если – на меня кто-нибудь нападет, мы дадим достойный отпор.
Надежный план. Хотя и немного безрассудный.
– Готова! – говорю я.
Сэм указывает на дорожку, вдоль которой в два ряда тянутся деревья:
– Покажи им, тигренок.
Поначалу я шагаю слишком быстро, сумка болтается на локте, моя лихорадочная торопливость способна отпугнуть даже самого опытного грабителя. Я так рвусь вперед, что Сэм за мной едва поспевает. Бросив через плечо взгляд, я вижу, как далеко позади она огибает деревья и поспешно скользит в траве.
Тогда я замедляю шаг, напоминая себе, что должна выглядеть слабой и легкодоступной. К тому же я боюсь, что Сэм так отстанет, что не сможет прийти на помощь в случае необходимости. В конце концов я перехожу на ровный, размеренный шаг и направляюсь на юг по дорожке, огибающей озеро. Вокруг никого не видно. Царит тишина, нарушаемая лишь одинокими машинами, изредка проезжающими мимо западной оконечности Центрального парка да шорохом моих собственных подошв. Справа от меня тянется серебристый, совершенно пустой парк, окруженный высокой каменной стеной. Слева поблескивает озеро, в безмятежных водах которого отражаются редкие огоньки зданий Верхнего Вест-Сайда.
Где Сэм, я точно не знаю, она крадется в темноте где-то позади. Я совершенно одна, но это пугает меня совсем не так сильно, как должно бы. Мне и раньше приходилось оказываться в лесу одной. И в ситуациях куда опаснее нынешней.
На то, чтобы сделать круг и вернуться в исходную точку, у меня уходит пятнадцать минут. Я опять стою в самом начале пути, кожа от пота стала липкой, под мышками влажные пятна. Сейчас самое разумное было бы найти Сэм и вернуться домой – в кровать, к Джеффу.
Но мне сейчас не до здравых суждений. Только не после такого дня, как сегодня. Глухая боль словно трансформировалась в голод, и небольшой прогулки по парку еще недостаточно, чтобы от него избавиться. Поэтому я решаю сделать еще один круг и снова направляюсь по дорожке вдоль озера. На этот раз в воде отражается еще меньше огоньков. Город укладывается спать, закрывая окна, словно глаза. Когда я подхожу к мосту Боу-бридж на южной оконечности озера, тьма вокруг сгущается еще больше. Ночь заключила меня в свои объятия и окутала мраком.
Но в этом мраке скрывается и что-то еще. Какой-то мужчина. Дрейфует через парк по параллельной дорожке в пятидесяти метрах справа. Сразу видно – он не из тех, кто рыщет в поисках секса. У него совершенно другая, не столь уверенная походка. Склонив голову и засунув руки в карманы черной куртки, он неторопливо и будто бы бесцельно куда-то идет. Изо всех сил стараясь не привлекать внимания и не внушать никому подозрений.
И все же он следит за мной – козырек его бейсболки то и дело поворачивается в мою сторону.
Я немного притормаживаю, сдерживая шаг, чтобы к тому моменту, когда наши дорожки пересекутся в двадцати метрах впереди, он меня обогнал. Мне очень хочется оглянуться и убедиться, что Сэм где-то рядом, но нельзя – это может его отпугнуть. Нельзя так рисковать.
На ходу он посвистывает. Тишину парка прорезает какой-то непонятный мотив, беззаботный и пронзительный. Похоже, он добивается, чтобы я расслабилась. Он пытается ослабить мою бдительность, может быть, искренне, а может и нет.
До пересечения наших дорожек остается всего ничего. Я останавливаюсь и роюсь в сумочке, чтобы наверняка привлечь к ней его внимание. Думаю, у меня получится. Она слишком большая, чтобы пройти мимо. Однако он делает вид, что ничего не замечает, и шагает дальше своей преувеличенно беззаботной походкой, пока не оказывается на одной дорожке со мной, только немного впереди. И все так же свистит, чтобы не напугать меня и заставить подойти ближе. Тоже мне Крысолов из сказки братьев Гримм.
Ноги приходят в движение. Один шаг, два, три.
Свист замирает.
Мужчина тоже.
Внезапно он резко оборачивается ко мне лицом. Зрачки в глазницах шарахаются туда-сюда – мрачные и безумные. Глаза наркомана, нуждающегося в очередной дозе. Правда, его внешний вид не внушает опасений. Впалые щеки. Тело тонкое, как черенок метлы. Он ростом с меня, может, даже ниже. Куртка делает его немного массивнее, но это лишь видимость. Типичный легковес.