Я опять пытаюсь отнять ладонь, но Джефф ее по-прежнему не отпускает.
– У тебя дрожит рука.
– В самом деле?
Я смотрю на улицу, делая вид, что разглядываю проезжающий мимо «Кадиллак Эскалад». Для меня сейчас невозможно встретиться с Джеффом взглядом. Только не когда он проявляет такую трогательную заботу.
– Пообещай мне обязательно сходить к врачу, если станет хуже.
– Ну конечно, обещаю! – лучезарно отвечаю я.
Я выпиваю еще вина, приканчивая графин, и заказываю еще один, прежде чем Джефф успевает возразить. Откровенно говоря, вино – ровно то, что мне сейчас нужно. В сочетании с таблеткой «Ксанакса», которую я приняла, как только вернулась из парка домой, алкоголь позволяет мне самым восхитительным образом расслабиться. Боль в плечах и спине уходит. Я почти не думаю ни о Сэм, ни о Лайзе, ни о Роки Руисе. А если что, прогоняю мысли еще одним глотком вина.
По пути домой Джефф держит меня за здоровую руку. Когда мы останавливаемся на перекрестке, он склоняется и целует в губы, засовывая в рот язык достаточно глубоко, чтобы по телу прокатилась дрожь страсти. Войдя в дом, мы прямо в лифте начинаем ласкать друг друга, совершенно не заботясь ни об установленной в углу камере видеонаблюдения, ни о потном, пузатом охраннике, который, вполне возможно, пялится на нас сейчас в подвале в монитор.
Когда мы переступаем порог квартиры, я прямо в холле становлюсь на колени и беру его в рот, радуясь его стонам, настолько громким, что их наверняка слышат соседи. Когда он хватает меня рукой за волосы, чтобы удерживать голову на месте, я специально подаюсь вперед в надежде, что он с силой дернет меня обратно.
Мне нужна боль. Самую малость.
Эту боль я вполне заслужила.
Потом, уже в постели, Джефф предоставляет мне выбрать фильм. Я останавливаюсь на «Головокружении». Когда по экрану во всем психоделическом великолепии технологии «Техниколор» появляются заглавные титры, я тесно прижимаюсь к Джеффу и кладу ему на грудь руку. Мы молча смотрим фильм, Джефф то начинает дремать, то опять просыпается. Но в самый кульминационный момент, когда Джимми Стюарт тащит несчастную Ким Новак по ступеням колокольни, заставляя во всем признаться, он внимательно смотрит.
– Я могу и не ехать, – говорит он, когда фильм заканчивается, – в смысле, в Чикаго. Если хочешь, останусь здесь.
– Но ведь для тебя это очень важно. Тем более, ты ведь ненадолго?
– Три дня.
– Пролетят незаметно.
– Ты могла бы поехать со мной, – говорит Джефф, – ну, если тебе хочется.
– Ты же будешь занят?
– По горло. Но ты все равно сможешь там развлечься. Тебе же нравится Чикаго. Подумай – отличный отель, местная глубокая пицца, какие-нибудь музеи.
Моя голова лежит на его плече, и я чувствую, как ускоряется ритм его сердца. Очевидно, что он действительно хочет, чтобы я поехала. Я тоже хочу. Я с удовольствием поменяла бы этот город на любой другой, всего на несколько дней. На столько, чтобы я смогла забыть о содеянном.
Но я не могу себе этого позволить, пока Сэм тут. Отведя меня к месту преступления, она недвусмысленно дала понять, что своим молчанием оказывает мне услугу. Одно неосторожное движение с моей стороны может нарушить хрупкий баланс нашей жизни. Теперь в ее власти нас погубить.
– А как же Сэм? – спрашиваю я. – Мы не можем просто взять и бросить ее здесь одну.
– Она же не собака, Куинни. И пару дней вполне сможет позаботиться о себе сама.
– Но я все равно буду чувствовать себя неловко. Тем более что она, судя по всему, не намерена задерживаться у нас надолго.
– Дело не в этом, – говорит Джефф, – я беспокоюсь о тебе, Куинни. Что-то не так. После ее появления ты стала вести себя странно.
Я отстраняюсь. А какой был замечательный вечер – пока он не начал говорить.
– Мне было тяжело.
– Я знаю. Для тебя это безумное, тяжелое время. Но меня не отпускает ощущение, что происходит что-то еще. Что-то такое, о чем ты мне не говоришь.
Я ложусь на спину и закрываю глаза.
– У меня все в порядке.
– И ты клянешься, что сказала бы, если бы что-то было не так?
– Да. Пожалуйста, хватит об этом спрашивать.
– Я просто хотел убедиться, что когда я уеду, у тебя все будет хорошо, – говорит Джефф.
– Разумеется, будет. У меня же есть Сэм.
Джефф откатывается в сторону.
– Это меня и беспокоит.
Лежа на спине и стараясь дышать как можно ровнее, я целый час жду сна, уговаривая себя, что вот-вот отключусь. Однако мысли в моей голове сплелись в плотный, неустанно копошащийся клубок и совсем не торопятся утихать. Я представляю их в виде кадров сновидения из «Головокружения» – ярких, без конца вращающихся спиралей. У каждой из них свой цвет. Мысли об убийстве Лайзы красные. О Джеффе и его тревоге – зеленые. О Джоне Томпсоне, уверенном, что Сэм мне лжет, – синие.
Спираль Сэм черная, едва заметная на фоне бессонного сумрака моего мозга.
Когда стрелки переваливают за час ночи, я встаю с постели и крадусь в коридор. Дверь гостевой закрыта. Полоски света под ней нет. Может, Сэм уже вернулась. Может, и нет. Теперь даже нельзя с уверенностью сказать, дома она или нет.
Я устраиваюсь на кухне и включаю ноутбук. Раз уж мне не спится, вполне можно заняться делами блога, что сейчас крайне необходимо. Но вместо «Сладостей Куинси» пальцы сами открывают электронную почту. В папке «Входящие» несколько десятков новых писем от журналистов, некоторые из Франции, Англии и даже Греции. Я прокручиваю их, превращая ряд адресов в безликое пятно, и останавливаюсь, только когда вижу адрес, не имеющий к репортерам никакого отношения.
Lmilner75
Я открываю письмо, хотя и без того знаю его содержание наизусть. Неоново-розовое, если воспользоваться цветной шкалой мыслей из «Головокружения».
«Куинси, нам нужно поговорить. Это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста, ответь мне».
– Что с тобой случилось, Лайза? – шепчу я. – И почему это было так важно?
Я открываю в браузере новое окно и попадаю в «Гугл». Вбиваю в поисковую строку имя Сэм и вполне предсказуемо получаю целую кучу ссылок о событиях в «Найтлайт Инн», смерти Лайзы и Последних Девушках. Хотя среди них изредка и встречаются материалы, посвященные исчезновению Сэм, мне не удается обнаружить в них ни малейшего намека на то, где она все это время была.
Тогда я задаю поиск по словам «Тина Стоун», и на меня обрушивается целая лавина информации о женщинах с таким именем. Профили в «Фейсбуке», некрологи и посты в «ЛинкедИн». Откопать сведения о конкретной Тине Стоун кажется невозможным. Интересно, а сама Сэм понимала это, когда выбирала себе имя? Может, когда-то она, как и я сейчас, увидела перед собой целое море Тин Стоун и решила в него нырнуть, уверенная, что уже никогда не поднимется на поверхность?
Я выхожу из «Гугла» и возвращаюсь к письму Лайзы.
«Куинси, нам нужно поговорить. Это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста, ответь мне».
По мере чтения в текст будто пробираются слова Джоны Топсона, придавая ему совсем другой смысл.
«Это касается Саманты Бойд. Она вас обманывает».
Я собираюсь снова погуглить, но в этот момент сзади доносится какой-то звук. Приглушенный кашель. А может, и едва слышный скрип половицы. Потом кто-то материализуется прямо у меня за спиной. Я захлопываю ноутбук, резко поворачиваюсь и вижу перед собой Сэм, которая молча и неподвижно стоит в темной кухне, уперев в бока руки. Ее лицо абсолютно непроницаемо.
– Ты меня напугала, – говорю я, – давно вернулась домой?
Сэм пожимает плечами.
– Давно здесь стоишь?
Снова движение плечами. Она могла стоять у меня за спиной все это время, а могла появиться только секунду назад. Поди теперь узнай.
– Не спится?
– Не-а, – отвечает Сэм. – Тебе тоже?
Я пожимаю плечами. Я тоже так умею.
Уголки рта Сэм немного кривятся, сопротивляясь улыбке.
– У меня есть одно средство, которое может помочь.
Пять минут спустя я сижу на ее кровати с бутылкой бурбона на коленях, стараясь унять дрожь в руках. Сэм красит мне ногти сверкающим черным лаком – на каждый словно ложится миниатюрное нефтяное пятнышко. Прекрасно сочетается со струпьями на костяшках пальцах, теперь приобретших цвет ржавчины.
– Этот цвет тебе подходит, – говорит Сэм, – такой же загадочный.
– Как он называется?
– Черная смерть. Я его выбрала в «Блумингдейлсе».
Я с понимающим видом киваю. Стащила.
Несколько минут мы молчим. Потом Сэм ни с того ни с сего говорит:
– Мы ведь друзья, правда?
Еще один ее вопрос-матрешка. Ответить на него означает дать ответ на все остальные.
– Конечно, – отвечаю я.
– Хорошо, – говорит она, – это очень хорошо, Куинни. Представь себе, что было бы, если бы мы с тобой не дружили.
Я пытаюсь прочесть выражение ее лица. Но оно пусто и бесстрастно.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, я теперь очень многое о тебе знаю, – спокойно отвечает она. – О том, на что ты способна. О том, что действительно сделала. Не будь мы подругами, я могла бы использовать все это против тебя.
Мои ладони в ее руках напрягаются. Я пытаюсь справиться с неистовым желанием вырвать их и выбежать из комнаты с недокрашенными, испещренными черными полосами ногтями. Но вместо этого ласково смотрю на нее, надеясь, что она поверит в мою искренность.
– Этого не случится, – говорю я, – мы теперь подруги на всю жизнь.
– Это хорошо, – отвечает Сэм, – я рада.
Комната опять погружается в тишину. Она длится еще пять минут. После чего Сэм засовывает покрытую черным лаком кисточку обратно в пузырек, натянуто улыбается и говорит:
– Ну все, готово.
Не успевают ногти высохнуть, как я покидаю комнату, с трудом поворачивая ладонями дверную ручку. Выйдя в коридор, я дую на пальцы, чтобы лак побыстрее превратился в блестящий панцирь. Потом направляюсь в нашу спальню, бросаю мимолетный взгляд на Джеффа, желая убедиться, что он крепко спит, и проскальзываю в ванную.