приказал группе построиться, после чего на группу были внезапно наведены стволы пулеметов, и они были вынуждены сдаться…»
Нужно отметить, что, несмотря на досадный случай пленения, Виктор Сигизмундович Рачковский (поляк по национальности) очень мужественно вел себя в плену, возглавив в дальнейшем одну из крупных подпольных организаций в концлагере.
Последний пленный советский офицер – Шалунов, старший политрук, военком артиллерийского дивизиона 138-й стрелковой бригады, 37 лет, профессор Астраханского университета. Он сообщил, что из 16 76-мм орудий в бригаде осталось всего 7, боезапас – 200 выстрелов на батарею, бригада понесла сильные потери, штаб бригады отошел в район Лабораторной балки. Шалунов показал, что вместе со штабом находятся 30 человек из 1165-го полка 345-й дивизии, 75 человек из 138-й бригады, 200 человек из строительных батальонов, 125 человек из различных частей[351].
Противник также нес тяжелые потери. Боевой состав пехотных частей, по данным 11-й армии, был предельно ослаблен.
54-й корпус:
– 22-я пехотная дивизия: 7 очень слабых батальонов (от 70 до 150 человек). Дивизионная артиллерия в полном составе. 213-й полк – 2 батальона по 30 процентов штатной численности.
– 24-я пехотная дивизия: 8 батальонов, в среднем 20 процентов состава. Дивизионная артиллерия в полном составе.
– 50-я пехотная дивизия: 5 батальонов, в среднем 25 процентов состава. Дивизионная артиллерия в полном составе, но ограниченно подвижна.
– 132-я пехотная дивизия (без своих пехотных полков, но с 42, 72, 97 полками 46-й пехотной дивизии): 9 батальонов, из них 6 ничтожного состава. Дивизионная артиллерия в полном составе, но ограниченно подвижна.
30-й корпус:
– 170-я пехотная дивизия (без 401-го полка, но с приданными 105-м, 420-м пехотными полками и 3 батальоном 318-го полка): 12 батальонов. Дивизионная артиллерия в полном составе.
– 72-я пехотная дивизия (без 105-го полка, но с подчиненными 401-м пехотным и 83-м егерским полками): 12 слабых батальонов (в среднем по 90 человек), численность 83-го полка – 200 человек.
– 28-я легкопехотная дивизия (без 83-го полка, но с приданным 360-м полком и 318-м полком без одного батальона) В сумме – 7 батальонов. Дивизионная артиллерия в полном составе, но ограниченно подвижна.
Глава 4Отход на линию прикрытия эвакуации (30 июня 1942 года)
Ночь с 29 на 30 июня
Командование Северокавказского направления, чтобы отвлечь противника от Севастополя, предприняло еще одну неудачную попытку высадить отвлекающий десант. Немецкая «группа Маттенколотта» сообщила о том, что в районе Керчи незадолго до полуночи была произведена попытка высадки десанта с 13 парусно-моторных шхун. Огнем артиллерии 5 из них были потоплены.
Вечером 29 июня был подписан приказ по 54-му корпусу с задачами на следующий день, который содержал следующие положения:
«Задачи дивизиям:
а) 24-я пехотная дивизия как можно скорее захватывает линию: юго-западный угол Килен-бухты – казарма 300 м западнее 1632 (казармы школы оружия) и южнее, далее, развивая успех, выйти северо-восточнее 1630 (Малахов курган). 31-й усиленный пехотный полк с захваченных позиций обеспечивает переправу 22-й пехотной дивизии. В случае невозможности переправа производится с батарейного мыса в бухты западного берега.
б) 22-я пехотная дивизия атакует через балку 1632–1656 и захватывает линию от высоты 1631 (Камчатский люнет) вдоль противотанкового рва до 1668».
50-й пехотной дивизии ставилась задача уничтожения вражеского сопротивления окруженных советских войск между 1682 (дамба через верховья бухты, ее северный конец) и 1615 (дамба, южный конец). Кроме того, в документе указывалось, что «50-я пехотная дивизия атакует в направлении на старый форт (зенитная батарея над станцией Инкерман), захватывает его и выходит в район 1658 и готовится нанести удар в направлении 1670» (редут «Виктория»). Это означает, что находившийся в окружении батальон 138-й бригады на высоте Уч-Баш еще продолжал сопротивление.
Немецкому 32-му полку ставилась задача находиться в готовности к атаке на высотах западнее станции Инкерман.
По данным 50-й пехотной дивизии, в 1.20 (02.20 по советскому декретному времени) прогремел мощный взрыв. Вопрос взрыва штолен требует отдельного изучения, но ряд деталей все же удалось выяснить. Прежде всего, взрыв штолен производился группой подрывников под командованием старшины 1-й статьи Николая Бордо (всего 10 человек)[352]. П.П. Саенко вместе со старшим оперуполномоченным Зудиным убыли задолго до взрыва (потому и не попали в плен). По воспоминаниям ряда советских ветеранов, их видели около полудня в районе Лабораторного шоссе, незадолго до взрыва в Лабораторной балке. В районе штолен вечером 29 июня их не видел никто. Кроме того, в ночь с 29 на 30 июня прорваться из штолен было уже невозможно.
Конечно, все это верно в том случае, если подрыв производил лично Саенко. А по его утверждению, все происходило именно так. Из воспоминаний П.П. Саенко: «Трудности с каждым днем все усиливались. Обстановка для нас складывалась очень тяжелая. Я имел связь с командиром 25-й Чапаевской дивизии генералом Коломийцем. Последний раз я имел с ним свидание 24 июня. Я его спрашивал, какая обстановка на передовой, он сказал: «Обстановка очень тяжелая» – и посоветовал мне связаться с командиром 345-й дивизии полковником Гузь. Я взял одного из бойцов, ночью пробрался к нему, нашел его и сказал, что мне посоветовал генерал связаться с вами, меня интересует фронт. Он сказал, что он оставлен здесь в Инкермане старшим, и обещал меня держать в курсе всех событий. Я его познакомил с матросом, который был предан мне, из рабочего батальона тыла ЧФ и который будет на связи. 28-го числа убыл и штаб 345-й дивизии из Инкермана, якобы им был предоставлен какой-то корабль для переброски их на Большую землю, а мне посоветовал выполнять данные моим командиром указания, но предупредил, что, возможно, где-то есть наши части в лесу, так чтобы не взорвать склады раньше времени. Надо было чутьем все установить, да и жаль было рвать боеприпасы и штольни, ведь это труд многих людей. И оставить тоже нельзя – ими могли бить наших бойцов, а обстановка складывалась все хуже и хуже.
Самыми тяжелыми были для нас 28 и 29 июня: уже наши части были на Максимовой даче и немцы туда сосредоточили лавину огня. Мы оказались в полном окружении. В эти дни фашисты что только не предпринимали против нас и нашего объекта, они сбрасывали авиабомбы, снаряды, огнеметы разбрызгивали горячую жидкость, сбрасывали бочки с бензином и разные другие предметы, которые сперва действовали на нервы, а потом все свыклось. На объекте, особенно в районе штолен, горело все, что только могло гореть. И вот 29 июня часов в 12 дня в районе Сахарной головки показались какие-то части, которые идут по направлению к нам, и расположились под нашими штольнями. Когда мы ночью, замотав голову полотенцем, начали наблюдать, что же это за части, то оказалось, что это недобитые фашистские головорезы. Там были установлены кухни, прибыли легковые машины. Я пообещал, что я им сделаю «хай». Собрались посовещаться и выработать план дальнейших действий. Решено было связаться с той стороной, разузнать, что творится «там». Послали одного матроса, тот не вернулся. Послали второго, был пожарный, сам родом из Донбасса. Когда он вышел, его кто-то ударил прикладом, но парень был богатырского сложения, схватил того, кто ударил, за шиворот и ввел его в штольню.
После этого все штольни были закрыты снаружи. Всему личному составу было приказано оставить штольни и пробираться к нашим по направлению к Максимовой даче. А.Л. Полей, я и Горжий договорились ночью поджигать фитили ровно через 10 минут, сверили часы. Когда настало время, А.Л. Полей смотрел, чтобы никто не вошел в штольни, а я с папиросой в руке пошел поджигать штабеля с боеприпасами. Пошли к выходу. Когда доходили до штольни № 2, там скопилось человек 70. Начали продвигаться к выходу, но меня остановили бойцы и говорят: «Обождите, он перестанет стрелять, и потом уйдем». Я, зная, что фитили горят и что в штольне № 4 заведен часовой механизм, что вот-вот произойдет взрыв большой силы, ответил: «Лучше погибнуть под снарядом, чем под камнем» – и вышел. За мной вышла часть бойцов. Впоследствии выяснилось – это были мой артсодержатель и из караула несколько человек. В это время произошли взрывы снарядов. Я только почувствовал, что меня кто-то схватил и бросил. Когда пришел в себя, вижу Кондратьева и еще несколько товарищей, спрашивают: «Жив?» – «Жив!»
Мы продолжили движение по оврагам, балкам. У хутора Дергачи в балке мы встретились с директором завода шампанских вин Н.Н. Петренко и чуть друг друга не постреляли. Я его доставил до командного пункта Горсовета, а дальше не знаю, что с ним случилось. По прибытии я доложил своему начальнику товарищу Старине, что приказание выполнено, штольни подорваны»[353].
Противник в донесении 50-й пехотной дивизии указывает, что в 1.20 произошла серия взрывов в скальном массиве (указаны координаты высоты Уч-Баш)[354].
В связи с этим возникает много вопросов, особенно в свете того, что в штольнях собирались обороняться остатки 3-го полка морпехоты во главе с командиром полка.
Е.И. Жидилов утверждает, что он встретил командира 3-го полка морской пехоты полковника Гусарова 30 июня у вокзала: «В арьергарде защитников Севастополя мы медленно отходили к городу. К нам присоединяются подразделения 3-го морского полка полковника Гусарова. Они стойко обороняли высоту 171,0. И только когда от полка осталось не более роты, моряки отошли и скрылись в балке. Вместе с Гусаровым мы начинали бои под Севастополем в ноябре на Мекензиевых горах и вот снова с ним встретились в последний день обороны – в балке Делагарди. Гусаров, узнав меня, молча жмет руку, качает головой. Мы идем в суровом молчании, с автоматами в руках. То и дело останавливаемся на короткое время, чтобы отбиться от наседающих фашистов, и снова идем. Нас преследуют танки врага. Они медленно, осторожно ползут по холмистой местности, стреляя из пушек. Полковник Гусаров, который все время шел рядом со мной, вдруг останавливается и медленно валится на бок. Подхватываю его, осторожно опускаю на землю. Он не дышит. Осколок сразил его насмерть. Обнажив головы, склоняемся над бездыханным телом. Погиб еще один из героев, с именем которого была связана семимесячная эпопея ожесточенной борьбы за Севастополь. Морской полк Гусарова неоднократно отмечался в сводках Верховного командования. Мы осторожно положили тело товарища на проходившую мимо грузовую машину и продолжили свой тяжкий путь».