Далее, позиции занимали остатки 4-го сектора обороны. Как указывает бывший начарт 95-й стрелковой дивизии Д.И. Пискунов, «командование Приморской армии… в ночь на 30 июня приняло меры к стабилизации фронта. Например, в район редута «Виктория» вышел 1/90 сп и занял оборону между верховьями Килен-бухты и Докового оврага, прикрыв доступ на плато между этими балками, а также к курганам Камчатка и Малахов; 57-й артполк в то же время занял оборону в районе высоты 77,4, оседлал дорогу, идущую в Севастополь от Сапун-горы, и прикрыл доступ в Доковый овраг и Лабораторную балку.
Линию прикрытия эвакуации занимали свежая 142-я стрелковая бригада, 9-я бригада морской пехоты, сводные батальоны. На линии прикрытия эвакуации были сосредоточены три советских артиллерийских дивизиона, две зенитные батареи, достаточно много отдельных орудий, оставшихся после разгрома артиллерийских частей.
1-й дивизион 134-го гаубичного артполка (командир – капитан Постой) был сосредоточен в районе Рудольфовой горы, но снарядов не имел[371].
99-й гаубичный артполк потерял два дивизиона из трех. 152-мм дивизион имел боезапас и смог частично отойти. Две батареи 3– (7-я) и 4-орудийная (9-я) отошли к Молочной ферме, 2-орудийная батарея № 8 осталась у редута «Виктория»[372].
Севастопольские части были разбросаны по разным рубежам, ни один из которых не являлся сплошной линией обороны. Обычно такая ситуация складывается тогда, когда утеряно или брошено управление войсками, но за счет крепкого среднего звена части выполняют приказ до конца. Можно было бы предположить, что была утеряна связь с войсками, однако их положение прослеживается по советским сводкам. Значит, связь была.
Второй вариант: сводки составлялись по данным прибывающих на 35-ю батарею командиров, но в этом случае они не в полной мере отражают сложившуюся к тому моменту обстановку. Отныне предпочтительно пользоваться документами противника, так как советские документы или не сохранились, или имеют крайне низкую достоверность.
По данным немецких источников, часть советских войск еще занимала рубеж по Килен-балке, образуя сплошной рубеж. Часть сил занимала Тыловой рубеж от редута «Виктория» до Английского кладбища и Максимовой дачи. Противник особо отмечает интенсивный огонь из района расположения дотов № 18 и 20 и минометный огонь, источник которого установить противнику не удалось. Часть подразделений (109-я стрелковая дивизия) почему-то отводилась на рубеж Николаевка – Мраморная балка. При этом между 109-й стрелковой дивизией и Тыловым рубежом была оставлена брешь (в районе 5-го километра Балаклавского шоссе). Продвижение по дороге в Камышовую бухту фланкировалось всего одним дотом (№ 30).
Наиболее боеспособные части были собраны на линии прикрытия эвакуации. При этом части, прикрывавшие город, были обезглавлены. Командиры дивизий были собраны на 35-й батарее и обратно в свои части уже не вернулись.
Артиллерия при этом была частично оставлена на своих позициях и осталась без прикрытия пехоты. Из воспоминаний бывшего командира 2-го дивизиона 953-го артполка 388-й стрелковой дивизии М.К. Норенко: «Со мной все это время находился представитель 381-го полка. Был он и 29 июня. В 22.30 его вызвал по телефону начальник штаба полка майор Обрезанов. Разговор был лаконичным. Он мне сказал: «Полку приказано сняться с позиций и двигаться на мыс Херсонес». Больше он мне ничего не сказал. «А как же я?» – спросил я его. «Я не знаю, позвоните Обрезанову». – «Почему Обрезанову, а не Макеенок?» – «Подполковника Макеенок на КП уже нет!» Таким образом, пехоту отводили, оставляя артиллерию.
Оборона была дезорганизована. Высшее командование севастопольской обороной утратило волю к сопротивлению. Единственным организованным рубежом был рубеж прикрытия эвакуации, где командиры находились в своих частях. Остальные части были предоставлены сами себе. Тем не менее сопротивление продолжалось и 30 июня 1942 года.
Планы противника были следующими: основной удар 30-го числа был намечен в обход города, в направлении линии прикрытия эвакуации, по достижении которой одна дивизия должна была повернуть на север и отсечь город от позиций на Гераклейском полуострове.
Из приказа по 11-й немецкой армии:
«1. Переправа через Северную бухту и Чернореченскую долину удалась, так же как и прорыв Сапунской позиции. Наступление успешно продолжается.
2. Армия наносит удар в направлении мыса Херсонес, уничтожая противника южнее и юго-западнее Севастополя.
3. 54-й корпус охватывает город и захватывает высоты 1667, 1666, 1679 (Английский лагерь).
4. 30-й корпус, огибая противотанковый ров, продвигается к мысу Херсонес, отсекая противнику все попытки к отступлению. 72-я пехотная дивизия высвобождается за счет 1-й горнострелковой дивизии… 3-й батальон 204-го танкового полка подчиняется 30-му корпусу, ему же подчиняется 223-я рота трофейных танков. В резерве 57-й полк, усиленный 9-м пионерным батальоном, сосредоточен в Верхнем Чоргуне»[373].
Утро 30 июня. Корабельная сторона
В 9.50 30 июня 1942 года Ф.С. Октябрьским была отправлена следующая телеграмма, важнейшая для понимания дальнейших событий:
«Кузнецову, Буденному и Исакову.
Противник ворвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия протекали в характере уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали, дрогнули, хотя большинство продолжает героически драться. Противник резко увеличил нажим авиации танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2–3 дня. Исходя из данной конкретной обстановки, прошу вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200–300 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».
Противник отмечает, что в течение всей ночи шло уничтожение очагов сопротивления советских войск в следующих районах:
– траншеи на середине склона Сапун-горы, где сражались бойцы 7-й бригады морской пехоты;
– в районе редута над Инкерманом (большинство пленных – из 3-го батальона 138-й бригады);
– на скатах Сапун-горы над Электроподстанцией (большинство пленных – из 8-й бригады морской пехоты);
– в районе высоты Суздальская (полк дотов и дзотов, 703-я батарея).
Противник 30 июня готовился наступать. Немцы ожидали, что советские войска будут упорно защищать город и Корабельную сторону. Этот сценарий сулил серьезные потери для немецкой стороны. В связи с этим противник сосредоточил достаточно много тяжелой артиллерии для ведения огня по городским кварталам.
Из приказа 306-й высшей арткомендатуре с задачами на 30 июня 1942 года: «Карл» обстреливает Малахов бастион 30 выстрелами, «Гамма» также ведет огонь по этому укреп лению, 42-см «Шкода» стреляет по Корниловскому укреп лению в районе ориентира 1631[374]. М-1 ведет огонь по батарее на северо-восточной оконечности Стрелецкой бухты»[375].
Возможно, огонь тяжелой немецкой артиллерии как раз и явился причиной достаточно быстрого продвижения немецкой 24-й пехотной дивизии. Последняя силами 31-го полка достаточно быстро захватила территорию Школы оружия Учебного отряда[376] и вышла к Малахову кургану.
Саперные части, державшие под обстрелом входы в Троицкий тоннель с блокированным в нем бронепоездом, приступили к штурму с использованием подрывных зарядов и дыма. После задымления сдалось 307 человек. Согласно допросам пленных, в тоннеле оставался в основном экипаж бронепоезда[377].
В 9.00 начался штурм Малахова кургана; бои продолжались до вечера. Этот опорный пункт стал ключевой точкой обороны левого фланга. В строю оставалось одно 130-мм орудие, которое прикрывали 45 оставшихся в живых батарейцев. В ночь с 29-го на 30-е на батарею, с редута «Виктория», прибыл взвод охраны и личный состав штаба 177-го артдивизиона во главе с командиром дивизиона майором В.Ф. Моздалевским. Вместе с ним прибыло еще 45 человек. Начальник штаба дивизиона М.Х. Гольденцвейг ночью был послан в тыл дивизиона за пополнением. К защитникам примкнули еще 30 человек, отбившихся из своих частей. Утром завязался бой. К 11 часам вернулся майор М.Х. Гольденцвейг, приведя на батарею еще 50 человек – тыловиков 177-го дивизиона. При прорыве погиб брат Гольденцвейга, который был с ним в одной группе. «Когда я прорвался на Малахов курган, – рассказывал после войны Гольденцвейг, – первое, что я увидел, был Моздалевский. Он бросился на танки со связкой противотанковых гранат, и два танка были подорваны. Только чудом отважный Моздалевский и с ним еще три бойца уцелели».
Курган удалось удержать до вечера, но при этом оба орудия были разбиты, а в строю оставалось всего 30 человек. Отдельный батальон флотского экипажа под командованием майора К.С. Сонина и военкома старшего политрука П.И. Латышева свои позиции удержал, но в этом бою герой Перекопа майор К.С. Сонин погиб. Латышев был ранен в грудь и контужен. Краснофлотец Михаил Ерышев сумел вывезти военкома в район 35-й батареи, откуда его переправили на Большую землю. Противник прорвался на участке 79-й бригады в районе Килен-балки.
Получили ранения командиры рот этого батальона лейтенант Григорий Мамонов и младший лейтенант Иван Глущенко, но оставались в строю и продолжали руководить боем. И все же под натиском превосходящих сил врага батальон вынужден был отходить, упираясь своим флангом в Малахов курган. В ходе одной из контратак был убит лейтенант Г. Мамонов. Остатки батальона возглавил младший лейтенант Глущенко. К 16 часам остатки бригады и батальона оборонялись полукольцом: от моря в районе Ушаковой балки, к обратным скатам Малахова оврага и далее к вокзалу. Около 16 часов части 22-й немецкой дивизии, обходя Камчатку и Малахов курган, просочились по Доковому оврагу к казармам Севастопольского училища зенитной артиллерии (СУ