Для этой операции предусматривалось несколько вариантов. 29 июня 1942 года по приказанию командования СОРа один из транспортных самолетов ПС-84 («Дуглас») из МАГОН после выгрузки был поставлен в отдельный капонир под охрану бойцов группы особого назначения Черноморского флота (группа 017). Кроме того, в районе Камышовой бухты на грунте находились две подводные лодки Л-25 и Щ-209, пришедшие 29 июня с грузом боезапаса. В резерв также были взяты два сторожевых катера 1-го дивизиона строжевых катеров СКА № 021 и СКА № 0101, которые находились на временной стоянке в бухте Камышовой.
Никто из «эвакуировавшихся» фактически разрешения на эвакуацию не имел. Телеграмма от замнаркома ВМФ вице-адмирала Алафузова выглядела так: «Военному совету Черноморского флота. Нарком ваше предложение целиком поддерживает. Будет доложено Ставке. 30.06.42 г. 17 час. 10 мин. Алафузов. Никитин». То есть это не было разрешение на эвакуацию, а просто констатация мнения наркома. В своих воспоминаниях бывший нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов пишет: «Об этой телеграмме (имеется в виду телеграмма Ф.С. Октябрьского с запросом на эвакуацию, направленная в 9.50) мне доложили в 14.00 30 июня. Армейское командование в Краснодаре еще болезненно переживало недавнюю катастрофу на Керченском полуострове. Я полагал, что Главком направления вряд ли сам примет решение, не запросив Ставку. Времени для согласования и запросов уже не оставалось. Было ясно, что Севастополь придется оставить. Поэтому, еще не имея согласия Ставки, я приказал немедленно ответить вице-адмиралу Ф.С. Октябрьскому: «Нарком ваше предложение целиком поддерживает». Переговорив по телефону со Сталиным, я в 16.00 послал военному совету ЧФ вторую телеграмму: «Эвакуация ответственных работников и ваш выезд разрешены».
Фактически телеграмма была датирована другим временем. В 18 часов Н.Г. Кузнецов встретился со Сталиным и в 18.40 направил телеграмму от своего имени. Обращает на себя внимание, что речь идет об ответственных работниках, а не о командовании армией.
Вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, возможно, и имел право на эвакуацию, как командующий флотом. Но с другой стороны, как командующий СОР, назначенный Ставкой, и подчиненный командующего Северокавказского направления, он был обязан оставаться в Севастополе до получения разрешения от маршала С.М. Буденного. И.Е. Петров не имел права на эвакуацию, но он получил разрешение от командующего СОР Ф.С. Октябрьского.
Если подходить строго, то организованная севастопольская оборона завершилась в ночь с 30 июня на 1 июля 1942 года, когда командующий флотом и СОР, вице-адмирал Ф.С. Октябрьский покинул Севастополь. В советской исторической традиции датой окончания обороны Севасто поля принято считать 3 июля 1942 года, когда вышло официальное сообщение Совинформбюро, в котором указывалось, что советские войска оставили город Севастополь. В немецких источниках датой падения Севастополя принято называть 1 июля 1942 года, когда поступило соответствующее донесение от командующего 11-й армией Эриха фон Манштейна.
Но если подходить не с формальной точки зрения, а с точки зрения реальной истории и изучения фактически происходивших событий, то обе даты окажутся неверными. Официально назначенный Ставкой командующий ЧФ и СОР вице-адмирал Ф.С. Октябрьский покинул город в час ночи 1 июля 1942 года. Покидая город, он не назначил командующего СОР, более того, он обезглавил оборону, разрешив эвакуацию командующему Приморской армии генерал-майору И.Е. Петрову. Командующий ЧФ и СОР не имел полномочий на этот шаг, так как именно Петрову планировалось передать командование.
Тем не менее, отбывая, И.Е. Петров оставил вместо себя заместителя – генерал-майора П.Г. Новикова. Поэтому условно можно считать, что «организованная» оборона продолжалась, хотя П.Г. Новиков не обладал соответствующими полномочиями и возможностями для управления.
По определению, СОР объединял флотские и армейские войсковые части. Но генерал-майор П.Г. Новиков, по сути, не являлся командующим всей обороной. Он командовал лишь отрядом, сформированным из остатков некоторых частей Приморской армии.
Командующий ЧФ и СОР эвакуировался через потерну, ведущую к правому командно-дальномерному пункту (ближайшему к аэродрому). Адмирал был без кителя и знаков отличия, в гражданском плаще. Сам он на конференции 1965 года говорил об этом так: «Меня вывели из-под 35-й батареи в каком-то пальто, которое на меня набросили, посадили на самолет в Херсонесе как арестованного»[396].
И.С. Маношин в своей книге «Героическая трагедия» утверждает, что «посадка и вылет командования СОРа с Октябрьским, по словам командира самолета ПС-84 Скрыльникова, стоявшего в отдельном капонире, оставленном в Севастополе еще с вечера 29 июня и находившегося в готовности № 1, проходила в драматической обстановке. Она складывалась так, что посадке командования СОРа, сопровождающих лиц и вылету самолета могла помешать многотысячная толпа неуправляемых бойцов и командиров, гражданских лиц, пытавшихся улететь. Их возбуждение росло с каждым улетающим самолетом. Командование СОРа с трудом пробилось к самолету. Этим самолетом должны были улететь также командир 3-й ОАГ ВВС ЧФ полковник Г.Г. Дзюба и военком, полковой комиссар Б.Е. Михайлов. Видя такое положение, Михайлов обратился ко всем со словами: «Я остаюсь для приема самолетов!» – что несколько успокоило толпу людей. Но когда этот последний находившийся на аэродроме самолет завел моторы и стал выруливать на взлетную полосу, то, как пишет В.Е. Турин, из группы особого назначения ЧФ, охранявшего самолет, многотысячная толпа бросилась к нему, но автоматчики охраны не подпустили ее. Некоторые из толпы открыли огонь по улетавшему самолету. Были ли это отчаявшиеся люди или немецкие агенты, трудно сказать».
Эта информация вызывает большое сомнение. Аэродром являлся режимным объектом и находился под охраной. «Толпу» могли создать только те, кто был допущен на аэродром в силу своей должности, так как допуск на территорию аэродрома осуществлялся по пропускам или посадочным талонам.
После отлета Ф.С. Октябрького на Кавказ охрана аэродрома была ослаблена, и обратный вылет самолетов МАГОН оказался крайне затруднен. Комендант Херсонесского аэродрома майор Попов, на которого была возложена организация посадки на самолеты, самоустранился от своих обязанностей и улетел первым же самолетом. Впоследствии он был приговорен военным трибуналом к расстрелу и бежал к немцам. В связи с этим самолеты действительно начали брать штурмом.
Обратно 12 самолетами было вывезено 3490 кг груза и 251 человек: 29 раненых и 222 пассажира. Уже после отлета Ф.С. Октябрьского на Кавказ была получена радиограмма от С.М. Буденного: «Октябрьскому и Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза раненых, войск, ценностей. Генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза».
Но к этому времени И.Е. Петров тоже покинул Севастополь на борту подводной лодки Щ-209. Отход подводной лодки несколько задержался из-за опоздания адъютанта И.Е. Петрова старшего лейтенанта Ю.И. Петрова (сына командующего). Начальника штаба БО полковника И.Ф. Кабалюка дожидаться не стали.
В ночь с 30 июня на 1 июля эвакуировались:
– начальник штаба Приморской армии генерал-майор Н.И. Крылов;
– члены Военного совета Приморской армии дивизионный комиссар И.Ф. Чухнов и бригадный комиссар М.Г. Кузнецов;
– начарт Приморской армии генерал-майор Н.К. Рыжи;
– начальник бронетанковых войск Приморской армии полковник Кабанов и его заместитель подполковник Максимов;
– начальник разведотдела Приморской армии подполковник В.С. Потапов и комиссар разведотдела батальонный комиссар Костюк;
– начальник тыла Приморской армии интендант 1-го ранга Ермилов;
– начальник оперотдела штаба Приморской армии майор Ковтун-Станкевич;
– начальник связи Приморской армии полковник Богомолов и комиссар Фишман;
– начальник особого отдела Приморской армии полковой комиссар А.Т. Никифоров, его зам капитан П.И. Токарев, старший лейтенант Рачков;
– начфин армии интендант 1-го ранга Герцвольф;
– начальник политотдела бригадный комиссар Л.Н. Бочаров и его заместитель Аксельрод;
– командир 25-й стрелковой дивизии генерал-майор Т.К. Коломиец, военком дивизии Моргулис, начальник политотдела дивизии старший батальонный комиссар Блохин;
– командир 95-й стрелковой дивизии полковник А.Г. Капитохин, военком старший батальонный комиссар Гордеев и командир 57-го артполка полковник Филиппович;
– командир 172-й стрелковой дивизии полковник И.А. Ласкин и начарт дивизии полковник Рупасов;
– командир 345-й стрелковой дивизии полковник Н.О. Гузь и комиссар дивизии Пичугин;
– начальник штаба 386-й стрелковой дивизии подполковник Степанов, командир 772-го стрелкового полка полковник Чернышов и комиссар дивизии Володченков;
– командир 388-й стрелковой дивизии полковник Шварев, начальник штаба подполковник Добров и военком дивизии Штанев;
– командир 18-го гвардейского артполка Н.В. Богданов[397].
Эвакуировалось практически все командование армии и дивизий. В основном командование уходило на подводных лодках Л-23 и Щ-209.
Подводная лодка Щ-209 приняла на борт Военный совет Приморской армии со штабом армии, а всего 63 человека и в 2.59 1 июля вышла на Новороссийск, куда и прибыла после сложного похода 4 июля около 8 часов утра. Подводная лодка Л-23 приняла на борт 117 человек руководящего состава СОР, охраны водного района (ОВР) и города и находилась на рейде в ожидании получения сигнала ракетой с борта самолета, на котором должен был улететь Октябрьский. Сигнала не последовало из-за сложного вылета. И только после получения радио от Октябрьского, уже прилетевшего в Краснодар в 8.47, Л-23 вышла в рейс, прибыв в Новороссийск в 6.30 3 июля.