[412]. Из того же источника: «29 июня наши танки, всего 6 машин Т-26 и две танкетки, уходили в Стрелецкую бухту для эвакуации. Я с ними прибыл в Карантин, а вечером 30-го мы выехали в сторону Стрелецкой бухты на соединение с 81-м батальоном, но почему-то не встретились, и наши танки остановились рядом с 35-й батареей. Все спустились вниз, а утром 1.07 противник произвел налет. Бомбили весь край: берег и 35-ю батарею. После бомбежки я вылез наверх, и направился к своим танкам. По дороге встретил начфина-капитана и механика-водителя из 4-й роты. Больше никого не было. Начфин приказал занять фланговые танки и ждать приказа…»[413]
3-й дивизион гвардейских минометов 30 июня из района Максимовой дачи был переброшен к пристани в районе Камышовой бухты, откуда планировалась его эвакуация, но затем, в связи с отсутствием плавсредств, он был перенаправлен в район 35-й батареи[414]. Последние два залпа дивизион дал 1 июля, после чего, из-за нехватки боезапаса, машины были сброшены в море. Мосты автомобилей и направляющие реактивных снарядов еще в 1980-х годах лежали на глубине 3 метров в районе обрывов 35-й батареи.
Ситуация с боезапасом складывалась следующим образом: после взрыва Инкерманских штолен 30 июня взрывы прозвучали в Лабораторной балке, где тоже был взорван армейский боезапас. В распоряжении защитников оставались небольшие склады в Мартыновой бухте, на позициях бывшей 10-й батареи[415] и на прилегающих складах (современная территория 24-го завода ЧФ). Был склад 76-мм, 45-мм и стрелкового боезапаса на бывшей батарее № 24[416]. Ранее на этом же складе хранился химический боезапас, но 29-го числа он был вывезен и затоплен в море. Небольшой склад боезапаса, на котором хранился, в том числе и боезапас реактивной артиллерии, был оборудован в бывшем КП БО морского участка[417].
К сожалению, вместо того чтобы организовать вывоз боезапаса в район 35-й береговой батареи, все эти три склада в ночь с 30 июня на 1 июля были взорваны.
1 июля 1942 года
Погода: «В районе Севастополя, над морем и над Крымом облачность на высоте 3 тыс. м. Ветер свежий восточный и северо-восточный. Видимость более 20 км. Дневная температура утром – до 24 градусов. Днем – до 30 градусов»[418].
В ночь с 30 июня на 1 июля советские части, сохранившие связь с командованием до вечера 30.06, были отведены на «рубеж прикрытия эвакуации». Учитывая время получения приказа, он был отдан еще И.Е. Петровым накануне эвакуации. «Рубеж прикрытия эвакуации» состоял из двух линий земляных укреплений, бывшей французской линии Камьеж. Первая проходила от берега моря в районе современной отметки 66,8[419] и бывшей царской батареи № 19[420] до верховий Стрелецкой бухты. Вторая линия проходила от бывшей царской батареи № 18 (современный полигон морской пехоты) до верховий бухты Камышовая.
Остатки советских частей, выполняя последний приказ уже эвакуировавшегося командования, отходили в район Херсонесского полуострова. Отходящие части никто не встречал и не распределял по рубежам обороны, и они рассредоточивались в основном по южному берегу мыса Херсонес. 35-я береговая батарея по-прежнему была закрытым и охраняемым объектом. Охрана аэродрома была ослаблена, но пока свободна от отступающих бойцов.
От 35-й батареи до маяка заняли по южному побережью остатки подразделений 9-й бригады морской пехоты, остатки сводного батальона майора А.А. Бондаренко из состава 7-й бригады морской пехоты. В районе маяка у позиций 551-й батареи заняли оборону остатки 110-го зенитного артполка ЧФ с командиром полка В.А. Матвеевым и комиссаром полка батальонным комиссаром Н.Г. Ковзелем. За ними вдоль берега в сторону маяка заняли остатки 953-го артполка Приморской армии с командиром полка подполковником В.В. Полонским. Под скалами Херсонесской бухты расположилась рота охраны штаба 109-й стрелковой дивизии.
Вопреки сложившемуся в послевоенный период мнению, отход частей на позиции вдоль линии прикрытия эвакуации был организованным, и боевые действия 1 июля вели в основном организованные боевые подразделения. В документах отдела 1С (разведка) 170, 72-й пехотных и 28-й легкопехотной дивизий противника четко фиксируются действия отдельных боевых единиц Приморской армии.
Противник выделяет среди них:
– два батальона и минометный дивизион 142-й стрелковой бригады, которые отошли к основным силам бригады на первую «линию прикрытия эвакуации». Бригада заняла позиции от берега моря до перекрестка с дорогой на бывший хутор Пелисье[421];
– остатки 386-й стрелковой дивизии, отошедшие в центр позиции;
– остатки 95-й и 25-й стрелковой дивизии, отошедшие в верховья Стрелецкой балки и занявшие позицию на левом фланге этого рубежа.
По данным допросов пленных, оборона была разделена на три сектора, которыми руководили:
1-й сектор – штаб 142-й бригады (командиром указан подполковник Ковалев). Сектор поддерживают минометный, противотанковый и артиллерийский дивизион бригады;
2-й сектор – штаб 386-й стрелковой дивизии (командиром указан полковник Скутельник). Сектор поддерживают остатки 99-го гаубичного артполка (4 орудия 152-мм);
3-й сектор – штаб 95-й стрелковой дивизии (командиром указан майор Кокурин). Поддерживают сектор две гаубицы 134-го гаубичного артполка и зенитная батарея.
Резерв – остатки 125-го танкового батальона, которые должны были соединиться с остатками 81-го танкового батальона, морские части и дивизион гвардейских минометов.
Перед фронтом «линии прикрытия эвакуации», на ее правом фланге, на линии Мраморная балка – верховья Юхариной балки (в районе аэродрома), находились остатки 388-й и 109-й стрелковых дивизий. Эта позиция была вынесена вперед и не имела стыка на своем левом фланге с остальными частями.
Как следует из документов 30-го немецкого корпуса, части 388-й и 109-й стрелковых дивизий занимали позиции в районе Мраморной балки, хутора Беш-Коба, Георгиевского монастыря, хутора Бермана. Противник указывает, что в районе хутора Бермана находятся части 602-го стрелкового полка и 279-го батальона связи. Ближе к морю находился 456-й стрелковый полк. В районе аэродрома Юхарина балка у противника указаны части 778-го и 773-го стрелковых полков 388-й дивизией. Утреннее донесение 30-го немецкого корпуса содержит следующую информацию: «5.40. Перед 170-й пехотной дивизии наблюдается оборона по линии 145–144 – Мраморная балка»[422].
Из города не отошли отдельные группы военнослужащих, ряд морских подразделений, включая остатки сводного полка Береговой обороны, тылы Приморской армии и т. д. Часть личного состава 191-го запасного полка осталась в Херсонесских казармах. Там же оставался личный состав 75-й зенитной батареи и служб тыла Приморской армии.
Парадокс состоял в том, что последний, официально назначенный командир севастопольской обороны П.Г. Новиков до 16 часов не имел связи с частями, занимавшими линию прикрытия эвакуации. Лишь около 16 часов 1 июля была протянута телефонная связь в штаб левого подсектора. Связь с правым подсектором осуществлялась по линиям связи, проложенным до войны на хутор Фирсова и в городок 35-й батареи. К примеру, так описывает ситуацию начальник связи 95-й стрелковой дивизии И.Н. Пазников: «Не имея никаких указаний командующего армией и штаба, командиры секторов во взаимодействии всех имеющихся сил спланировали наступление по всему фронту».
Береговые батареи № 18 и 14 находились вне «линии прикрытия эвакуации». Они имели противоштурмовые укрепления, однако мер по обеспечению их боеспособности, прикрытию позиций стрелковыми частями и зенитной артиллерией не предпринималось.
По данным П.А. Моргунова, бывшего коменданта Береговой обороны Севастополя, батареи были захвачены днем 1 июля. Он указывает: «В этот день береговые батареи № 18 и 14 израсходовали весь боезапас и уничтожили немало танков и живой силы противника. Затем они были окружены. Около 14 часов на батарею № 14 пошли в атаку танки и пехота врага. Весь личный состав батареи № 14 геройски дрался и в большинстве своем погиб, так как прорваться было невозможно»[423].
Эти строки были написаны задним числом, так как к этому моменту П.А. Моргунов находился по дороге в Новороссийск. Непосредственные участники тех событий дают иные данные. Бывший военврач 2-го артдивизиона Ятманов в своих воспоминаниях указывает, что на 14-й батарее с вечера 30 июня находился штаб 2-го артдивизиона Береговой обороны. Командир дивизиона майор Черномазов появился на батарее и потребовал предоставить ему транспорт для поездки на 35-ю батарею на совещание. В связи с тем, что транспорта не было, для поездки ему выделили прожекторную машину, и больше его никто не видел. По тем же данным, батарея расстреляла свой боезапас еще до начала ее штурма, и уже 30-го числа ее орудия были выведены из строя личным составом, а продукты из неприкосновенного запаса были выданы на руки[424].
Большая часть личного состава батарею покинула и перешла по берегу на другую сторону бухты в район прожекторной станции на массиве бывшей царской батареи № 23. На 14-й батарее оставалась часть личного состава во главе с командиром батареи Григорием Исааковичем Халифом.
Из воспоминаний бывшего бойца кабельно-шестовой роты 110-го полка связи Наконечного: «30 июня мы прибыли в Песочную бухту для эвакуации. В бухте скопились несколько тысяч людей, ждали корабль, который так и не пришел. К утру поступила команда отойти к 14-й батарее. С переходом на батарею совсем рассвело, и немцы начали артподготовку. Мы все пошли в стрелковые цепи. Нас бомбят шестиствольные минометы, много жертв. В кубриках раненым оказывают помощь. Здесь же женщины и дети. Детей не много. Убитых никто не хоронил. Они так и лежали под июньским солнцем. Поздно вечером поступил приказ, передававшийся шепотом: продвигаться к 35-й батарее. Все, кто мог ходить, двинулся под обстрелом немцев по прибрежной узенькой полосе. Разговор только шепотом. Немцы рядом, они нас освещают ракетами. Пройдя километра 2–3, мы заняли оборону у самого берега»[425]. В других воспоминаниях также указывается, что батарея была оставлена с наступлением темноты, и многие ее защитники смогли выйти в район 35-й батареи.
Несмотря на то что количество войск для занятия последней линии обороны было избыточным, резервы тоже не создавались. Не была организована противотанковая оборона на танкоопасных направлениях, хотя противотанковые орудия еще оставались.
По воспоминаниям командира 177-го отдельного артиллерийского дивизиона майора В.Ф. Моздалевского, 1 июля он обнаружил брошенную 45-мм пушку без боезапаса. Для обеспечения ее снарядами он выехал в район современного парка Победы, нашел там несколько ящиков снарядов, после чего занял с личным составом оборону на подступах к 35-й батарее. Тыловую «линию прикрытия эвакуации» занимали вновь формируемые сводные батальоны.
Утром противник возобновил наступление. Бывший нач арт 95-й стрелковой дивизии Д.И. Пискунов в своих воспоминаниях так описывает события дня: «Штурм нашей обороны 1 июля противник начал вскоре после восхода солнца. Сначала появилась авиация и стала бомбить все, что попадалось на глаза летчикам в нашем расположении. Сильному бомбовому удару подверглись: передний край в районе 35-й батареи, аэродром, маяк и другие объекты в глубине нашей обороны. Тут же открыла огонь и вражеская артиллерия, и минометы, огонь которых продолжался примерно час. Затем перешла в наступление вражеская пехота, поддержанная танками. Согласно архивным документам, в этом наступлении участвовало семь немецких пехотных дивизий (24, 22, 132, 50, 28, 170 и 72-я). Бои шли главным образом на флангах нашей обороны – в районе Балаклавы и восточной части города Севастополя, которые и были заняты противником, за исключением западной и юго-западной окраин Севастополя.
В ходе боя сложилось опасное для оборонявшихся положение на Балаклавском направлении: танки противника прорвали нашу отсечную позицию и достигли верховьев Юхариной балки. Однако совместными усилиями 18-й и 35-й береговых батарей, артдивизиона майора Медведева, зенитной батареи И.И. Гапонова, полковой батареи, располагавшейся в Юхариной балке, и стрелков 109-й, 388-й стрелковых дивизий и 9-й бригады морской пехоты противник был выбит из глубины нашей обороны»[426].
По данным документов противника, хронология действий была несколько иной. Авиация противника получила приказ нанести удар по нескольким точкам. Эскадра пикирующих бомбардировщиков St.G.77 с 5 до 6 утра должна была нанести удар одной группой по 18-й береговой батарее, другой – по старому форту на второй линии обороны. Бомбардировочная эскадра KG51 с 4 до 5 утра должна была наносить удар по хутору Гречихина[427], другой – по позициям перед хутором Шаблыкина[428]. Группа I./L.G.1 c 4.30 до 5.00 должна была наносить удар по зенитным батареям. Самолеты эскадры KG26 должны были нанести удар по городу с 7.45 до 8.00. Корпусная артиллерия должна была с 8 до 9 часов провести артподготовку по Южной стороне города, так как противник ожидал, что советские части окажут сопротивление в городских кварталах.
Как указывает журнал боевых действий 11-й немецкой армии, «18-я румынская дивизия в 5.45 захватила город, станцию и бухту Балаклавы. В результате борьбы, происходившей в предыдущие дни, уничтожены скрытые окруженные очаги сопротивления Севастопольской армии и сломлено их сопротивление. Наблюдаются лишь отдельные очаги обороны противника в сильных укреплениях, которые оказывают сопротивление в районе Севастополя. Ведется их обнаружение и уничтожение»[429]. Был издан приказ по 11-й армии, начинавшийся словами: «Солдаты Крымской армии! Севастополь пал!» Но в реальности события развивались иначе.
Несмотря на то что 1 июля командующий 11-й немецкой армией Э. фон Манштейн доложил о взятии Севастополя и тут же получил чин фельдмаршала, бои за Севастополь возобновились и немецкие части продолжали нести потери.
Действия 54-го армейского корпуса
Из приказа по немецкому 54-му корпусу от 22.36 30 июня:
«1) За истекший день прорыв во внутренний оборонительный пояс крепости совершен. Прорыв в город совершен с востока и с юга. Острие удара ХХХ АК направлено вдоль дороги Севастополь – Николаевка и далее на запад по направлению к мысу Херсонес. Сопротивление противника сломлено, гражданское население с войсковыми частями на грузовиках отходят на запад, покидая город. Армия 1.07.42 г. наносит удар, отсекая мыс Херсонес от Севастополя…[430]
Журнал боевых действий 11-й армии дает следующие данные: «54-й армейский корпус после мощной артиллерийской и авиационной подготовки сломил очаги упорнейшего сопротивления в городе и приступил к зачистке… 24-й пехотной дивизией в тоннеле захвачены 2 бронированные платформы»[431].
Донесение 54-го корпуса в штаб армии содержало следующие сведения: «Бронепоезд захвачен в тоннеле в восточной части Южной бухты в районе ориентира 1629. В тон неле в районе ориентира 1613 производится подавление экипажа бронепоезда, блокированного в тоннеле, подавление выполняется с помощью дыма»[432].
В Троицком тоннеле (ориентир 1613) были заперты: бронепаровоз «Железняков», командная площадка с одним орудием 34К и площадка с двумя орудиями 34К. Не сумев справиться с экипажем блокированного бронепоезда «Железняков», противник пустил дым и газы. Часть состава (минометные площадки бронепоезда) была захвачена в морзаводском тоннеле (ориентир 1629). Второй неисправный бронированный паровоз был обнаружен противником в районе севастопольского холодильника.
Командующий 54-м армейским корпусом генерал от кавалерии Э. Хансен пишет о том, что корпус перешел в наступление после мощной артиллерийской и авиационной подготовки около 8 часов утра и к середине дня захватил город. Документы 50-й пехотной дивизии уточняют, что город был захвачен не весь. Сначала продвижение 132-й и 50-й пехотных дивизий шло почти без сопротивления. Встречались лишь отдельные очаги сопротивления в пещерах и подвалах, но затем ситуация изменилась. В документах 50-й пехотной дивизии указано, что «сопротивление войскам оказывает даже вооруженное гражданское население». Двигавшиеся в городских кварталах 50-я и 132-я пехотные дивизии вынуждены были остановиться по линии, проходившей от Панорамы, вдоль современной улицы Большая Морская до площади Революции (ныне площадь Лазарева). Бой шел в районе штаба полка дотов и дзотов[433] и в районе современной улицы адмирала Владимирского, массива бывшей царской 11-й батареи и далее, до Карантинной бухты.
Общее количество пленных у 50-й пехотной дивизии составило 1323 человека, у 132-й пехотной дивизии – 600 человек, в том числе комиссар тыла ЧФ. В числе трофеев противник указывает бронепоезд, легкий танк, мотоцикл, 12 грузовиков. Потери 54-го корпуса: 10 рядовых убитыми, 30 рядовых и 2 офицера ранено. В строю ни одного штурмового орудия: в краткосрочном ремонте одно орудие и в долгосрочном 10 единиц[434].
Действия 30-го армейского корпуса
Более динамично развивались события на участке немецкого 30-го корпуса. Ему в качестве резерва был придан 116-й пехотный полк (два батальона). Как указано в промежуточном донесении корпуса: «При мощной поддержке артиллерии, частично, в жесткой рукопашной борьбе противник отброшен и рассечен на несколько частей…»
Следует отметить, что донесения частей, входивших в состав 30-го корпуса, не всегда совпадали с данными донесений корпуса, а те, в свою очередь, не всегда совпадают с тем, что указывала в своих донесениях армия. При восстановлении последовательности событий предпочтение отдавалось документам более низкого уровня.
По данным журнала боевых действий армии: «На мысу Херсонес удалось прорвать старую линию укреплений между Стрелецкой бухтой и ориентиром 163. Противник был вытеснен с западной части полуострова. Здесь противник оборонялся до последнего, видимо надеясь на эвакуацию. Отбиты многочисленные попытки прорыва»[435].
28-я легкопехотная дивизия, имея в своем составе два полка 213-й охранной дивизии (318-й и 360-й), штатные 49-й и 83-й егерские полки и дивизионные подразделения, получила дополнительно 420-й пехотный полк (125-й пехотной дивизии). Дивизия наносила удар на правом фланге немецкого 30-го корпуса, отсекая советские части от города. Она двигалась в направлении Стрелецкой бухты и западной окраины города. Полки дивизии продвигались вдоль противотанкового рва (Тылового рубежа), окружавшего город, не пересекая его.
В документах дивизии за 1 июля указывается: «318-й полк охраняет достигнутую линию, фронтом на северо-восток. 49-й егерский полк ведет бой против упорно сопротивлявшегося противника на полуострове в районе ориентира 1692[436]. Левее удар столкнулся с сильным фланкирующим огнем, особенно с высоты 1693[437].
420-й полк принял самостоятельное решение и захватил в тяжелой борьбе высоту 1693, взяв несколько сотен пленных (не подсчитывались), выйдя к оконечности Стрелецкой бухты»[438].
Из этого донесения следует, что 420-й пехотный полк в середине дня 1 июля прорвал первую линию прикрытия эвакуации в районе земляного редута, который некогда располагался над Стрелецкой бухтой в районе створного знака, потеснив малочисленные остатки 95-й стрелковой дивизии. Учитывая тот факт, что «дивизия» и накануне насчитывала около 190 человек, скорее всего, оборона левого фланга была совсем слабой. При этом в тыловых районах обороны находились достаточно боеспособные отряды. Подвижный резерв для затыкания брешей также никто не организовывал. Правда, в условиях полного доминирования немецкой авиации любая перегруппировка в светлое время суток неизбежно привела бы к огромным потерям.
Примерно в это же время противник прорвал эту линию обороны в другом месте, на участке 142-й бригады. Прорыв произошел в районе современного Фиолентовского кольца. В результате бомбового удара по земляному редуту был разбит штаб 142-й отдельной стрелковой бригады и оборона лишилась управления.
Немецкая 72-я пехотная дивизия, завершившая переформирование и пополнение маршевыми батальонами, начала наступление вдоль дороги, ведущей в Камышовую бухту[439]: «Утром и до обеда 124-й пехотный полк не сумел захватить упорно обороняющуюся высоту в районе ориентира 145[440]. Батальоны 401-го полка были переброшены в район ориентира 159[441], куда был направлен 266-й полк для штурма линии укреплений. В 11.40 401-й полк прорвал эту линию укреплений, и в 13 часов 266-й полк захватил ориентир 160…[442] В 13.30 ориентир 170 был захвачен, достигнуты верховья Камышовой бухты. Слабый артиллерийский и минометный огонь со стороны противника. В районе ориентира 160 захвачена зенитная батарея противника. В ходе наступления 401-й полк захватил 210 пленных. Ясно, солнечно, +30»[443].
Из этого фрагмента следует, что, столкнувшись с упорным сопротивлением остатков 388-й стрелковой дивизии, на ее открытом левом фланге в районе аэродрома Юхарина балка[444], противник не стал штурмовать ее позиции в районе ориентиров 144 и 145, а, обходя их справа (севернее), двинулся по дороге (современному Камышовскому шоссе) в сторону пересечения с дорогой к мысу Фиолент. По другим данным, 124-й пехотный полк овладел высотой в районе ориентира 145, но эти данные не совпадают с информацией из донесений 170-й пехотной дивизии. По ее данным, высоты оставались в руках советских войск, и ей пришлось обойти этот участок. В результате штурма 72-й пехотной дивизии линии старых укреплений в районе современного Фиолентовского кольца был захвачен земляной редут этой линии укреплений, располагавшийся правее (севернее) дороги[445]. При этом попал в плен подполковник Ковалев.
Левее 72-й пехотной дивизии наступала 170-я пехотная дивизия. В составе дивизии числятся штатные 266-й и 124-й пехотные полки и 401-й полк, ранее принадлежавший 72-й пехотной дивизии. Донесения по-разному описывают события на участке 170-й пехотной дивизии. По данным дневного донесения 30-го корпуса в штаб армии, перед фронтом дивизии наблюдались значительные силы по линии: Мраморная балка – хутор Бермана – ориентиры 145–144[446].
Как указано в донесении 170-й пехотной дивизии, «399-й полк столкнулся с упорным сопротивлением в районе 144»[447]. То есть 124-й пехотный полк 72-й пехотной дивизии не захватил этот участок советской обороны. 399-й пехотный полк завяз в атаках против советских позиций. По данным штаба корпуса, дивизия обошла левый фланг советских обороняющихся частей и атаковала их с тыла силами 399-го полка через летное поле аэродрома Юхарина балка. По данным 170-й дивизии, полк захватил этот участок, однако был вынужден оставить один свой батальон для блокирования советских войск в этом районе, а два батальона продолжили движение на запад. 391-й полк, обтекая позиции советской 388-й стрелковой дивизии, двигался в западном направлении. Как указано в донесении, «391 полк в 7.30 начал движение от ориентира 124[448] на юго-запад, но столкнулся с упорным сопротивлением противника в сильно укрепленной балке в районе 141[449]»[450].
Это означает, что противник прошел в стык между 388-й и 109-й стрелковыми дивизиями и заходил в тыл советским частям, занимавшим позиции в районе Георгиевского монастыря. По документам полков 170-й пехотной дивизии удалось выяснить, что 391-й полк прорвался на участке 381-го полка, при этом на сторону противника перешел его командир подполковник А.Т. Макеенок. В допросе он показал, что причиной его перехода на сторону противника послужило позорное бегство командования, бросившего свои войска. Дословно было сказано следующее: «Мне стыдно воевать за командование, которое постыдно бежит, бросая свои войска на произвол судьбы».
В штольнях Георгиевского монастыря находились полевые госпитали ППГ-76 и ППГ-356 и медсанбаты 109-й и 388-й стрелковой дивизии. Часть персонала и раненых удалось эвакуировать на мыс Херсонес. В указанном районе оборонялись тылы 109-й стрелковой дивизии и 1-й батальон 456-го полка под командованием майора И.И. Кекало. Здесь же находился штаб 456-го стрелкового полка, отошедший из района деревни Карань. Левее, в районе дороги, оборонялся 3-й батальона 456-го стрелкового полка (командир майор Целовальников).
Руководивший боем командир полка Рубцов приказал помощнику начальника штаба полка И.М. Федосову любыми средствами доставить боезапас. Как указывал в своих воспоминаниях Федосов, «пришлось пробираться через шквальный огонь противника. Дошел до армейского обоза в районе 35-й береговой батареи, на площадке у которого находилось много свезенного и брошенного автотранспорта. Обслуживающего персонала на месте не оказалось. Все ушли к берегу в ожидании посадки и эвакуации. Начал поиск и нашел среди многих машин исправную, грузовую, груженную боезапасом – патронами к автоматам и, сам сев за руль, на большой скорости прорвался к Рубцову. Он обнял меня и сказал, что представит к правительственной награде»[451].
Н. Головко в своих воспоминаниях отмечает, что днем 1 июля к нему на радиостанцию пришли медики из Георгиевского монастыря с просьбой связаться с командованием на 35-й батарее и запросить: как быть с эвакуацией раненых и откуда она будет. Раненых, по его оценке, в монастыре и возле него было более 500 человек. Ответ был примерно таким: «Ждите, эвакуация будет морским транспортом»[452].
Противник усилил нажим и воздействие авиации, вынудил к отходу части 456-го полка. 391-й и 105-й пехотные полки вели бой в районе массива 18-й батареи. 105-й пехотный полк двигался вдоль берега моря по дороге Карань – хутор Монастырский – хутор Беш-Коба[453] и далее по дороге вдоль берега.
170-я пехотная дивизия в своем донесении указывает: «105-й пехотный полк в утреннем наступлении захватил ориентир 123[454], хутор Беш-Коба и монастырь Георгиевский»[455]. Правда, в журнале боевых действий указано, что последние две позиции не захвачены, а только блокированы. В районе хутора Беш-Коба находился склад боепитания 109-й дивизии.
При массированной поддержке авиации противник прорвал линию обороны 109-й стрелковой дивизии по дороге из Карани, мимо монастыря. Как указывал журнал боевых действий 11-й армии: «30-й армейский корпус штурмует казематированную батарею перед мысом Фиолент…»[456] Противник начал штурм 18-й батареи.
Далее, в донесении 170-й пехотной дивизии указывается: «В районе Георгиевского монастыря захвачено 700 раненых русских». Запись датирована 1 июля. Исходя из анализа воспоминаний ветеранов 456-го стрелкового полка, можно прийти к выводу, что в результате боя полк разделился на две части: штаб, 1-й батальон, тылы полка и дивизии, отошли под скалы за мысом Фиолент, а 3-й батальон (командир – майор Целовальников) вместе с остатками других частей 109-й стрелковой дивизии, отошел по дороге в район военного городка 35-й батареи, 364-й зенитной батареи и старой царской батареи № 19 (бывший КП БО № 3) и занял оборону на фланге линии прикрытия эвакуации.
И.С. Маношин в своей книге «Героическая трагедия» дает чуть иную информацию: «К 20 часам остатки полка отошли к мысу Фиолент – Георгиевский монастырь, где заняли круговую оборону, так как противник уже вышел на побережье моря между мысом Фиолент и 35-й батареей. В полку осталось до 150 человек. Из вооружения, по словам Головко, один 57-мм миномет с ящиком мин, станковый пулемет. Патроны и гранаты те, что были на руках у бойцов и командиров. Свой последний командный пункт Рубцов расположил под обрывом берега на небольшом его сбросе до 20 метров глубиной и шириной до 30–40 метров у скалы мыса Фиолент справа от него в сторону Херсонесского маяка. По указанию Рубцова бойцы проверили возможность пройти вдоль берега по урезу воды в сторону 35-й батареи. Вернувшиеся бойцы доложили, что такой возможности из-за большой крутизны берега в некоторых местах нет. Связались вечером по радио со штабом дивизии. Текст радиодонесения, как помнят Головко и Володин, был такой: «От Рубцова штабу. Полк разбит. Дальше оборону держать не в силах, нет боеприпасов, продовольствия. Осталось 120–150 человек. Просим выслать плавсредства для продвижения к 35-й батарее». Через час или около этого был получен ответ: «Выйти наверх. Продвинуться к 35-й батарее и занять оборону 1 км южнее ее».
После получения ответа из штаба дивизии Рубцов собрал оставшихся в живых командиров штаба и батальонов и доложил сложившуюся обстановку и приказ из дивизии. Он отметил отличившиеся в боях батальоны Ружникова и Кекало, а также их самих, которые дрались врукопашную с фашистами вместе со своими бойцами. Комбат Ружников погиб в блиндаже от прямого попадания снаряда противника.
Противник дает несколько иную информацию, указывая, что основные силы полка численностью 350–400 человек отошли по дороге к укреплению в районе ориентира (указан ориентир в районе бывшей царской батареи № 19) и военному городку 35-й батареи.
Из донесения немецкого 30-го корпуса: «105-й полк в 14.30 захватил ориентир 142 (пос. Джаншиев), затем, двигаясь по шоссе, в 15.00 захватил ориентир 158[457]»[458].
К 15 часам части немецкого 30-го корпуса занимали следующие позиции:
– 318-й пехотный полк фронтом на восток на линии 1664[459] – западная окраина города в районе 1690[460];
– 49-й егерский полк вел тяжелый бой в районе 1692[461] – 1623[462];
– 360-й пехотный полк – западнее 1691[463];
– 420-й пехотный полк – между ориентирами 1693 и 1694 (верховья Стрелецкой бухты);
– 83-й егерский полк находился в резерве.
170-я пехотная дивизия 105-м полком вела бой в районе бывшей царской 19 батареи (район современного Автобата). Полк указывал в своем донесении, что перед его позициями находится «3-й батальон НКВД». Второй полк дивизии, 391-й, двигался правее 105-го и штурмовал «линию прикрытия эвакуации» в районе Горбатого моста (левее пересечения Камышовского и Фиолентовского шоссе). Третий полк дивизии, 399-й, оставив один батальон в районе ориентиров 144–145 для блокирования остатков 388-й стрелковой дивизии, двумя батальонами двигался на помощь 391-му полку.
72-я пехотная дивизия вела бой в районе верховий Камышовой бухты. Здесь ей оказывали сопротивление части, отошедшие с первой линии, прикрывая раненых. У Камышовой бухты находились полевой госпиталь № 316 и эвакуационный госпиталь № 1428.
В вечернем донесении в штаб армии указывается: «72-я пехотная дивизия захватила хутор Балосова и хутор Меркушева. 170-я пехотная дивизия пересекла противотанковый ров и вышла в район ориентира 170, левый фланг дивизии блокировал хутор Беш-Коба и Георгиевский монастырь»[464].
Из воспоминаний Н. Головко, который оставался в группе Рубцова: «Рубцов сказал: «Товарищи, мы сейчас окружены. Жить или умереть. Но нам во что бы то ни стало надо прорваться к 35-й батарее и занять там оборону. Так нам приказано. Наступление на прорыв будем осуществлять с наступлением полной темноты». После этого уничтожили радиостанцию. Были собраны все командиры и бойцы полка, в том числе бойцы и командиры из других частей и подразделений, оказавшихся в районе мыса Фиолент 1 июля 1942 года. Из всех них был организован сборный полк, куда вошли и раненые с оружием и без него. С наступлением темноты по команде Рубцова и комиссара полка батальонного комиссара А.П. Смирнова сборный полк, в котором было более 200 человек, начал тихо продвигаться по кромке высокого берега моря в сторону 35-й береговой батареи. Когда прошли 1–1,5 км и начали молча ползти к вражеским позициям, неожиданно вдруг со стороны 35-й батареи были послышались крики «Ура». Вероятно, какая-то наша группа от 35-й батареи предпринимала попытку прорыва в горы, к партизанам. Услышав эти возгласы «Ура», командир полка подполковник Рубцов поднялся в рост и скомандовал: «Вперед, братцы, за родной Севастополь, ура!» Бойцы и командиры бросились в атаку. Ночью трудно было что-либо понять, но при зареве огня и света фар от танков было видно, что противник имеет большое превосходство во всем. Завязался неравный ожесточенный ночной бой. Понеся большие потери, остаткам полка пришлось отступить»[465].
Остатки 109-й стрелковой дивизии заняли позиции под скалами мыса Фиолент, в районе действующих и в настоящее время родников. Вторая часть дивизии заняла оборону в районе бывшей царской батареи № 19.
Донесение 28-й легкопехотной дивизии по итогам дня: «318-й полк вошел в юго-западную часть города для зачистки. 49-й егерский полк продолжает бой с упорно сопротивляющимися очагами сопротивления в районе 1692[466]. Входы в казематы взорваны несколькими подрывными зарядами, захвачено 1500 пленных, которые отправлены в район 1625[467]. В течение дня корпус захватил 7 тыс. пленных. Дивизии подчинены 72-й велоэскадрон, 249-й дивизион штурмовых орудий, боевая группа зенитной артиллерии, танковый батальон и дивизион тяжелой реактивной артиллерии»[468]. По данным того же документа, в 249-м дивизионе в исправности всего 5 штурмовых орудий[469].
Таким образом, к исходу дня первая линия прикрытия эвакуации оказалась прорвана в трех местах, и противник прижал советские части ко второй «линии прикрытия эвакуации». По данным журнала боевых действий отдела 1С (разведка) 30-го корпуса, перед его правым флангом (28-й легкопехотная дивизия) действует некое смешанное подразделение, состоящее из множества частей. В центре (перед 72-й пехотной дивизией) отмечена 142-я стрелковая бригада, на левом фланге (перед 170-й пехотной дивизией) отмечен 456-й стрелковый полк НКВД, части 109-й стрелковой дивизии и батальон 9-й бригады морской пехоты[470].
Бывший начарт 95-й стрелковой дивизии Д.И. Пискунов в своих воспоминаниях указывает: «Отбив в течение дня многочисленные атаки противника, приморцы сумели удержать в своих руках рубеж, обеспечивавший вход транспортов в Камышовую, Казачью и Ново-Казачью бухты. С целью улучшения позиций между 17 и 18 часами была проведена общая атака приморцев без артиллерийской артподготовки. Достигнутый результат был сверх ожиданий: было захвачено три танка, несколько орудий. Противник, застигнутый врасплох, бежал»[471].
Один из исследователей Севастопольской обороны Б. Тынчеров указывает: «К вечеру 01.07.1942 на Херсонесском полуострове, когда окончились авианалеты противника, внезапно и очень заметно усилился артобстрел. Командир 109-й стрелковой дивизии воспринял его как подготовку к еще одной, решающей атаке, которая, с учетом тяжелейшего положения обороняющихся и реальной потери управления на уровне частей и соединений, могла стать последней. Генералу Новикову нужно было выиграть время и получить передышку хотя бы на несколько часов, чтобы навести порядок в рядах защитников, скопившихся на территории полуострова. Решение о контратаке пришло мгновенно.
По воспоминаниям младшего сержанта Г. Вдовиченко из 229-го саперного батальона 109-й стрелковой дивизии (который 1 июля 1942 года был в районе 35-й береговой башенной батареи), «в конце дня на батарее началась мобилизация всех здоровых бойцов и командиров для контратаки. На выходе из батареи каждому, кто не имел оружия, давали винтовку, патроны и одну гра нату на двоих. Каждый тридцатый, независимо от воинского звания, назначался старшим группы – командиром взвода. На башенку командно-дальномерного пункта поднялись три человека: моряк в форме капитана 3-го ранга и два армейских командира. Флотский командир обратился к бойцам и командирам, находившимся вокруг, и сказал, что по приказу Ставки Севастополь разрешено оставить. Всю исправную технику нужно уничтожить. Что ночью придут корабли и, чтобы противник не помешал эвакуации, нужно его отогнать от района батареи как можно дальше.
Атаку поддерживал счетверенный пулемет на автомашине, который вел огонь через головы атакующих. Противник не ожидал такой яростной атаки и откатился на несколько километров. Часть бойцов осталась на достигнутых позициях и закрепилась, а часть отошла к батарее. Как отмечают исследователи, эта памятная атака началась около 18.00 – неохватная глазом толпа атакующих, серая, выгоревшая, почти поголовно белеющая бинтами, что-то ревущая масса производила такое жуткое впечатление, что изрядно выдохшиеся за день немецкие роты обратились в бегство, лишив возможности германских корректировщиков передать на свои батареи данные о переносе огня. Именно поэтому остановить атаку артогнем не получилось. Атака прекратилась сама, когда бойцы продвинулись на полтора километра, уничтожив много солдат противника и захватив до 20 пулеметов, пять орудий, танки Pz.Kpfw II и Pz.Kpfw 38(t) из состава 3-го танкового батальона 204-го танкового полка 22-й танковой дивизии».
Старшина 1-й статьи И.И. Карякин, радист узла связи штаба ЧФ, указывает в своих воспоминаниях: «1 июля участвовал в организованной атаке, где были собраны все способные и неспособные носить оружие из остатков разбитых частей, половина из которых были раненые в бинтах. Поддерживал атаку счетверенный пулемет. Он стрелял длинными очередями. Немцы отошли, не оказывая никакого сопротивления. Затем контратака выдохлась и все возвратились назад к берегу в ожидании «эскадры», которая якобы ночью должна подойти и забрать всех оставшихся, как обещали командиры»[472].
Данные о контратаке подтверждаются немецкими документами, но информация о мобилизации личного состава подтверждается не в полной мере. Противник указывает, что обороняющиеся в районе ориентиров 168–170 усиливаются за счет сводных подразделений, но указывают, что контратака велась свежим подразделением.
Любопытно то, что была возможность использовать даже танки, которые стояли недалеко от батареи, но их никто не использовал. Из воспоминаний В.И. Стальбовского (125-й танковый батальон): «Начфин приказал нам занять фланговые танки и ждать приказа. Но приказа никакого не пришло, и мы открыли огонь по немцам прямой наводкой. Я до самого вечера не прекращал огня. Пехотинцы подносили нам снаряды, а потом и 35-я батарея открыла огонь. Когда налетели фашистские самолеты и стали бомбить наши позиции, я был контужен. Мне очень хотелось пить. Я бросил свой танк, все равно снарядов не было и он был бесполезен, и с механиком-водителем ушел на маяк за водой. На обратном пути мы заночевали по дороге, а утром 2 июля я не увидел механика и решил сам добираться. Но уже не было надобности идти на батарею к танкам, а надо было держать оборону в районе аэродрома»[473].
Промежуточное донесение 72-й пехотной дивизии говорит о том, что вскоре после того, как дивизия прорвала советскую линию обороны, из старого форта на второй линии обороны последовал сильный удар свежими частями, численностью до батальона.
Время советской контратаки указано: «к вечеру». При этом в документах отдела 1С указывается, что атаковал «один батальон свежей стрелковой бригады, накануне прибывшей в Севастополь», то есть, скорее всего, 142-й бригады.
30-й корпус отмечает в 18 часов контрудар советских войск в районе 170–168, то есть в верховьях Камышовой бухты, от района современного «Морстроя» до современных Южных очистных сооружений. При этом противник указывает, что ведет бой не со сводным отрядом, а с вполне конкретным подразделением, указывая, что в 20 часов удар отражен. Противник указывает, что атаковал батальон, состоящий из бойцов армейского полка ПВО, то есть, скорее всего, в бой был введен сводный зенитно-пулеметный батальон 88-го зенитного полка. В этом случае становится понятна поддержка атаки счетверенным пулеметом, установленным на грузовике.
По немецким танкам информацию уточнить не удалось. Есть данные по составу немецкой бронетехники на вечер 29 июня и на вечер 1 июля. Но в любом случае получается, что за два дня противник потерял очень много бронетехники. Если вечером 29-го немецкий танковый батальон имел 6 танков Pz.Kpfw II, 22 танка 38t и два Pz.Kpfw IV с коротким стволом, то 1 июля в строю оставались всего 3 Pz.Kpfw II, 7 38t и 1 Pz.Kpfw IV. В краткосрочном ремонте находилось 4 танка 38t, в долгосрочном – 4 Pz.Kpfw II, 6 38t и 1 Pz.Kpfw IV. Один Pz.Kpfw II из-за нехватки экипажей находится в резерве. Из 18 штурмовых орудий по состоянию на 29 июня 1 июля оставалось всего пять.
В 20.10 1 июля от П.Г. Новикова поступила радиограмма: «Алафузову, Буденному. Противник… возобновил наступление на всем фронте, большую активность проявляет на рубеже: выс. 36, 9[474]—29,2[475]—36,3[476]– Стрелецкая бухта, отдельные отряды ведут бои в городе». По данным П.Г. Новикова, к 20 часам советские части восстановили свое положение, отбив обратно линию Камьеж.
Эта информация не в полной мере соответствует немецким документам. Значительного отступления немецких войск не просматривается, и выхода на старую оборонительную линию тоже. Лишь на правом фланге советской обороны наблюдался выступ, достигавший линии Камьеж или «линии прикрытия эвакуации». На правом фланге противник оставил в тылу остатки 109-й и 388-й стрелковой дивизии. Информация, переданная П.Г. Новиковым на Большую землю, была либо запоздавшей, либо ошибочной, так как к 20 часам противник вновь оттеснил советские части к Камышовой бухте.
Через полчаса после первой ушла новая радиограмма: «Алафузову, Буденному, Василевскому. Ожесточенные бои продолжаются на рубеже 16,6[477] – хутор Бухштаба[478] – Камышовая бухта. Начсостава 2000 человек в готовности транспортировки. 35-я батарея действует». Это сообщение содержит другую ошибку: правый фланг обороны проходил не в районе высоты 16,6, а в 2,5 км юго-восточнее, в районе старой батареи. Из сообщений видно, что П.Г. Новиков обстановкой не владел.
С другой стороны, противник также дает лукавую информацию. Его части действительно вышли на указанные рубежи, но между этими позициями, в районе бухты Камышовой (хутора Шаблыкина, Белогрудова, курорт «Омега»), находились разрозненные части СОР, не имевшие единого управления. Кроме того, в этом районе в огромном количестве были сосредоточены раненые и военно-медицинский персонал двух госпиталей и трех медсанбатов.
Как указывал в своей книге П.А. Моргунов, «наши войска отчаянно отстаивали первый рубеж, проходивший от хутора Фирсова до Стрелецкой бухты. Здесь сражались малочисленные остатки отошедших частей 25-й, 386-й стрелковых дивизий, 79-й и 138-й бригад и морской пехоты при поддержке артиллерии армии, получившей ночью некоторое количество боеприпасов, подвезенных на самолетах и подводных лодках. В их тылу в районе батареи № 35 создавался второй рубеж, обороняемый частями группы генерала Новикова, состоявшей из остатков 109-й стрелковой дивизии (около 1700 бойцов), сводного полка Береговой обороны, остатков 142-й стрелковой бригады и сводных батальонов, сформированных из частей Приморской армии, ВВС и Береговой обороны. Их поддерживали батарея № 35, боеприпасы которой были на исходе, и часть армейской артиллерии. Связь с частями, сражающимися на первом ру беже, была неустойчивой. Вскоре начались ожесточенные бои и на втором рубеже. Около 18 часов 1 июля противник атаковал батарею № 35, которая еще в первой половине дня израсходовала почти все снаряды. Командир батареи А.Я. Лещенко поставил последние шесть снарядов на картечь и, находясь во второй башне, ударил по атакующему противнику. Разрывы крупнокалиберных 305-мм снарядов нанесли большие потери врагу, атака была отбита. В этом бою Лещенко был контужен разорвавшимся около амбразуры немецким снарядом крупного калибра. Его батарея сделала свой последний выстрел. В городе отдельные группы бойцов и рабочих также продолжали борьбу не на жизнь, а на смерть. Большинство их геройски погибло в неравных боях. К 22 часам 1 июля линия нашей обороны проходила по рубежу: каменоломни[479] – казарма[480] – хутор Бухштаба[481] – хутор Меркушева[482] – хутор Пелисье – Камышовая бухта»[483].
Данные эти почти совпадают с немецкими. Не совпадают данные по ситуации в районе правого фланга, так как противник однозначно указывает, что и старая батарея, и позиции 364-й зенитной батареи, и казарменный городок 35-й батареи оставались еще в руках наших войск. Кроме того, продолжалось сопротивление в районе мыса Фиолент и Юхариной балки. На этом участке действовала 170-я пехотная дивизия. По немецким данным: «2/3 399-го полка 500 м южнее ориентира 170, левым флангом стыкуясь с 401-м полком». Это означает, что противник вывел два батальона 399-го полка в район перекрестка современных Камышовского и Фиолентовского шоссе и, двигаясь к берегу моря, отсек часть советских войск на правом фланге обороны. Один батальон (1-й батальон 399-го полка) был оставлен для блокирования остатков 388-й стрелковой дивизии в районе Юхариной балки.
Среди боевых отчетов 170-й пехотной дивизии удалось найти описание этого эпизода. «3-й батальон (399-го пп) справа, 1-й батальон слева залегли перед ориентиром 145. Части были усилены 124-м пехотным полком 72-й пехотной дивизии, однако из-за сильного фланкирующего огня с этой высоты и с юго-западных склонов балки, а также из-за потери шести из семи приданных танков, возможности наступления были исчерпаны…»
Это как раз та высота, на которой оборонялась группа 388-й стрелковой дивизии под командованием майора И.И. Проценюка. Далее из того же документа: «В связи с этим командиры батальонов вынуждены были отвести части севернее и, почти не встречая сопротивления, достигли ориентира 165». Севернее ориентира 145 как раз проходит трасса в Камышовую бухту. «После выхода в указанный район поступил приказ атаковать в направлении ориентира (указан ориентир в районе хутора Фирсова. – Авт.). В результате атаки 124 пп, за хватив много трофеев, вышел в район ориентира 170 (верховья бухты Камышовой). Продвижение к ориентиру 174 было осложнено тем, что 1-й батальон, остававшийся на прежних позициях, был атакован русскими войсками, и для его поддержки были выделены две роты и пулеметный взвод. 2-й батальон удержал свои позиции…»[484]
О боях в районе Юхариной балки в советских источниках нет ровным счетом ничего. Встречается лишь упоминание о боях 456-го стрелкового полка в районе мыса Фиолент. 388-я дивизия просто исчезает, о 778-м полку нет никакой информации, хотя полк был свежим и находился в резерве армии до последнего момента. Вместе с тем, как выясняется из немецких документов, бои в районе верховий Юхариной балки носили ожесточенный характер, бойцы 778-го полка держались до последнего. Противник пройти на этом участке не смог. Эти части нужно было своевременно отвести на новую линию обороны, но, видимо, о 388-й стрелковой дивизии просто забыли. Противник обошел эти позиции. Остатки 109-й, 388-й стрелковых дивизий и часть 142-й бригады оказались отсечены от основных сил.
Общий итог дня: 30-м корпусом захвачено 12,5 тысячи пленных, трофеи не подсчитывались. Суммарно, накопительным итогом, с учетом сведений от 54-го корпуса получается, что под Севастополем взято в плен около 65 тысяч человек.
По официальным данным, потери 11-й армии составили 735 человек, в том числе убитыми 7 офицеров и 127 рядовых и унтер-офицеров. Но это сведения не полные, так как в них не показаны прикомандированные части.