Единственным мотивом вечерней атаки 1 июля было обеспечение эвакуации генерал-майора П.Г. Новикова и оставшейся части командного состава. В соответствии с распоряжением командующего Северо-Кавказского направления, по приказу начальника штаба ЧФ И.Д. Елисеева, 1 июля в 1 час 30 минут из Новороссийска в Севастополь вышли три катера 4-го дивизиона Новороссийской военно-морской базы, под командой командира звена старшего лейтенанта А.П. Скляра в составе: СКА № 0115, СКА № 078, СКА № 052.
Вслед за ними в 03.45 из Новороссийска в Севастополь вышли поочередно двумя группами быстроходные тральщики «Щит» (борт. № 14) и Т-16 (борт. № 16), а также БТЩ «Защитник» (борт. № 26) и «Взрыв» (борт. № 24) с грузом боеприпасов и продовольствия.
В 7.00 1 июля вышел третий отряд, в составе пяти сторожевых катеров 1-го дивизиона, под общей командой капитан-лейтенанта Д.А. Глухова в составе: СКА № 029, СКА № 028, СКА № 046, СКА № 071, СКА № 088.
Около 7.00 1 июля вышел четвертый отряд, в составе еще двух катеров 4-го дивизиона Новороссийской морской базы СКА № 0124 и СКА № 0112. Командовал катерами командир дивизиона капитан-лейтенант А.И. Захаров.
Всего вышло 4 БТЩ, 5 подводных лодок, 10 катеров типа МО-4. Теоретически, общая вместимость кораблей, направленных для эвакуации, составляла около 2 тыс. человек. Однако следует обратить внимание на то, что основной задачей направляемых в Севастополь кораблей являлась не эвакуация армии, а лишь доставка снабжения и вывоз командного состава обратным рейсом. Вместимость двигавшихся к Севастополю плавсредств в точности соответствовала заявке: 2 тысячи человек комсостава.
После прибытия Ф.С. Октябрьского в Новороссийск в штаб флота он дает распоряжение (не согласованное с вышестоящим командованием) о прекращении эвакуации. Уже днем 1 июля в адрес генерала Новикова ушла телеграмма: «По приказанию К[омандования] ЧФ «Дугласы» и морская авиация присланы не будут. Людей сажать на БТЩ, СКА и ПЛ. Больше средств на эвакуацию не будет. Эвакуацию на этом заканчивать».
Командный состав, еще остававшийся на боевых позициях и в районе мыса Херсонес, был собран на 35-й береговой батарее для эвакуации. С позиций был отозван штаб 95-й стрелковой дивизии. Штаб 142-й бригады на посадку не прибыл, однако вместо него появилось несколько офицеров, сообщивших, что штаб разбит авиацией противника и, скорее всего, в живых никого не осталось. В районе 35-й батареи находились остатки штабов 9-й бригады, 386-й стрелковой дивизии, 79-й бригады. Эвакуация должна была осуществляться с Ряжевого причала в Голубой бухте. Как указывалось ранее, в ночь с 1 на 2 июля должны были подойти 14 кораблей и 5 подводных лодок.
Кроме того, в бухте Казачья отстаивались 13 катеров, включая два морских охотника 1-го дивизиона Главной ВМБ СКА № 021 и СКА № 0101, зарезервированные для эвакуации П.Г. Новикова и его штаба.
Противник наблюдал скопление из 23 катеров в Казачьей бухте и производил штурмовку катеров и гидросамолетов. Некоторые плавсредства получили повреждения.
Первая группа катеров типа «МО», под командованием старшего лейтенанта А.П. Скляра, направленная в Севастополь из Новороссийска, поставленную задачу по эвакуации комсостава не выполнила. Эта группа морских охотников подошла к мысу Сарыч в светлое время суток и была атакована авиацией противника. Все три катера получили пулевые повреждения. На корме катера СКА № 052 загорелись пустые бочки из-под бензина, которые были сброшены в море. Два катера СКА № 0115 и СКА № 078 во главе с командиром отряда возвратились в Туапсе и доложили, что СКА № 052 был охвачен дымом и, видимо, погиб. Однако экипаж этого катера, восстановив работу поврежденного третьего мотора, по приказу командира катера лейтенанта А.П. Радченко в 21.00 продолжил выполнение задачи, взяв курс на Севастополь. Этот катер подошел к причалу первым (около 22 часов)[485]. В связи с тем, что посадка была неорганизованной, на него с причала прыгнуло много людей. Катер накренился и дал задний ход. Командир катера спустил шлюпку и подобрал плавающих в воде, после чего взял обратный курс, имея на борту 70 человек.
И.С. Маношин указывает, что катера этого типа могли брать на борт до 90 человек. Эта цифра завышена. В соответствии с документом «Ориентировочные нормы приема десантных войск и техники кораблями различных классов» катера этого типа могли брать на борт до 50 человек с потерей боеспособности. Катер явно ушел с перегрузом.
К сожалению, организовать эвакуацию должным образом не удалось. Дошло до стрельбы по своим. Из воспоминаний старшины 1-й статьи И.И. Карякина: «На скале находился капитан 3-го ранга Ильичев, оставленный Октябрьским старшим по эвакуации. Его попытки освободить мостик для прохода людей, подлежащих эвакуации, успеха не имели. Он сам и его автоматчики стреляли в передних, не давали вплавь добираться до скалы и били короткими очередями».
Так в своих воспоминаниях описывал ситуацию на батарее бывший начальник штаба артиллерии Приморской армии полковник Н.А. Васильев: «На 35-й батарее этот день прошел в крайнем напряжении. Радиосвязь с Новороссийском работала с перебоями. Телеграммы, получаемые генералом Новиковым, не были достоянием массы. Я видел только одну радиограмму. В ней запрашивалось: «Можете ли принять для посадки «Дугласы»?» Тут же был дан ответ: «Да, можем».
Новиков никому не говорил о том, что и когда будет подано для эвакуации. Комнату, где он находился, буквально осаждала большая группа комсостава, требуя ясности в вопросе об эвакуации. Для успокоения людей товарищ Новиков приказал составить списки комсостава по сотням, обещая прибытие транспортов. Непосредственно этим занимался комиссар 109-й стрелковой дивизии.
Несмотря на ряд мер, возбуждение среди комсостава усиливалось и к ночи дошло до того, что, когда Новиков стал выходить из комнаты с группой командиров, находившихся у него в комнате, ему преградили дорогу. Лишь применив силу, Новикову удалось протискаться к уборной, где он, комиссар 109-й стрелковой дивизии и другие офицеры, в том числе и я, полезли один за другим в темный люк, являвшийся входом в трубопроводы. Темнота и чрезмерно узкие трубы позволяли только ползти на животе. Множество разветвлений привело к тому, что люди ползли по разным направлениям. Я, начсанарм Соколовский и другие вылезли из-под правой орудийной башни, находившейся в противоположной стороне от причала. Нам стало ясно, что нас обманули. Вдалеке мы увидели причал с огромной шумевшей толпой. Идти туда было бессмысленно, да и невозможно»[486].
Около 23 часов подошли катера, находившиеся в резерве для эвакуации П.Г. Новикова и его штаба. Одновременно с этим подошли еще два катера (СКА № 0112 и СКА № 0124). Но генерал на катера, предназначенные для его эвакуации, не попал. В настоящее время рельеф Голубой бухты сильно изменен взрывными работами. Большая часть гротов в обрывах после войны была взорвана. В 1980-х годах были еще взорваны скалы, окаймлявшие Голубую бухту, в связи с чем рельеф местности очень сильно изменился. В годы войны причал имел две части: стационарную, расположенную на скальном выступе, с длиной причальной линии 40 м, и подвесную (мостик между стационарной частью и отдельным камнем в море) длиной 30 м. Длина базового тральщика – около 60 м. В связи с этим судна могли швартоваться только поодиночке и только в одном положении.
Длина морских охотников типа «МО» около 30 м. Это означает, что к причалу могли ошвартоваться только два катера типа «МО»: один к стационарной, другой к подвесной части.
К моменту подхода первой пары катеров причал уже оказался заполнен людьми. Группа, в составе которой находился П.Г. Новиков, находилась на оконечности подвесного причала, в районе отдельной скалы.
СКА № 101, подошедший к причалу в районе стационарной части первым, вынужден был отойти от него из-за того, что на борт ринулась толпа. Катер отошел от берега и лег в дрейф. Катер СКА № 021, которому было поручено взять на борт Новикова, несколько раз пытался подойти к причалу, но каждый раз был вынужден отходить, из-за толпы на причале, в связи с чем отошел и лег в дрейф.
После этого к причалам подошел отряд капитан-лейтенанта А.И. Захарова (СКА № 0124 и СКА № 0112), на который удалось сесть группе Новикова. При посадке генерал-майор П.Г. Новиков был без гимнастерки, то есть без знаков различия.
Как указывал Д.И. Пискунов, со слов майора Какурина, начальника штаба 95-й стрелковой дивизии, выходившего на посадку вместе с генералом, на их пути из батареи встала стихия в лице находившихся на батарее людей, которые внимательно следили за деятельностью Новикова. В результате оказались задержанными начальник штаба 109-й стрелковой дивизии подполковник С. Камарницкий и начальник разведки 95-й дивизий майор И.Я. Чистяков.
После посадки П.Г. Новикова и А.Д. Ильичева на СКА № 0112 толпу уже никто не сдерживал и люди ринулись на подвесную часть причала, которая рухнула под их весом в море. Из воспоминаний помощника начальника военного порта Севастополь М.И. Линчика: «После окончания распределения начсостава по кораблям я по-прежнему находился в помещении столовой батареи, битком набитой командирами. Время шло к полуночи, когда кто-то принес неприятную весть о том, что под тяжестью людей обвалился рейдовый причал. Подробностей не передавали, но стало ясно, что наш план эвакуации комсостава через причал потерпел крах. Что делать дальше, не было никакой ясности. Но вот появился Ильичев и подтвердил, что обвалился не весь причал, а только одна его секция. Но так как на причале и возле него находилась огромная масса неуправляемых военных и гражданских людей, то посадка на катера в такой обстановке невозможна. Единственный выход из создавшегося критического положения – выходить подземным ходом на скалистый берег под 35-й батареей, вызвать сигнальным фонарем к берегу сторожевые катера и произвести посадку командиров в таких сложных условиях. Это единственная возможность, чтобы выполнить задание командования СОРа по эвакуации начсостава. Ильичев скомандовал, и мы пошли за ним. Впереди нас и позади шли нескончаемым потоком командиры всех рангов от полковников до майоров, политруки, комиссары. Все они еще надеялись, что наша опергруппа все же организует их отправку на Большую землю.
Списки на посадку теперь были не нужны. Вышли на берег. Ночь была не темной, как-то светло было. Недалеко от нас метрах в семидесяти слева просматривался силуэт рейдового причала с частью обрушенного настила причала. Возле причала в воде барахтались или плыли люди. Пройти к причалу с нашего места – подземного выхода – на берег батареи из-за крутой стены, уходящей в море, было нельзя. На берегу к нам присоединился Островский с сигнальным фонарем Ратьера. Стали ждать прихода тральщиков и катеров»[487].
Из воспоминаний Лубянова: «До часа ночи ждали условного сигнала, но вместо трех красных ракет кто-то выпустил три белых, и все начали отход. В 2 часа ночи мне удалось вплавь пробраться к катерам-охотникам, но меня ударили крюками по рукам и подняться на катер не дали. На катер погрузились работники НКВД и штаба генерала Петрова. Катера отошли, и сотни людей бросились на мост. Он не выдержал и затонул. Начинался рассвет, я ушел в сторону ложной 35-й батареи, где и пробыл до 4 часов в цепи по охране берега, сдерживая немцев огнем из пулеметов, автоматов и винтовок. В 4 часа меня подменили, я пополз, спустился к морю и в 9 часов был сильно контужен разрывом авиабомбы. Мое счастье, что меня отбросило к берегу. Меня подобрали, и я очнулся раздетым в пещере-госпитале. Правая нога была забинтована, на ней оказалась рваная рана. Здесь я встретил лектора Севастопольского горкома партии Алексеева. Он дал мне женское белье, брюки и китель. Утром я до рассвета пробрался к 35-й батарее. Здесь группа моряков морской пехоты сдерживала немцев. Я присоединился к ним».
Вскоре после полуночи был произведен подрыв башен 35-й батареи. Первая башня была взорвана в 0 час 35 мин и 2-я – в 1 час 10 мин (2 июля). Из воспоминаний бывшего начарта Приморской армии полковника Васильева: «Через левый командный пост мы вернулись на 35-ю батарею. В тот момент, когда мы подходили к посту, батарея была взорвана: орудийные башни, электростанция и другие жизненно важные объекты. Батарея оказалась без света, воды и воздуха, вентиляция была разрушена, а самое главное – с уничтожением электростанции была прервана радиосвязь с Новороссийском».
О взрыве никто предупрежден не был, в связи с чем были погибшие и обгоревшие, в их числе был и командир 386-й стрелковой дивизии полковник Н.Ф. Скутельник, который обгорел при взрыве до пояса. Из воспоминаний бывшего заместителя командира 345-й стрелковой дивизии И.Ф. Хомича: «Числа шестого или седьмого июля, когда мы уже сидели под кручей, я увидел двух пробиравшихся по камням командиров. Молодой лейтенант вел за руку невысокого коренастого человека с наглухо забинтованной головой и руками. Когда они пробрались к нашему гроту, я узнал в раненом Скутельника. Разговаривать он не мог. Мне рассказали, что полковник обгорел при взрыве на 35-й морской батарее».
Посадка была продолжена около 2 часов ночи, после подхода тральщиков, пяти катеров из группы капитан-лейтенанта Д.А. Глухова.
Как указывалось ранее, из четырех тральщиков до Севастополя дошло всего два. Из боевого донесения командира БТЩ «Защитник» (борт. № 26) капитан-лейтенанта В.Н. Михайлова и военкома старшего политрука Ф.С. Рубана от 3 июля 1942 года: «ТЩ-26 и -25, приняв по 45 тонн боезапаса и продовольствия каждый, снялись в 04.00 1.07.42 г. из Новороссийска. В 09.20 радиодонесение за № 063, во исполнение которого выбросили за борт на ТЩ-26 – 27 тонн, на ТЩ-25 – 50 тонн. Море ухудшилось, ветер норд-ост 7 баллов, море 5–6 баллов, в 23.00 по счислению подошли к подходной точке фарватера № 3. Створных огней не было, поиск которых продолжался до 00.43. Определились по Херсонесскому маяку. Легли на первое колено ФВК № 3. Идя по второму колену ФВК, увидели взрыв и пламя колоссальной силы. Это была взорвана 35-я береговая батарея, как было уточнено позже в 01.12 2.07.42 г. На траверзе мыса Фиолент корабли подверглись пулеметному обстрелу, который продолжался до поворота к рейдовому порту. В 01.15 подошли к рейдпорту близко. К этому моменту подошли 7 сторожевых катеров. С пристани передали семафор: «ТЩ к пристани не подходить» (пристань разрушена, сильный накат). На катера с пристани передали: «Подходить к пристани и перебрасывать людей на тральщики».
В 2.50 катерами СКА № 046 и СКА № 028 на борт тральщиков было доставлено около 500 человек. БТЩ «Защитник» принял на борт 320 человек, БТЩ «Взрыв» – 132 человека. Учитывая нормы погрузки, «Взрыв» мог принять на борт еще около 120 человек без потери боеспособности. Скорее всего, он ушел с недогрузом из-за нехватки времени: погрузка двумя катерами «МО» шла медленно.
Командир 79-й отдельной мотострелковой бригады полковник Потапов был доставлен на борт специально направленной для этого шлюпкой. Н.В. Благовещенский также был доставлен на борт одного из морских охотников на шлюпке. Он утверждает, что это был МО-140, но такого катера в списке кораблей нет. Возможно, имеется в виду СКА № 014, прибывший на мыс Херсонес на следующий день. Военком бригады Покачалов на катер не попал и остался на мысе Херсонес.
Флагманский катер отряда капитан-лейтенанта Глухова СКА № 029 зашел в бухту Казачья к сходням в районе современного дельфинария для приема на борт городского партактива.
СКА № 071 (командир – лейтенант С.Т. Еремин) подходил к стационарной части причала кормой уже после взрыва батареи. На катере Севастополь покинуло командование 35-й батареи и командир 8-й бригады полковник П.Ф. Горпищенко. Всего катер взял 119 человек, при норме 50.
Катера и тральщики уходили из Севастополя несколькими отрядами. Первым отрядом сторожевых катеров, ушедшим после 2 часов ночи с рейда 35-й батареи, был отряд капитан-лейтенанта Захарова в составе СКА № 0124, на котором шел он сам, СКА № 0112 с генералом Новиковым и его штабом и СКА № 028 из группы капитан-лейтенанта Глухова.
Катера СКА № 021 и СКА № 101 около 2 часов ночи взяли курс на Кавказ. Третья группа в составе СКА № 071, 088 и 046 уходила около 2 часов 30 минут. Последним покинул рейд 35-й береговой батареи отряд тральщиков (в 2.50).
Как указывает П.А. Моргунов, «в ночь на 2 июля в районе батареи № 35 оказалась группа в 20 человек из состава отошедших сюда остатков 9-й бригады морской пехоты и 79-й стрелковой бригады во главе с капитаном 3-го ранга В.В. Никульшиным. Видя, что организованная эвакуация невозможна, Никульшин разделил людей на две группы, которые направились на поиски плавсредств. Одна из этих групп состояла из бойцов 79-й бригады. Их было пятеро – главный старшина А. Медведев, краснофлотцы Н. Ершов, И. Нечипуро, Ф. Некрасов и М. Скакуненко. Им удалось найти в Камышовой бухте рыбацкую лодку с двумя парами весел. Днем 2 июля они отплыли, несмотря на вражеский огонь. С большим трудом морякам удалось выйти из-под артиллерийского обстрела с берега и пулеметного – с самолетов, причем один из них, Скакуненко, был ранен. Запас воды и продовольствия был ничтожен (примерно на сутки), и вскоре начались мучения от жажды и голода. Люди обессилели и гребли с большим трудом, но не падали духом. Так продолжалось 12 долгих суток, пока, наконец, не показался берег. Подошедший эсминец взял их на буксир и доставил в Батуми»[488].
Судьба кораблей сложилась по-разному. Около полночи 3 июля отряд тральщиков прибыл в Новороссийск. Чуть позже подошел отряд из трех катеров СКА № 071, 088 и 046. В ходе следования из Севастополя катера СКА № 021 и СКА № 101 были атакованы авиацией противника. Катер СКА № 021 из-за повреждения двигателя отстал и был потоплен, а его командир старший лейтенант С.М. Гладышев погиб. СКА № 101, вернувшийся к месту боя, подобрал из воды всего 16 человек. СКА № 029 следовал самостоятельно, но ушел он недалеко. Катер был перехвачен авиацией противника и получил повреждения, лишившись хода. Экипаж катера понес тяжелые потери, сам Глухов был тяжело ранен, много раненых было и среди пассажиров. Катер был взят на буксир группой морских охотников из отряда, вышедшего в Севастополь на следующий день.
Вышедшие из Новороссийска в Севастополь в 03.00 2 июля СКА № 014 и СКА № 0105 на переходе морем в 15.00 в районе между мысом Сарыч и маяком Ай-Тодор примерно в 25 милях от берега обнаружили СКА № 029, который бомбили самолеты противника и обстреливали его с бреющего полета. На катере висел флаг «Терплю бедствие, окажите помощь». СКА № 014 встал в боевое охранение и вместе со СКА № 0105, который взял на буксир 029-й и перегрузил на себя всех раненых, до темноты отбивали атаки самолетов противника.
Группа в составе СКА № 0112, 0124 и 028 тоже столкнулась с авиацией противника. В донесении штаба «Fliger-führer Süd» указывается, что разведчиком было обнаружено соединение из трех катеров, которое было атаковано истребителями JG77. В указанный район было направлено три звена немецких торпедных катеров (6 единиц), незадолго до этого появившихся на Черном море.
Из воспоминаний Трофименко, адъютанта П.Г. Новикова: «Хочу остановиться на последнем пути нашей дивизии после 1–3 июля 1942 года, когда корабли у Херсонеса тонули и у руля встал генерал Новиков. Вместе с боевыми соратниками – старшими командирами и младшим комсоставом, со своим непосредственным помощником А.Д. Хацкевичем, а также полковником Мегробяном, которые оставались здесь, не сумев сесть на последние две подлодки, – они выполняли морскую традицию: когда корабль тонет, командир сходит последним. Так поступили Новиков и многие другие офицеры. Генерал Новиков и маленькие группы людей сели на один из катеров № 112. Этот катер, весь израненный в бою, фактически был уже не боеспособен.
Выходил катер ночью. Мы встретили гидросамолет противника. На протяжении трех часов длилось сражение. У нас была одна кормовая пушка 45-мм, которой мы отбивались от их огня, но враг все наседал.
Нас оставалось небольшая группа в 5–9 человек, в их составе полковник Мегробян с оторванной ногой, который, истекая кровью, помогал подавать снаряды и стрелять по катерам противника, которые потом подошли. Один катер нам удалось подбить. Новиков, весь израненный, также оказывал упорное сопротивление. Как я уже сказал, у нас не было орудий, кроме 45-мм пушки. На рубке все были убиты, некоторые бросались вплавь, но противник расстреливал плававших людей. Когда нам стрелять стало нечем, к нам подошел катер противника и нас сняли».
СКА № 028, увеличив ход, смог оторваться, преследовавший его катер успеха не имел. СКА № 0124 в результате часового боя был потоплен. СКА № 0112 имел тяжелые повреждения, и, после того как с его борта сняли П.Г. Новикова и его спутников, катер затонул.
Защитники Севастополя долго не верили в то, что генерал Новиков оставил Севастополь. Очень многие утверждали, что он не ушел на катере, а был пленен на мысе Херсонес, о том, что под его руководством части организованно сражались до 3 июля, а отдельные группы – до 9 июля. Достаточно много интересных фактов нашлось и в документах. К примеру, в ОБД «Мемориал» содержится документ, в соответствии с которым генерал-майор Новиков был пленен в районе «35-го батальона». Если не считать опечатки («батальон» вместо «батареи»), то место указано четко: 35-я батарея.
В учетной карточке пленного Новикова указано, что он пленен в Севастополе, в то время как об остальных значится, что они пленены «на катере перед Ялтой».
Никто не верил и в то, что попытался «эвакуироваться» и военком 109-й стрелковой дивизии А.Д. Хацкевич. По данным Д.И. Пискунова, А.Д. Хацкевич остался со своим личным составом.
Сохранился немецкий допрос Хацкевича, который датирован 4 июля 1942 года: «Дивизионный комиссар Хацкевич Арон, родился в феврале 1898 года (дата не ясна) в д. Корсовка недалеко от Витебска. Отец, Давид Хацкевич, по профессии сапожник, имел двух детей… В школе не обучался, работал подмастерьем сапожника в Туле и Пскове. В 1917 году по «керенскому призыву» попал в солдаты, после этого поступил в Красную армию, в кавалерийский полк. Воевал против Колчака в Сибири. В 1920 году поступил в школу младших командиров и одновременно вступил в коммунистическую партию. Начал политическую карьеру. В 1921 году обучался в кавалерийской школе в Москве. В 1924 году – командир взвода, в 1926-м – командир эскадрона во Владивостоке, затем в Хабаровске. С 1929 по 1931 год обучался в школе полковых командиров. В 1931 году назначен комиссаром 74-го кавполка в Даурии. В 1940 году назначен комиссаром ветеринарной службы военного округа. С началом войны назначен комиссаром 1-й кавалерийской дивизии…» Однако текст допроса не содержит четкого указания о том, где был пленен бригадный комиссар А.Д. Хацкевич.
Большая часть партийного и советского актива эвакуироваться ни 30 июня, ни 1 июля не смогла. В Севастополе остались 1-й секретарь комсомола А. Багрий, 1-й секретарь Крымского обкома КПУ(б) Ф.Д. Меньшиков и другие – всего около 200 человек.
Достаточно интересны воспоминания бывшего начальника МПВО Корабельной стороны Лубянова: «Я и Петросян наблюдали за выходом из 35-й батареи, так как ждали, что выйдут тов. Борисов или тов. Сарина и скажут, как мы будем эвакуироваться. В 23 часа или в 23.30 из КП 35-й батареи они вышли в сопровождении ЧВС тов. Н.М. Кулакова[489]. Нам удалось прорваться к Борисову, он заявил:
– Идите в район Казачьей бухты, там есть деревянный мост. Завтра, то есть в ночь с 1 на 2 июля, будут катера. Тов. Октябрьский выделил 70 мест для гражданского актива.
Мы спросили:
– А где же посадочные талоны?
Он ответил:
– У вас эвакуационные билеты с красной чертой. Вас возьмут в первую очередь.
В это время Кулаков сказал:
– Товарищ Борисов, давайте быстрее, время очень дорого.
Борисов и Сарина вместе с другими ушли, а мы остались в степи. Несмотря на ночное время, немцы вели минометный огонь и артобстрел. Квадрат за квадратом ими обстреливался. Нам ничего не оставалось делать, как идти и искать, где же этот временно сооруженный деревянный мост. После расспроса встречных мы пошли по направлению к мосту. Мост охранялся тремя рядами автоматчиков. Ночь провели вблизи моста. Ночью группа командиров старалась организовать защиту подступов к Камышевой и Казачьей бухтам. После группировок частей удалось создать линию обороны между Стрелецкой и Камышевой через балки и до мыса Фиолент. День 1 июля провели в пещерах на берегу. В ночь с 1 на 2 июля были взорваны нашими частями 35-я батарея и ложная 35-я»[490].
На том организованная оборона была завершена. Началась «неорганизованная».
Из допроса военнопленного подполковника Ковалева
Ковалев, подполковник, командир 142-й стрелковой бригады. Персональные данные: родился в 1897 году в деревне Чебановка Старобельского района Харьковской области, родители – крестьяне. Вскоре после его рождения переселились на Северный Кавказ в район Кропоткина. Образование: деревенская школа. В 1915 году был призван на службу в царскую армию. Он служил в кавалерии. После роспуска царской армии остался на службе в 5-м сибирском Заамурском кавалерийском полку. С этим полком он принимал участие в Гражданской войне против Петлюры, Деникина и Врангеля. Пленный закончил Гражданскую войну в должности командира взвода. В 1925–1927 годах он закончил кавалерийскую школу в Калинине. В 1928 и 1929 годах пленный был инструктором по выездке в Киевской военной школе. В 1930 году он посещал в Москве курсы шифровального дела. В 1931–1937 годах он работал на различных должностях в штабах 24-й и 97-й стрелковых дивизий. В 1936 году пленный стал майором и закончил заочно два семестра в Академии Фрунзе. В 1938 году он служил в Москве начальником штаба 97-й стрелковой дивизии (136, 69 и 233-й стрелковый полки). Позднее он стал командиром 136-го стрелкового полка. В конце декабря 1940 года вследствие плохой подготовки своего полка он был назначен командиром отдельного стрелкового батальона (задача: охрана складов и т. п.). Батальону подчинялся зенитный дивизион из двух батарей 76-мм орудий. В июле 1941 года он был назначен командиром 296-го стрелкового полка 383-й стрелковой дивизии. Эта дивизия формировалась в районе Сталино. Остальные полки дивизии: 294-й и 298-й стрелковые. О состоянии легкого артиллерийского и гаубичного полков дивизии пленный не знает. Дивизия впервые вступила в бой во второй половине октября в Донецкой области в составе 9-й армии. До декабря 1941 года дивизия подчинялась 9-й армии. В середине декабря пленный был откомандирован для формирования 142-й стрелковой бригады и одновременно произведен в подполковники.
142-я стрелковая бригада формировалась в деревне Владимировка (80 км юго-восточнее Сталинграда). Там также формировалась 138-я стрелковая бригада, в районе Харабали (примерно 60 км юго-восточнее Владимировки) и 141-я стрелковая бригада в Калаче (юго-западнее Сталинграда). Формирование этих трех бригад осуществлялось Сталинградским военным округом. Командующий Сталинградским военным округом – генерал-лейтенант Федоренко. Начальник штаба – генерал-майор Котелков. Член Военного совета – бригадный комиссар Смирнов. Командующий артиллерий округа – генерал-майор Шульга. Формирование этих бригад было завершено в первой половине мая. 138-я и 142-я стрелковые бригады в конце мая по железной дороге были отправлены в Новороссийск. Первая была посажена на миноносцы и отправлена в Севастополь.
142-я стрелковая бригада была посажена на миноносцы «Бдительный» и «Ташкент» 25.06, на «Бдительный» – 2-й стрелковый батальон, 1-я батарея 45-мм противотанковых орудий, 2 взвода связи и взвод снабжения бригады, в совокупности – примерно 1500 человек. На «Ташкент»
были погружены штаб бригады, 1-й стрелковый батальон, 2-я батарея 45-мм противотанковых орудий, 2-я батарея 76-мм орудий, саперная рота, разведывательная рота и рота связи, в совокупности 2000 человек. Эти два миноносца должны были разгрузиться в Камышовой бухте в пределах 40 минут. Миноносцы отправились назад в Новороссийск и забрали остатки бригады. Во второй раз бригаде погрузка не обошлась без потерь. Остались: 1-я рота 4-го батальона, санитарная рота, 1-й взвод роты связи и хозяйственный взвод. Этот остаток должен был доставить миноносец «Бдительный», но он в Севастополь не прибыл. Я слышал от генерал-майора Крылова, что «Бдительный» на пути в Севастополь был потоплен немецкой авиацией…
По штату бригада насчитывала 5200 человек.
Штатная численность каждого батальона 820 человек, бригада укомплектована полностью по штату.
Из допроса генерал-майора НовиковаКомандование 11-й армии. Отдел 1С.Штаб 4.07.42.
Новиков Петр, генерал-майор, родился 15 декабря 1906 года в Казани. Сын крестьянина в Казанской губернии (в собственности земли 15 гектаров). Сам он крестьянин. Посещал народную школу, женат, 1 ребенок. Перед началом войны проживал с семьей в г. Унгены (Бессарабия). Он полагает, что его жена сейчас находится в с. Обосновка под Кременчугом. Ее зовут Тимошенко Вера и живет со своими родителями. Он в партии с 1930 года. В 1922 году он поступил в Казани в школу командиров, которую он окончил в 1925 году. В 1925 году он был командиром взвода. В 1927 году – командиром роты, в 1932 году – командиром батальона, в 1937 году – командиром полка, с 1938 году – полковник, с сентября 1941 году – генерал-майор. 1935–1937 годах он посещал Военную академию в Москве. С августа 1941 года – командир 109-й строевой дивизии. 1.7.42 г. он принял, как преемник генерал-майора Петрова, остатки разбитой Приморской армии…
Он думал уже в 1-й день наступления[491], что немецкие войска должны были занять Балаклаву. Он полагает ошибкой с немецкой стороны, что в 1-й день наступления в районе Балаклавы было мало артиллерийской и авиационной подготовки и пехота неосторожно наступала. Благодаря тому что местность была хорошо пристреляна пулеметными гнездами и иным оружием фланкирующим огнем, немецкой дивизии были нанесены большие потери, и он полагает даже возможным, что дивизия на некоторое время была выведена из строя. Намного болезненнее были предпринятые в последующие дни отдельные атаки наших дивизий. К началу наступления настроение у них было очень хорошее, но потом становилось все хуже и хуже, особенно вследствие продолжавшихся авианалетов, как и вследствие ненадежного положения в соседнем секторе. Ему стало уже понятно, что все потеряно, и он отошел со своей дивизией назад. Особую роль сыграла наша авиация, и ее воздействие было колоссальным, что он объясняет удачным расположением наших аэродромов. Если бы этого не было, то, по его мнению, пришлось бы использовать для подобных операций четыре авиакорпуса.
Он восхищен немецкой тактикой, совместной работой всех видов оружия и бережливостью по отношению к человеческому материалу. 1.07 в 00.00 ему было передано от командующего генерал-майора Петрова общее командование Приморской армией. Он должен был держаться еще 24 часа. Ему Петровым были обещаны корабли. В эту же ночь Петров со своим штабом на подводной лодке, позднее вице-адмирал Октябрьский со всем штабом Черноморского флота таким же образом, на подводной лодке, покинули Крым. Только отдельные старшие офицеры смогли уплыть с ними. По его мнению, еще многие старшие офицеры остались. Связь с Кавказом осуществлялась только подводными лодками и быстроходным эсминцем «Ташкент», который добирался из Севастополя до Новороссийска за 12 часов. Вплоть до конца на аэродроме Херсонес оставались еще 7—10 самолетов под командованием полковника Проворова (обычно авиация Крыма находилась под командованием Черноморского флота).
2 июля, в 1.30, он с 50 человеками отплыл из Крыма. При нем был также морской капитан, ранее выполнявший обязанности командира потопленного крейсера «Червона Украина».
При Новикове была найдена записка, в которую он заносил свои переживания за последние два дня. Он пишет:
«01.07: Вечером 1.7 наше положение очень неприятно. Противник стоит плотно к пристани, с которой мы должны отправиться. В войсках, особенно среди офицерского корпуса, царит паника. У пристани все закупорено. С большими трудностями добрались туда.
02.07 в 2.30: с большими трудностями я попал на катер. Сейчас отплывем. Все очень довольны. 3.15: наш катер атакован тремя немецкими катерами и одним самолетом. Бой продолжался 2 часа. Мы понесли большие потери. Машинное отделение выведено из строя. В 5.00 наш катер затонул. В бессознательном состоянии мы были приняты на немецкий катер.
10.00: мы в лазарете. Прием неплохой. Все были быстро осмотрены и получили свои места».
Он имел полную картину о наших планах из карт, которые были изъяты у убитых немцев. Он слышал, что 5.6 в северном секторе был взят в плен один немец, который подробно рассказал о начале наступления. О немецких пленных он знает только, что они направлялись для допроса в штаб армии и потом доставлялись в Севастополь. Позднее пленные вместе с ранеными переправлялись на Кавказ[492].