Как указывает журнал боевых действий 11-й армии, «противник прижат к полуострову Херсонес, однако оказывает упорное сопротивление. 30-й корпус уничтожил севернее хутора Балосова, на восточном берегу бухты Камышовая и на полуострове в районе ориентира 174 упорно обороняющиеся группы… После обеда самолеты, подчиненные штабу Fligerführer Süd, нанесли внезапный удар по кавказским портам. Потоплены 2 эсминца, 3 транспорта, учебный корабль «Коминтерн» и еще два транспорта повреждены, подожжена нефтебаза. Истребителями сбито 10 самолетов»[502].
По советским данным, в Новороссийске 2 июля 1942 года в результате налета более 50 бомбардировщиков от прямых попаданий бомб затонули лидер «Ташкент» и эсминец «Бдительный», транспорты «Украина» и «Пролетарий», спасательный буксир «Черномор». Получили повреждения различной тяжести учебный крейсер «Ком интерн», эсминцы «Сообразительный» и «Незаможник», подводная лодка Л-24, сторожевые корабли «Шквал» и «Шторм», плавучий док на 6 тыс. тонн, транспорты «Ворошилов» и «Курск», торпедный катер.
В городском архиве сохранилась запись, сделанная начальником штаба МПВО Новороссийска в «Тетради учета налетов авиации противника на город»: «В налете участвовало 25 «Юнкерсов-88» и 20 «Мессершмиттов». Объекты бомбометания – военные корабли. В итоге: затонуло 5 и повреждено 6 военных кораблей, разрушено 12 кранов, повреждено 5 причалов, разрушено 11 жилых и 11 производственных строений, полуразрушено 6 жилых домов, повреждено 1500 погонных метров железной дороги, 2500 метров связи, галерея элеватора, водопровод, 1 автомобиль, 8 вагонов, трамвайные линии». Удары наносились не только по Новороссийску. LG100 нанесла удар по аэродрому в Анапе; StG77 – по Темрюку и кораблям, находившимся в Глухом канале. Ударам подверглись Приморско-Ахтарск и Ейск[503]. Но на фоне новороссийского разгрома здесь потери были ниже.
Противник указывает, что отпор ему оказывали 30–40 истребителей и зенитные батареи. Однако защита оказалась неэффективной. По требованию командующего ЧФ вице-адмирала Октябрьского командующий базовым районом ПВО Новороссийска был предан суду военного трибунала и осужден к высшей мере наказания. Парадокс заключается в том, что, если бы корабли вышли на помощь Севастополю, эффективность удара люфтваффе была бы намного меньше.
3 июля 1942 года(тепло, облачно, ветрено, после обеда прояснение, +28)
Утреннее донесение 170-й пехотной дивизии: «Ночь прошла тихо, 401-й полк собрался в районе ориентира 1700[504], 1-й батальон 399-го полка подтянулся в район 170, 116-й полк занял позиции по линии 1700-151-1699»[505].
По данным противника, за период с 7 июня по 2 июля 1942 года было захвачено около 50 тысяч пленных[506]. Только 2 июля 30-м корпусом было захвачено 10 тысяч пленных. По донесению 54-го корпуса, который производил зачистку города, в развалинах были пленены 7300 человек, еще 150 человек были захвачены на Корабельной стороне. Таким образом, суммарно было захвачено 73 тысячи человек.
Еще утром 2 июля 1942 года, за час до налета немецкой авиации, от 4-й пристани холодильника Новороссийской ВМБ отошло пять сторожевых катеров 8-го дивизиона Новороссийской военно-морской базы и 9-го дивизиона Азовской флотилии: СКА № 082, СКА № 019, СКА № 039, СКА № 0108, СКА № 038. Днем 2 июля отряд под командой командира звена старшего лейтенанта В.П. Щербины снялся на Севастополь. Не совсем понятна задержка соединения в море до 13.15. Учитывая скорость хода катеров, им для перехода требовалось от 12 до 15 часов. В том случае, если бы катера следовали бы сразу курсом на Севастополь, они бы вышли как раз к наступлению темноты. Из-за задержки их подходное время оказалось сдвинутым к рассвету. Правда, при этом прохождение вдоль берега Крыма шло в темное время, что снижало риск.
Катера подошли к берегу в ночь на 3 июля. Они приблизились к берегу и обнаружили, что к катерам плывет масса пловцов. Немцы открыли артиллерийский и минометный огонь, услышав стрельбу на берегу. К командиру СКА № 039 привели приплывшего связного командира с берега, который сообщил, что надо прислать шлюпки, так как многие не умеют плавать.
СКА № 019 (командир Н.А. Аскер-оглы) подошел к берегу с южной стороны мыса Херсонес и начал принимать людей. Из-за увеличения осадки катер сел носом на дно. На борт катера были приняты 79 человек, после чего он был стянут с мелководья флагманским СКА № 039. СКА № 0108 принял 90 человек, СКА № 038 —55 человек, СКА № 082–108 человек. По СКА № 039 данных нет.
По воспоминаниям Д.И. Пискунова, в районе маяка и Голубой бухты готовились пять мест для посадки личного состава на катера. На полуострове оставалось достаточно много гражданских лиц из состава партийного и советского актива: «Вскоре после этого на мой командный пункт пришел 1-й секретарь Крымского обкома КПУ(б) Меньшиков Ф.Д. и секретарь обкома комсомола, фамилию которого я забыл. Они пришли с маяка. Это обстоятельство, что такие люди оказались не эвакуированными, взволновало меня. После короткого обмена мыслями об обстановке под Севастополем я пошел к бригадному комиссару Хацкевичу А.Д. и доложил о случившемся. Мы договорились, чтобы их эвакуировать в первую очередь с причала № 2. Потом я лично отвел т. Меньшикова Ф.Д. и его спутника на армейский командный пункт».
Он описывает посадку на катера следующим образом: «Начало третьих суток июля прошло у нас в состоянии тревоги, катера явно запаздывали. Прошли первый и второй часы новых суток, а катеров все не было. А количество людей на берегах Херсонесской бухты значительно увеличилось – с фронта пришли новые подразделения, согласно плану эвакуации. По нашим расчетам, за это время катера должны были сделать по три рейса к транспортам, а они и на горизонте еще не появлялись. Это обстоятельство начало беспокоить и бригадного комиссара. В 2 часа ночи ко мне на причал пришел майор Белоусов и с тревогой сказал, указывая на берега бухты:
– Смотрите, сколько людей уже пришло! На марше так же много. Фронт оголяется, а катеров еще нет. Трудно представить положение, в каком мы можем оказаться утром?!
Я разделял эту тревогу, но старался подбодрить его, так как наше положение обязывало нас быть в хорошем настроении и тем поддерживать бодрый дух у войск. На этом мы разошлись. И только когда пошел третий час ночи на 3 июля, наконец далеко в море замелькали зеленые сигнальные огни. На берегах бухты стало тихо. Надежда на эвакуацию становилась реальной. На причалах замелькали ответные сигналы. Катера, их было пять, взяли направление на наши сигналы и стали медленно приближаться к берегу с юга. На рассвете вошли в Херсонесскую бухту. Четыре из них направились к причалам на восточном берегу и один, левофланговый, – к первому причалу, самому дальнему по отношению к другим.
Со своего причала я видел, что катера, направившиеся к восточному берегу, остановились недалеко от него. Затем с одного из них была спущена резиновая шлюпка, два человека сели в нее и поплыли к берегу. Вскоре передали по цепи, что прибыл начальник отдела перевозок штаба Черноморского флота для руководства эвакуацией.
Катер, шедший к моему причалу, тем временем оказался близко к берегу и развернулся к нему левым бортом. Нас разделяло пространство в пять-шесть метров. Я отчетливо вижу командира катера, стоявшего на палубе, и слышу его голос:
– Не волнуйтесь, товарищи, всех заберем, – говорил он. – Я брошу вам конец каната, вы помогите нам пристать к берегу.
Я предупредил командира катера, что здесь будут грузиться тяжелораненые командиры. Он ответил:
– Начинайте выносить на берег, – и бросает канат, но неудачно, канат падает в воду, не зацепившись даже за берег.
Вот в это время происходит не предвиденное нами событие. Люди, стоявшие на спуске в бухту, лавиной устремились на причал, смяли охрану и плотной толпой заполнили причал. Многие из них спрыгнули в воду, надеясь первыми попасть на катер. Многих, в том числе и меня, спихнули в воду напиравшие сзади. Боясь, что могу утонуть в начавшейся сумятице, я отплыл от берега метров сорок и взобрался на камень, торчавший из воды.
Катер в то же время дал задний ход и отошел от берега метров на двадцать. Отсюда командир катера крикнул:
– Успокойтесь, всех заберем! Дайте подойти к берегу!
Толпа на какое-то время затихла. Но как только катер двинулся к берегу, люди начали массой бросаться в воду, быстро заполнили пространство между ним и берегом и стали обтекать его, как бы брать в окружение. Командир катера подал какую-то команду. Катер перешел на задний ход и отошел на значительное расстояние, развернулся кормой к берегу и вообще ушел в море, к горизонту, не приняв на борт ни одного человека.
Стоя на камне, я видел происходившее на других причалах. Едва катера стали на места, указанные начальниками причалов, как к ним лавиной бросились люди. Выстрелы вверх, сделанные автоматчиками с целью призыва к порядку, только на секунду приостановили беспорядок, а затем людской поток с еще большим остервенением устремился вперед. Катера, ввиду явной угрозы быть потопленными, отошли от берега. Люди, стремясь добраться до катеров, вплавь направились к ним. А те начали отходить мористее и остановились где-то, сделавшись едва видимыми с берега. С криками о помощи люди поплыли за катерами, уходившими в море. Многие из плывших утонули, не достигнув цели, небольшая часть вернулась на берег, и лишь одиночкам удалось доплыть до катеров, которые, промаячив какое-то время на горизонте, скрылись с глаз».
Несмотря на то что в донесении немецкого 399-го полка указывалось, что очаги сопротивления в районе 144–145 окончательно не подавлены, 1-й батальон 399-го полка из района хутора Бермана был переброшен в район Камышовой бухты. Батальон не завершил уничтожения блокируемых советских частей в районе верховий Юхариной балки, но полк готовится к решительному наступлению на полуостров Херсонес. 116-й пехотный полк выставил патрули для отлова тех, кому удалось выскользнуть из