Последние дни обороны Севастополя. Июнь – июль 1942 г. — страница 39 из 41

Эта конференция и имела своей целью создать «новую элиту» из тех, кто был обижен старой властью. Следует признать, что идея реабилитации тех, кто попал в плен и из-за этого был поражен в правах, является правильной. Конференция для многих действительно стала возможностью рассказать правду. Именно здесь впервые прозвучали голоса тех, кто прошел концлагерь, кто был в плену. До этого они были людьми «второго сорта».

Но правда оказалась никому не нужна. Факты, прозвучавшие на конференции, были настолько «неудобными», что многие доклады пришлось срочно «редактировать». В связи с тем, что город являлся главной базой Черноморского флота, после войны в Севастополе была создана своя версия событий. В городских газетах было принято писать о том, что город держал оборону исключительно силами моряков. Были назначены штатные герои, которых чествовали из года в год. «Неудобных» героев убирали, причем не всегда честным путем. Достаточно вспомнить судебный процесс над героем Советского Союза Н. Воробьевым, который был осужден при очень странных обстоятельствах. Вокруг определенных людей в городе создавался культ, но неожиданно выяснилось, что не все в СССР считают так же, как севастопольское партийное и советское руководство.

Столичные и иногородние гости конференции вдруг опрокинули устоявшуюся легенду. Вдруг выяснилось, что «назначенные герои» совсем не так героичны, как принято считать. Это была первая причина конфликта. Точнее, причина первого конфликта.

Второй конфликт разгорелся тогда, когда получили голос те, кто был брошен в Севастополе и списан оптом, как «пропавшие без вести 3.07.42», но остались в живых. Конфликт разгорелся тогда, когда выяснилось, что Севастополь не был оставлен советскими войсками, а, наоборот, советские войска были оставлены в Севастополе. Вдруг выяснилось, что даже после бегства командования СОР люди смогли самоорганизоваться (пусть на короткий период) и продолжить борьбу. В докладе Д.И. Пискунова достаточно много ошибочной информации, но именно он озвучил то, что после «эвакуации» командования люди самоорганизовались и продолжили сопротивление.

Чтобы избежать трений, работа конференции была разделена на несколько секций: «моряки», «приморцы», «городские организации», «инженерные органы» заседали отдельно. Но было несколько «кочующих» высокопоставленных гостей. Они с приветственными и заключительными словами присутствовали на заседании разных секций, и вот именно из стенограмм их выступлений выяснилось, что… люди пришли к выводам, которые их высокопоставленные персоны никак не устраивают. Вот тут-то и началась склока.

Наиболее интересным в этом отношении является доклад Ф.С. Октябрьского на секции Приморской армии. Привыкший к пиетету «флотских», адмирал попал к «армейцам». Даже в начале доклада он говорит о том, что пришел на встречу к бывшим воинам-приморцам крайне неохотно. Он начинался словами: «Дорогие товарищи! Я прибыл сюда потому, что нельзя было не прибыть, я еще должен буду от вас побывать среди гражданского населения, так называемых представителей бывших наших севастопольцев, которые работали под руководством горкома партии и городского комитета обороны. Они заседают в павильоне панорамы и ждут меня. Времени уж очень мало, вам отвели только один день, в трех местах, а я один, мне хотелось везде поприсутствовать и сказать несколько слов». Он начинает доклад с оправданий: «Сейчас не период обороны, у телефона никто не ждет, и можно отлучаться. Это в период обороны мне говорили: «Вы редко приезжаете!», а обстановка была такая, что часто целыми днями мне приходилось быть у телефона».

Доклад Октябрьского содержит достаточно много бравады: «При подходе к Одессе по нам открыла огонь артбатарея немцев, которая произвела особо сильное впечатление на генерала Русакова, командующего ВВС ЧФ, который был со мной на корабле. Я в это время спустился в каюту побриться. Тут вбегает ко мне генерал и говорит: «Товарищ командующий, там стреляют по нас!» На что я говорю, мол, ерунда, главное прибыть в Одессу побритым! На берегу, в штабе Одесского оборонительного района, генерал с перепугу так напился, что никакая сила не смогла поднять его с постели, чтобы потом идти (вечером) на корабль. Он специально напился, чтобы я его на корабль не забрал… Он ушел от нас на Балтику, дрался геройски, но погиб нелепо».

Особый гнев бывшего командующего ЧФ вызвало упоминание в докладах «армейцев» о том, что приказом командующего войсками Крыма Г.И. Левченко И.Е. Петров был назначен командующим СОР 4 ноября 1941 года. В критике этого постулата Октябрьский дошел до подтасовок и площадной брани.

По факту, он прекрасно знал, что Севастопольский оборонительный район действительно был создан командованием войсками Крыма 4 ноября 1941 года. И первым его командующим стал генерал-майор И.Е. Петров. Вопреки надежде командующего ЧФ на эвакуацию на Кавказ, Ставка ВГК решила иначе. Директивой Ставки 7 ноября 1941 года был создан СОР во главе с Ф.С. Октябрьским, однако лишь 11 ноября 1941 года вышел первый документ, связанный с обороной города и подписанный командующим флотом и вновь созданным СОР. Он упорно не хотел принимать на себя ответственность.

Все это Октябрьский знал, но с трибуны говорил совсем иное: «Что я могу еще сказать к тому, что было сказано? Где был генерал Петров, когда армия пробивалась к Севастополю? Генерал Петров прибыл к нам в Севастополь числа 4-го или 5-го, я не буду здесь говорить о том, почему он прибыл к нам один. Разговор у нас с ним был короткий!.. По прибытии генерала Петрова к нам я его послал к своему заму по сухопутной обороне, в ту пору командующего БО ГБ П.А. Моргунову…» Да, действительно, при отступлении Приморской армии И.Е. Петров бросил свои войска и штаб и 3 ноября 1941 года прибыл в Севастополь лишь с личной охраной.

Но «послать» И.Е. Петрова командующий флотом права не имел. Они были равны в своих «погонах» и подчинялись одному командиру – Г.И. Левченко. Другое дело, что вскоре за потерю Крыма адмирал Левченко был разжалован и попал в опалу, но он многое сделал в первые дни обороны. Далее, из доклада Ф.С. Октябрьского: «Все выступления были хорошие, но выступление тов. Ковтун-Станкевича было непонятным, или он не очень хорошо его продумал, или у него была иная цель…

Должен оговориться, что большую помощь мне оказал Трофим Калинович Коломиец, которого я благодарю за честность, прямоту и правдивость!.. Генерал Ковтун игнорировал здесь все, он полностью игнорировал мой доклад! У нас тут графики, схемы, он их полностью не признает. Он не признает никакой береговой обороны, до прихода его, Ковтуна, в Севастополь, а части Приморской армии (всего 8 тыс. человек, из них в боевых частях всего 1,5 тысячи), как доложил здесь Т.К. Коломиец, прибыли 8–9 ноября…»

Остановимся ненадолго, чтобы посмотреть, а так ли это? Оказывается, что нет, просто А.И. Ковтун-Станкевич честно пишет, что общая численность флотских частей, оборонявших Севастополь, составляла всего 14 батальонов. Но это действительно так. Насчет готовности оборонительных рубежей – особый разговор. Их достроили только к концу обороны (а некоторые объекты так и не достроили), но на бумаге, в схемах и графиках, вывешенных на конференции, все было красиво.

Доклад Т.К. Коломийца на этой конференции был одним из самых слабых и почти не содержал конкретной информации. Он состоял из баек, сочиненных политотделом, перемешанных с самовосхвалением. Да, действительно, в той колонне, которую вывел Т.К. Коломиец, было около 8 тыс. человек – в основном штабы, тылы и медсанбаты. Остальные части он или бросил, или растерял. К примеру, 287-й полк, уходивший к Воронцовке в составе 1900 человек, вернулся в Севастополь, имея всего… 51 человек личного состава.

«Неорганизованно» вышло вдвое большее количество бойцов Приморской армии (причем в основном из боевых частей), и этот факт был проигнорирован и Коломийцем, и Октябрьским. Почему? Потому что им это было выгодно. Генерал Коломиец, плохо справившись с выводом войск, растеряв управление ими, оказался невольным союзником не совсем порядочного командующего флотом.

Войдя в раж, Октябрьский перешел на нецензурную лексику, заявив с трибуны: «Да вы знаете ли, товарищ Ковтун, что в то время представлял из себя Черноморский флот, что это была за сила, мощь, его организация, его славный личный состав? Ни… вы не знаете и не знали! И мне абсолютно непонятно, почему тов. Ковтун проигнорировал мой доклад и решил не считаться ни с какими фактами. Если мы и дальше так будем относиться к истории, то никакой правдивой истории мы не создадим…» И далее: «Получается так, что штаб береговой обороны и штаб флота все делают, все организовывают, пишут сводки, доклады, все идет своим чередом, а в это время товарищ Ковтун в звании майоришки, никем не уполномоченный, бегает от Балаклавы до Мамашая, пишет какие-то дурацкие сводки. Вы даже не имели права составлять эти сводки юридически!.. Даже после организации СОР 7 ноября 1941 года это было не ваше дело, сводки должен был составлять штаб БО и штаб флота, что они и делали!»

Объективно начальный период обороны города во многом остается темным пятном в истории, как раз по той причине, что документы Черноморским флотом не составлялись и в обороне города царил хаос. Это не критика, а констатация фактов.

«Вы, товарищ Ковтун, как гоголевский Чичиков, пришли на все готовое, но тот имел весьма важное преимущество перед вами, тот хотя бы благодарил. А вы пришли к нам голодными, мы вас накормили, а вы ответили черной неблагодарностью!» (далее следуют 7 листов доклада, выдержанного в таком же стиле).

Далее бывший командующий флотом произнес: «Давайте, товарищ Ковтун, договоримся прямо: пишите книги, выступайте с докладами об обороне Севастополя, но давайте соблюдать правило, наше большевистское правило: правда прежде всего! Вы ссылаетесь на якобы хранящиеся бумажки в архиве. Я допускаю, они хранятся в архиве, но какая им цена, если они шли в те дни 1941 года? Чем быстрее вы их выбросите на помойку, тем больше выиграет история!»