(утром туман, температура +30)
В 01.00 транспорт «Белосток» в охранении базового тральщика «Якорь» и пяти сторожевых катеров прибыл из Новороссийска. Это был последний транспорт, которому удалось прорваться в город. На транспорте и подводных лодках Д-5, Л-23, Щ-203, М-31 и А-4 было доставлено: маршевого пополнения – 360 человек и разных воинских команд – 80 человек, боезапаса – 341 тонна и продовольствия – 238 тонн.
Прикрывали подход транспорта зенитные батареи Северной стороны (батарея № 79, сводная зенитная батарея и 45-мм батареи № 552 и 553). Из воспоминаний Е.А. Игнатовича: «Батарея старшего лейтенанта Алюшина (№ 79) занимала позицию на выступе Толстого мыса, над самым морем. Гитлеровская пехота не раз пыталась прорваться туда со стороны Бартеньевки и Учкуевки. Но батареи Алюшина (79-я), Шишляева (552-я) и Воловика (553-я) были начеку и перекрестным огнем отсекали ее от берега.
Но этот артогонь не остался незамеченным со стороны противника… вскоре заговорила вражеская артиллерия, залаяли минометы. Фашисты упорно пристреливались к алюшинской батарее и к моему командному пункту. Я приказал: «Всем в укрытие!»
Не прошло и минуты, как наш бетонный, глубоко вросший в землю каземат содрогнулся. В два-три прыжка мы со Сметаниным выскочили на поверхность. По соседству находился такой же прочный кубрик с толстой металлической дверью. После взрыва двери не стало. То, что мы увидели внутри, бросило в дрожь: крупнокалиберный снаряд разворотил помещение, никто из находившихся там не уцелел. Подоспевшие связисты, несмотря на обстрел, стали выносить погибших. У моряков, которые никогда не плачут от боли, а умирают молча, по лицам катились крупные слезы. Тут же, в глубокой воронке, мы похоронили своих товарищей и опять укрылись от огня, так как артналет продолжался. Очередной крупнокалиберный снаряд вспахал землю у входа в укрытие, ударился о его фундамент и взорвался. К счастью, произошел, как говорят артиллеристы, камуфлет: снаряду не хватило мощи, чтобы полностью разрушить фундамент. Но когда мы попробовали выбраться наружу, дверь не поддавалась. Только через минут десять подоспела помощь. Глотнув свежего воздуха, я огляделся – и сердце похолодело. Медленно, как бы нехотя, прямо к нам летел огромный снаряд. Его вытянутое тупоносое тело отливало на солнце серебром. Можно только удивляться, как эта металлическая громадина, начиненная взрывчаткой, может лететь. Я еще успел подумать о примете военных – именно «своего» не услышишь, – как огромный конус, прошелестев над головой, с громоподобным звуком разорвался в расположении 79-й батареи.
В какую-то минуту – не более – я уже был там. Пыль еще не успела осесть, дым не развеялся. Но что натворил вражеский снаряд, увидел сразу: одна пушка перевернута и полностью разворочена. Весь расчет погиб. У другой пушки сорван ствол, многие бойцы изранены. Разбиты дальномер и счетверенный пулемет. Отовсюду слышны стоны. А дальше было еще хуже. Этот мощный 615-миллиметровый снаряд угодил прямо в стену капонира, где комиссар Лебедев собрал коммунистов батареи. Невиданной силы удар сорвал тяжелое бетонное перекрытие и обрушил его на людей. Под огромной глыбой все были погребены заживо.
В который уже раз краснофлотцам пришлось вгрызаться в землю – лопатой, ломом, киркой, штыком. Работали молча, стиснув зубы, потому что из-под обломков слышались стоны, призывы о помощи. Отрыть удалось немногих, да и те уже были мертвы. Поднять же многотонную плиту не было никакой возможности.
Под ней остались погребенными комиссар дивизиона старший политрук Лебедев, политрук батареи Лубянцев, младший лейтенант Полторацкий, старший сержант Попель, младший сержант Андрющенко и еще двадцать зенитчиков»[69].
Батарея полностью перестала существовать. В строю на Северной стороне оставалась всего одна зенитная батарея, переброшенная накануне, – 227-я, так как в 553-й и 552-й оставалось всего по одному 45-мм орудию, а батарея зенитных автоматов на Константиновском форте была полностью подавлена[70].
Следует отметить, что к этому дню немецкие 615-мм мортиры «Один» и «Тор» давно исчерпали свой боезапас, так же как и 420-мм мортиры и гаубицы. По данным журнала боевых действий 54-го корпуса, огонь по Толстому мысу и 79-й батарее вели 35,5-см мортиры[71]. По состоянию на этот день в немецких войсках в корпусной артиллерии оставалось 35 снарядов калибра 35,5-см, 68 снарядов калибра 30,5-см, 28-см пушечных – 275 штук, 28-см гаубичных – около 300 штук, 24-см – 90 штук, 19,4-см – 67 штук, 15-см пушечных – около 300, 15-см гаубичных – 1400, 10-см пушечных – 1300[72]. «Дора» исчерпала свой боезапас, но оставалась на позиции.
Артиллерия, израсходовавшая свой боезапас, оттягивалась к Симферополю и Бахчисараю. Так, например, от 306-й немецкой комендатуры поступило сообщение о том, что «станция Сюрень может быть освобождена от артустановки «Бруно», что позволит доставлять войска ближе».
В немецкой дивизионной артиллерии оставалось по 5–8 тыс. снарядов на дивизию. Подвоз боезапаса немецкими тыловыми службами велся регулярно, но расход боезапаса явно превышал приход.
Советская артиллерия (по немецким данным) до 18-го числа вела оживленный огонь, однако с захватом ряда укреплений возникла прямая угроза складам в Сухарной балке. Как следствие, советское командование начало срочно вывозить боезапас из Сухарной балки. Правда, работа велась недостаточными силами, и за нее взялись слишком поздно. Переброска армейского боезапаса из Сухарной балки в штольни Инкермана была поручена автороте 345-й стрелковой дивизии. Как указывает противник: «В течение ночи отмечалось оживленное движение грузовиков через Северную бухту». В другом месте документа отмечалось «оживленное движение грузовиков из района ориентира 679 (Сухарная балка. – Авт.) на Южную сторону…»[73]. То есть противник подтверждает частичный вывоз боезапаса со складов на Южную сторону.
По данным ветеранов артбоесклада, боезапас вывозился в казематы 20-й батареи (бывшая царская 15-я) и 19-й царской батареи (КП БО – морской участок). Частично боезапас вывозился в Инкерманские штольни.
В связи с гибелью «Грузии» и «Армении» в Севастополе скопилось множество раненых. К утру, выгрузив боезапас на причал у холодильника, транспорт «Белосток», по неизвестной причине, не покинул Севастопольскую бухту. С рассветом в севастопольском небе появилась вражеская авиация, начала обстрел причалов тяжелая артиллерия. Сильный ветер постоянно сносил в сторону выставленную в бухте дымовую завесу. Несколько авиабомб попало в причал, возле которого стоял транспорт, произошла детонация невывезенных остатков боезапаса.
На «Белостоке» был полуразрушен ходовой мостик, появились пробоины ниже ватерлинии. Экипаж боролся за живучесть судна. Вечером, приняв на борт 500 раненых бойцов и 200 эвакуируемых граждан, теплоход вышел в море. 19 июня около 2 часов ночи в 20 милях южнее мыса Фиолент его атаковали торпедные катера. От одной торпеды командиру корабля Т.П. Рымкусу удалось уклониться, но другая настигла судно. Взрывной волной командира сбросило с мостика и придавило мешками с песком, которыми был обложен мостик для защиты от пуль и осколков. Когда командир выбрался из-под них, теплоход быстро погружался в воду и через несколько минут затонул.
События на Северной стороне распадаются на несколько отдельных эпизодов:
1. Атака советской 138-й отдельной стрелковой бригады;
2. События вокруг 30-й батареи и Любимовского плацдарма;
3. Наступление немецкой 24-й пехотной дивизии на «Тотлебеновскую» линию обороны, проходившую через Северное укрепление. В этом порядке и будут рассматриваться события дня.
Атака 138-й стрелковой бригады
Ночью 17 июня на командном пункте командующего ЧФ и СОР на Каменной пристани собрался руководящий состав СОР и Приморской армии. Бывший комендант береговой охраны Севастополя П.А. Моргунов вспоминал: «Генерал Петров доложил о положении на Северной стороне, особенно в районе 4-го сектора, где противник понес значительные потери в боях с остатками полков нашей 95-й стрелковой дивизии. Было намечено утром 18 июня силами 138-й стрелковой бригады (командир – майор П.П. Зелинский) и 345-й стрелковой дивизии контратаковать в направлении северо-западнее балок Графской и Сухарной с одновременной отвлекающей атакой силами батальона 79-й бригады и батальона 2-го Перекопского полка морской пехоты. На участке 1-го сектора противник несколько потеснил наши части в районе Кадыковки и Золотой балки (между Сапун-горой и районом Чоргунь). И.Е. Петров предложил в связи с большими потерями сократить линию фронта. Мною было доложено о положении 30-й батареи и внесено предложение попробовать прорвать линию блокады батареи, освободить ее гарнизон, а затем подорвать батарею. Для этого надо было воспользоваться контратакой 138-й бригады и 345-й дивизии, выделить от 95-й дивизии группу и попытаться пробиться к 30-й батарее.
На Северной стороне в резерве находится более батальона Местного стрелкового полка, но он прикрывает выход к Северной бухте. В Северном укреплении имеется небольшой гарнизон 178-го саперного батальона Береговой обороны, который вместе с отходящими частями задержит противника на некоторое время. У коменданта 4-го сектора полковника А.Г. Капитохина осталось очень мало бойцов, и если он продержится еще два-три дня, то это уже хорошо. Однако группу для прорыва к 30-й батарее создать нужно, в нее дать артиллеристов и часть бойцов из 95-й дивизии. Вся береговая артиллерия сможет 18-го [июня] поддержать контратаку наших войск на Северной стороне. Часть боезапаса выделена для этой цели, тем более что 16-го [июня] немного получили с Кавказа. Вскоре мы с генералом Петровым уехали к себе на командный пункт готовиться к утренним боям. За ночь штаб армии под руководством генерала Крылова подготовил необходимые мероприятия. Полковник Кабалюк и подполковник Файн сделали все, что потребуется от Береговой обороны для деблокирования 30-й батареи и освобождения гарнизона»[74].
Как указывает Г.И. Ванеев, «на Северной стороне в 5.00 после короткой артиллерийской подготовки 345-я дивизия и 138-я стрелковая бригада при поддержке 125-го отдельного танкового батальона начали атаку в общем направлении на станцию Мекензиевы горы»[75].
Бывший начальник штаба Приморской армии Н.И. Крылов в своих мемуарах пишет о цели атаки так: «В контратаке, предпринятой утром 18 июня в общем направлении на станцию Мекензиевы горы, участвовали, кроме батальонов новой бригады, Перекопский полк Тарана, левофланговые части дивизии Гузя (имеется в виду командир 345-й стрелковой дивизии), остатки приданного ей танкового батальона. Артиллерия 95-й дивизии и чапаевцев (имеется в виду 25-я стрелковая дивизия) с двух сторон поддерживала атакующую группу, имея задачу связать, насколько позволяли небогато отпущенные снаряды, противника огневым боем. По нашим масштабам и возможностям контратака была крупной, но мы не ждали от нее слишком многого, сознавая, насколько неблагоприятное для нас соотношение сил. Однако все же надеялись, что удар во фланг немецким войскам, вплотную приблизившимся к Братскому кладбищу, снимет непосредственную угрозу выхода врага к бухте, ликвидирует разрыв между частями Капитохина и Гузя»[76]. То есть цели атаки указываются чуть иные, чем у П.А. Моргунова и Г.И. Ванеева.
Из истории 22-й пехотной дивизии: «18.06.42 г. началась сильная контратака русских на позиции 47-го пехотного полка, готовившегося к атаке на укрепленный туннель. Русская бригада, доставленная крейсером несколько дней назад по морю, атаковала позиции нашего батальона с приданными противотанковыми орудиями, минометами, подразделением саперов и кавалерии (всего 17 офицеров, 50 унтер-офицеров и 372 солдата). В утреннем тумане удалось уклониться от боя, ведя заградительный огонь артиллерией. В контратаке удалось взять до 800 пленных и захватить обратно утраченные позиции и даже продвинуться немного дальше».
В истории этой атаки много неясного. Прежде всего: свежая советская стрелковая бригада, да еще и при содействии 345-й стрелковой дивизии, атаковала сильно ослабленную немецкую пехотную дивизию и потерпела поражение.
О том, что 22-я пехотная дивизия была сильно ослабленной, пишут сами немцы в своих документах. Приведу состав пехотных частей 22-й дивизии без учета потерь 18 июня.
16-й пехотный полк фон Хольтица:
1-й батальон: 3 офицера, 16 унтер-офицеров, 101 солдат;
2-й батальон: 2 офицера, 4 унтер-офицера, 40 солдат;
3-й батальон: 2 офицера, 10 унтер-офицеров, 74 солдата;
13-я рота (тяжелого вооружения): 1 офицер, 11 унтер-офицеров, 89 солдат;
14-я рота (артиллерийская): 1 офицер, 7 унтер-офицеров, 23 солдата;
рота пополнения: 5 унтер-офицеров, 46 солдат;
штаб полка: 6 офицеров, 16 унтер-офицеров, 67 солдат;
всего – 15 офицеров, 69 унтер-офицеров, 440 солдат.
47-й полк Бюзе: две роты по 40 человек, 13 и 14-я роты – по 50 человек.
65-й полк Шюттинга: 1-й батальон 130 человек, 2-й – 95, 3-й – 110, 13-я рота – 70 человек, 14-я – 95 человек, штаб – 103 человека. Всего – 603[77].
Понять, что происходило в районе Сухарного тоннеля и Нефтебазы, из советских источников весьма сложно, поэтому попробуем воссоздать картину, пользуясь немецкими документами.
Донесение 22-й пехотной дивизии в 54-й корпус в 4.25: «Правый полк в 1.30 достиг «Латриненберга»[78]. Левый полк сильной разведгруппой произвел атаку на железнодорожный тоннель южнее ориентира 664[79]. Слабый минометный и артиллерийский огонь по передовой…»[80] То есть первыми перешли в наступление немцы.
Утренняя сводка за 18 июня: «Правый полк (пополненный 65-й полк, занявший прежние позиции) передовыми подразделениями и разведгруппами достиг вершины горы «Латриненберг». Левый полк (47-й) столкнулся с мощными разведгруппами и ударом из района тоннеля[81]. Мощный артналет по передовой…»[82]
Утреннее донесение 54-го корпуса в штаб 11-й армии: «В 3.45 русский контрудар силой в два батальона из района ориентира 665[83] на север. Ночью между 47-м полком и 1 батальоном 123-го полка возник прорыв. Противник прорвался до ориентира 640 (дорога к нефтебазе) и севернее. Начато отражение удара». В донесении немецкой 50-й пехотной дивизии указывается, что противник контратаковал в 3.45, прорвав линию обороны между 22-й и 50-й пехотной дивизии. Контратака немецких войск велась силами боевой группы майора Мельцера и 22-й пехотной дивизии, усиленной танками.
В донесении указывается: «Противник тремя батальонами 138-й бригады атаковал в 4 утра на широком фронте и добился прорыва, выйдя к северной части Сухарной балки от района 639[84] до ориентира 642[85]. В результате контрудара 47-го полка, усиленного танками и штурмовыми орудиями, противник был отброшен назад, ведется уничтожение отсеченных частей. Воспользовавшись разгромом 138-й бригады, 22-я пехотная дивизия достигла моря».
Исходя из воспоминаний ветеранов 138-й стрелковой бригады, это соединение должно было атаковать силами двух батальонов (1-го и 3-го) при поддержке батальона 345-й стрелковой дивизии в трех направлениях: вдоль Симферопольского шоссе (1-й батальон), в направлении Нефтебазы и Сухарной балки (3-й батальон) и в направлении «Старого форта» над серпантином (силами 345-й стрелковой дивизии). Получается, что бригада атаковала веером из Графской балки, причем всего двумя батальонами.
В ходе выдвижения с высоты Суздальская 1-й батальон бригады был направлен по странному, длинному маршруту и в Инкермане попал под обстрел. В результате атаковал только один – 3-й – батальон 138-й бригады (командир – майор Новокрещенных). Поначалу удалось прорвать фронт немецкой обороны, но противник подтянул с одной стороны части 22-й пехотной дивизии, усиленные остатками 3-го танкового батальона 204-го танкового полка и штурмовыми орудиями, с другой стороны – части 50-й пехотной дивизии. В результате 3-й батальон 138-й стрелковой бригады и части 345-й стрелковой дивизии оказались взяты в клещи. Результат – 144 пленных, из которых – 59 человек из 345-й стрелковой дивизии и 14 – из 3-го батальона 138-й бригады. Сообщение о 800 захваченных пленных в истории 22-й пехотной дивизии – это преувеличение, не подтвержденное документами. Правда, советские части понесли очень ощутимые потери от артиллерийского огня.
Как указано в журнале боевых действий 11-й армии, «22-я пехотная дивизия захватила укрепления «Донец» и «Урал», а также «Латриненберг» и достигла передовыми частями моря на участке от ориентира 675 до ориентира 677[86]. Дивизия совместно с правым флангом 50-й пехотной дивизии ранним утром отразила советское наступление в районе ориентира 642, разбив значительные силы. Отражен удар одного батальона против левого фланга 50-й пехотной дивизии. Значительные силы противника, собранные в лощине между «Еврейским носом»[87] и «Боеприпасной горой»[88], уничтожены артиллерией». Это означает, что советские части, сосредоточенные в Графской и Клепальной балках, были накрыты немецкой артиллерией.
Тем не менее эта атака позволила перебросить в район Сухарной балки 2-й батальон 138-й бригады. В советской литературе принято писать о героическом флотском гарнизоне Сухарной балки, который малыми силами, в одиночку удерживал артиллерийские склады до 25 июня. Официальная история основывается всего лишь на одной мемуарной версии, изложенной подполковником запаса, во время войны – старшим политруком А.М. Вилором на военно-научной конференции в Севастополе в 1965 году. Версия эта более чем спорная, она не стыкуется ни с воспоминаниями других ветеранов, ни с документами. Рассмотрим фрагменты из ее текста. Прежде всего, он указывает, что оборона Сухарной балки осуществлялась только силами тех частей и учреждений, которые находились на ее территории. Он указывает: «В районе Сухарной балки находились, кроме нас, разные подразделения и части: минный склад и минная партия (комиссар склада батальонный комиссар Беликов), неполная рабочая рота, полевой госпиталь, эвакогоспиталь, филиалы артбоесклада Приморской армии. Обстановка требовала строгого порядка на территории гарнизона. Взвод лабораторной роты арт-боесклада под командованием старшины 2-й статьи Чугунова занял позиции у Северных ворот – нижних и верхних. Взвод лабораторной роты артбоесклада под командованием главстаршины Постоенко – у стены штольни № 1 до главного корпуса городка Голландия. Между взводами Постоенко и Чугунова – неполный состав рабочей роты во главе с политруком Медведевым. Минная партия заняла позицию в верхней части Маячной балки. Штольни Инкермана охранялась составом пожарной команды, казематы 24-й батареи – имевшимся там составом. Такая система обороны Сухарной балки сохранялась до третьего наступления немцев, только тогда вместо рабочей роты был неполный взвод под командованием сержанта, а личный состав лабораторной роты из Голландии полностью перебазировался в Сухарную балку. На вооружении у нас были обычные и десятизарядные винтовки (свыше 100), 10 автоматов, 2 ручных пулемета, гранаты противотанковые и противопехотные, противотанковые ружья»[89].
Анализ документов и воспоминаний показывает, что гарнизон Сухарной балки был намного больше. О группе лейтенанта Алексея Лавренева, выделенной с Константиновского форта, А.М. Вилор упоминает, правда, фамилию командира он указывает с ошибкой. Группа была сформирована из команды, предназначенной для доукомплектования одного из тральщиков Керченской военно-морской базы, ожидавшей отправки на «большую землю». В десант было назначено 90 человек при двух пулеметах, которые прибыли в Сухарную балку 17 июня. Но были и другие части. В воспоминаниях Ф.М. Саенко (Местный стрелковый полк) четко указано, что гарнизон Сухарной балки во время 3-го штурма составляла 7-я рота 3-го батальона Местного стрелкового полка, кроме этого, 8-я рота находились в том же районе (Маячная балка, Нефтебаза). Когда возникла угроза захвата складов, на территорию Сухарной балки прибыл заместитель командира Местного стрелкового полка, приведя с собой полковую школу младших командиров (около 60 человек)[90].
Эти данные подтверждаются и немецкими документами. Пленный, взятый в верховьях Сухарной балки солдатами 22-й пехотной дивизии, как раз относился к 7-й роте 3-го батальона Местного стрелкового полка. В его допросе указано: «Пленный из 7-й роты 3-го батальона Местного стрелкового полка, взятый в плен севернее форта «Волга» в расположении 16-го пехотного полка, сообщил следующее. Расположение штаба полка – Северная сторона, расположение 7-й роты – «балка Вольфа»[91], состав роты – 200 человек, вооружение – только винтовки… Их группа в составе 1 офицера и 22 солдат была направлена на подкрепление остаткам 2-го батальона 7-й бригады, который занимал позиции в районе форта «Сибирь»…»[92]
Немецкие документы указывают в числе подразделений, защищавших Сухарную балку, 2-й батальон 138-й бригады, что подтверждается списками пленных, взятых при зачистке складов. По данным пленных, 2-й батальон прибыл в Сухарную балку как раз 18 июня. То есть атака позволила перебросить подкрепления в Сухарную балку и закрыть брешь в обороне. Кроме того, эта атака позволила вывести из заблокированного немцами Сухарного тоннеля часть командного состава 345-й стрелковой дивизии. Возможно, это и была одна из целей атаки. Видимо, удар батальонов 138-й бригады окончательно вывел из строя 47-й полк, так как он был сменен 22-м противотанковым дивизионом и отправлен на переформирование.
С выходом немецкого 65-го полка к бухте Голландия советские части 4-го сектора обороны оказались отрезаны от основных сил. Уцелевшие летающие лодки с гидроаэродрома перебазировались в Казачью бухту, но в связи с отсутствием там подготовленных спусков и укрытий организовать оттуда боевую работу не удалось.
Г.И. Ванеев пишет: «Одновременно (с атакой 138-й бригады. – Авт.) части 95-й и 25-й стрелковых дивизий завязали огневой бой, стремясь сковать действия противника на флангах наступавшей группировки. Подтянув резервы, немецкое командование бросило их в контратаку, которую поддерживали артиллерия, танки и авиация. После упорных боев, потеряв значительную часть личного состава, наши части вынуждены были отойти на исходные позиции. Контрудар не получился. Предпринятая попытка прорваться на соединение с 95-й стрелковой дивизией и выйти в район батареи № 30 также не увенчалась успехом из-за очень интенсивного противодействия вражеской авиации и артиллерии»[93].
Атака 95-й стрелковой дивизии в немецких документах не отмечена. Да и не понятно, какими силами та могла контратаковать. Большая часть 95-й стрелковой дивизии оказалась окружена в районе Любимовки. Другая часть личного состава была блокирована в форте «Максим Горький».
Правда, Д.И. Пискунов в своих воспоминаниях указывает: «18 июня противник перешел в наступление после двухчасовой артиллерийской и авиационной подготовки и занял усадьбу совхоза имени Перовской. В связи с создавшейся угрозой быть отрезанным противником при ударе со стороны усадьбы в западном направлении 161-й стрелковый полк отошел из района Любимовки и занял оборону на высоте с развалинами старых казарм. Сюда же отошли и остатки 90-го полка, которым командовал подполковник Смышляев, сменивший майора Белюгу. Наши части, продолжая вести ожесточенные бои с численно превосходящими силами противника, отбили в этот день до пятнадцати вражеских атак. Вечер застал их на рубеже: северная часть ограды Братского кладбища, высота 77,2 (36,1) и далее на запад по гребню высот с развалинами старых казарм. Нашим соседом справа был Местный стрелковый полк, оборонявшийся между высотой 60 и Братским кладбищем, восточнее его, седлая высоту 60, оборонялась 345-я стрелковая дивизия»[94]. По данным Н.И. Крылова, «после того, как были мобилизованы тыловые части, в 161-м полку числилось 150 человек, в 90-м полку – 78, а 241-й полк полностью перестал существовать»[95].
Слабая атака 25-й стрелковой дивизии прослеживается и по документах противника. Около 8 утра и немцы, и румыны отметили русскую атаку. Из документов 50-й пехотной дивизии: «В результате удачно проведенной операции начато продвижение к тоннелю 4713[96]. В 8 утра последовал удар противника силой около батальона против 121-го полка восточнее ориентира 707[97]». Советские части атаковали в направлении захваченной противником высоты 66,1 и бывших казарм 2-го Перекопского полка[98]. Сейчас достаточно сложно понять, какими силами наносился удар на левом фланге советского 3-го сектора. Здесь линия обороны удерживалась разрозненными частями. Скорее всего, в качестве ударной группы использовался переброшенный в этот район резервный 3-й батальон 3-го морполка.
Любимовский плацдарм и «форт Шишкова»
О боях, которые вели отдельные советские части в окружении, в советских источниках нет никаких сведений. В них 95-я стрелковая дивизия просто растаяла, не оставив следа. Она появляется только после 25 июня на Южной стороне, но это была уже совсем другое соединение, созданное заново из тыловиков, из тех, кто сумел переправиться через бухту, и пополнений. В реальности 95-я стрелковая дивизия вела бой на Северной стороне до конца. По непонятной причине в «официальной» советской версии событий все бои сводятся только к боям в «опорных пунктах». Это совершенно не так. Остатки 95-й стрелковой дивизии оставили линию «Нагорных» редутов[99] и отошли на линию «Тотлебеновского вала» – линии дореволюционных укреплений Севастопольской крепости. По воспоминаниям, большая часть подразделений, ведущих бой на Северной стороне, была сводной. Из отходящих бойцов 95-й стрелковой дивизии, морских частей и зенитчиков формировались роты, которые вновь вводились в бой. Этот факт четко прослеживается и в немецких документах. Кроме того, в них отмечается упорное сопротивление советских подразделений, отсеченных в результате немецкого удара 17 июня. В журнале боевых действий немецкой 11-й армии указано: «В тяжелой борьбе упорное сопротивление противника на Любимовском плацдарме было сломлено. Началась зачистка Бельбекской долины, которая в послеполуночные часы была отсечена. Уничтожение противника, запертого в форте «Максим Горький», ведется подрывными зарядами. Начался штурм упорно сопротивляющегося противника, занимающего «форт Шишкова». Захвачена северная часть укрепления»[100]. Из журнала боевых действий 54-го корпуса: «132-я пехотная дивизия ведет бой по зачистке Любимовского плацдарма. Окружены сильные позиции вокруг «форта Шишкова». Башни «Максима Горького», удерживаемые противником, штурмуются подрывными зарядами»[101].
Действительно, части 132-й немецкой пехотной дивизии оказались связаны боем с окруженными в районе Любимовки, совхоза им. С. Перовской и «форта Шишкова» советскими частями. Помимо этого, под землей засел гарнизон 30-й батареи. В результате утреннего боя удалось рассечь советские части в Любимовке и в районе форта «Шишкова», создав два котла из частей 95-й стрелковой дивизии.
Расчленив советские части на котлы, противник попытался штурмовать «форт Шишкова». Из отчета немецких саперных частей по взятию этого укрепления: «После захвата «Бастиона № 1» 17.06.42 г. командир 132-го саперного батальона получил задачу 18.06.42 г. атаковать вместе с 436-м полком «форт Шишкова». В 11 часов саперы вместе с пехотой начали атаку с юго-востока на это хорошо укрепленное сооружение. Из-за сильного фланкирующего огня и атака приостановилась. По приказу дивизии атакующие саперные части были усилены 2-й ротой 132-го саперного батальона. Вечерняя атака не удалась, удалось захватить только северную часть укрепления. Потери: 2 унтер-офицера и 5 солдат убито, 1 унтер-офицер и 13 человек ранены, 1 контужен…»[102]
Воспользовавшись тем, что заграждения и доты, прикрывавшие укрепление с севера, были разбиты артиллерией, противнику удалось прорваться в массив бывшей царской батареи № 24, однако вокруг массива бывшей 16-й батареи завязался бой, доходивший до гранатного. И ныне массив батареи носит следы ожесточенного обстрела. Внутри на стенах видны следы от разрывов гранат.
Окруженное укрепление оказывало сопротивление в течение двух дней. Продолжал сопротивление и форт «ЧК», окруженный противником. Обломки бетонных сооружений форта ныне просматриваются за Бартеньевкой[103], а планировка форта хорошо определяется на спутниковом снимке по цвету грунта.
События в районе 30-й береговой батареи
Г.И. Ванеев в главе своей книги, посвященной событиям 18 июня 1942 г., утверждает: «30-я батарея береговой обороны (командир майор А.Г. Александер, военком старший политрук Е.К. Соловьев), будучи окруженной, расстреляла все оставшиеся снаряды. Оборонявшаяся на бруствере часть личного состава батареи и бойцов 90-го стрелкового полка была вынуждена отойти в массив батареи и командного пункта и там укрыться, защищая подходы к башням огнем автоматов и ручных пулеметов»[104]. Это не совсем так. К утру 18 июня личный состав гарнизона полностью укрылся под массивом батареи. Рота старшего лейтенанта Теличко, остававшаяся на поверхности, была сбита и еще 17 июня отошла к Учкуевке. Поверхность вокруг башен 18 июня уже полностью контролировалась противником, и боеприпасы на батарее оставались. Расстрелять их не было возможности в связи с повреждениями башен.
Отчет немецкой ударной группы по захвату форта «Максим Горький»: «18-го числа, после подвоза новых зарядов, возобновился штурм главного входа. В результате разбиты входные ворота. Второй вход остается прикрыт бронедверью. Был установлен усиленный заряд. Результат – башня заклинена. Попытка 30-килограммовым зарядом пробить вход в башню принесла ничтожный результат. Было продолжено уничтожение с помощью вливания в башню 400 литров бензина и 200 литров горючего масла. Воспламенение было выполнено с помощью сигнальной ракеты. Произошел сильный взрыв, и занялось сильное пламя. Через 15 минут произошел мощнейший взрыв внутри укрепления, возможно в складе боезапаса. Мощный выброс дыма из обоих входов. Перебежчики начали выходить из укрепления. Они сообщили, что все комиссары убежали или скрылись. На второй башне не было повреждений и влить в нее бензин было трудно. Башня была облита двумя бочками бензина и одной бочкой горючего масла. Воспламенение было произведено зарядом. Результатом явилось только большое пламя. После этого было возобновлено охранение входов»[105].
В ходе этого боя были пленены 10 бойцов 161-го полка, 2 бойца 514-го полка 172-й стрелковой дивизии, 18 человек 90-го стрелкового полка и 8 человек 57-го арполка. Остальные пленные (93 человека) – из личного состава батареи. Из допроса пленных 30-й батареи стали известны следующие подробности: «Все укрепление достигает глубины примерно 47–50 м. Толщина горизонтального бронирования достигала 205 мм, переднее вертикальное бронирование – 255 мм, заднее – 305 м. Длина орудийных стволов составляла 15,86 м, вес каждого орудия был примерно 50 тонн, вес выстрела – 1000 кг. В качестве боеприпасов были бронебойные, фугасные и шрапнельные снаряды. Бронебойные снаряды имели пробивную силу до 305 мм и были специально предназначены для стрельбы по кораблям, фугасные могли пробивать броню до 150 мм на расстоянии до 10–12 морских миль. Вес шрапнели составлял 330 кг, бронебойных и фугасных снарядов – 470 кг. Помимо фугасных снарядов имелись еще особые дальнобойные снаряды, дальнобойность – 44 км, вес – 312 кг, вес взрывчатого вещества – 146 кг. Они имели суживающуюся от ведущего кольца кзади форму. В январе 1942 г. все 4 орудия были заменены на новые, так как их норма в 205 выстрелов с 1934 года достигла уже 430–450 выстрелов. О воздействии сверхтяжелых немецких снарядов все допрашиваемые одинаково заявили, что во всех помещениях четко ощущалось сотрясение. Но толстые железобетонные стены и потолки пробиты не были. Хотя верхний слой бетона был раскрошен. 11 или 12 июня была повреждена башня. В результате рикошета снаряда правого орудия откололось вертикальное бронирование. Кроме того, в этот же день в результате попадания крупнокалиберного снаряда одно орудие было так сильно повреждено, что ведение огня стало невозможно. Для восстановления орудия были вызваны рабочие-специалисты из Севастополя. Допрашиваемые утверждают, что подозревали о наличии крупнокалиберного немецкого орудия на расстоянии примерно 18 км. Размеры воронок вызывали большое удивление. 6.06.42 в 17.00 таким же образом попаданием крупнокалиберного снаряда была тяжело повреждена вторая башня»[106].
Бой на линии «Тотлебеновского вала»
И П.А. Моргунов, и Г.И. Ванеев пишут в своих книгах о том, что очаг сопротивления «случайно» возник в «Северном укреплении». По версии «флотских» историков, сопротивление на Северной стороне оказывалось только в опорных пунктах. Моргунов вспоминал: «В 95-й стрелковой дивизии осталось очень мало личного состава, совсем нет боезапаса. По указаниям командования армии и Береговой обороны всюду создавались узлы сопротивления, принимались меры для переброски в 4-й сектор боеприпасов для армейской и береговой артиллерии. Мнение генерала Петрова и мое было единым: вопрос о Северной стороне фактически уже решен, удержать ее было невозможно. Единственная возможная задача – создать опорные пункты, чтобы сковать и уничтожить как можно больше врагов».
По словам Н.И. Крылова, «17 июня стало последним днем, когда в 4-м секторе существовал сплошной фронт»[107]. Однако, исходя из данных противника, это совершенно не так. Северное укрепление оборонялось не только силами автороты А. Пехтина, оно являлось центром единой линии обороны, но которую отошли остатки боеспособных частей 4-го сектора. Линия обороны была построена еще до Крымской войны и проходила от Панайотовой балки до берега моря западнее Северного укрепления, то есть в точности по линии «Тотлебеновского вала». Противник однозначно указывает, что боевые действия шли по линии земляных укреплений, четко указывая захваченные участки и отдельно стоящие укрепления. Причем оборона на этой линии имела четкую организацию. Приводится даже перечень частей.
Как это ни странно, сохранял боеспособность отряд 514-го полка 172-й стелковой дивизии, который пытался удержать противника на окраине Бартеньевки. Из казарм на Инженерной пристани[108] была подтянута рота Местного стрелкового полка, но основную линию обороны держали части 90-го и 161-го стрелковых полков. 90-м полком на тот момент, в связи с ранением майора Роткина, командовал начальник штаба полка капитан Требушный. Противник отмечает, что в городских кварталах оказывает сопротивление местное население, наблюдаются люди с оружием, но без формы. Возможно, бой вели рабочие танкоремонтных мастерских и складов ЧФ.
Командование 4-м сектором эвакуировалось на Южную сторону, и в форте Константиновский была оставлена оперативная группа во главе с командиром 161-го полка майором Дацко. Правда, «флотские» историки дают иную версию.
Обороняющиеся имели несколько орудий. Д.И. Пискунов указывает: «Противник рвался к морю по гребню высот севернее Учкуевки. Здесь наши артиллеристы и пехота в рукопашных схватках отразили не одну атаку противника. 1, 2 и 3-я батареи 57-го артполка, полковая батарея 90-го полка, которой командовал старший лейтенант Лебин, а политруком ее был Родин, противотанковая батарея старшего лейтенанта И.И. Агафонова уничтожали вражескую пехоту прямой наводкой. В этих боях в районе Учкуевки погиб командир 2-й батареи 57-го артполка старший лейтенант Петр Каппелист»[109].
Из журнала боевых действий 24-й пехотной дивизии: «Начало атаки было назначено на 5 утра. В течение ночи были предприняты несколько атак саперов на окруженный форт «ЧК», но взять его не удалось. Порядок атаки был установлен следующий:
102-й пехотный полк (справа) – южнее форта «ЧК», восточная окраина Бартеньевки. 3-й батальон в резерве.
31-й пехотный полк – юго-восточная окраина Бартеньевки (2-й батальон), окраина Братского кладбища (1-й батальон), «Проволочная высота»[110] (3-й батальон). Оба полка атакуют в южном направлении. 102-й полк захватывает Бартеньевку, 31-й полк так же продвигается вперед»[111]. Начался бой за Северную сторону. В ней очень многое оказалось совсем не так, как принято описывать в советских мемуарах.
К исходу дня противник подошел к Северному укреплению, занял Бартеньевку и Братское кладбище. Но в тылу еще оставались очаги сопротивления. До вечера 18 июня держался окруженный гарнизон форта «ЧК». Противник пишет о том, что в южной части «форта Шишкова» еще продолжалось сопротивление. Оставались отдельные очаги и в районе Любимовского плацдарма. О боях в тылу немецких войск, в отдельных укреплениях советские источники не упоминают, зато об этих эпизодах много пишут немцы, подчеркивая упорство советских бойцов и высокие потери, связанные с необходимостью «зачистки местности».
События в Южном секторе
Наступление немецких войск в Южном секторе явно буксовало. В течение дня 18 июня 1942 года было предпринято несколько атак в направлении развилки Ялтинского и Балаклавского шоссе, но все они были отбиты. Атаки противника фланкировались огнем со скатов Сапун-горы. Находившийся в резерве в районе развилки Ялтинского и Балаклавского шоссе батальон 9-й бригады в бой не вступал. Как указано в журнале боевых действий 11-й армии: «Удар 30-го корпуса в направлении Сапун-горы столкнулся с упорным сопротивлением противника и фланкирующим огнем. Атака 28-й легкопехотной дивизии на высоты севернее 212,1 была остановлена сильным фланкирующим огнем»[112].
Противник нес тяжелые потери. Так, по состоянию на эту дату в составе 49-го пехотного полка в строю оставалось всего два батальона по две пехотных роты (численностью 30–40 человек) и по одной роте тяжелого вооружения.
Авиация СОР пыталась содействовать частям 1-го сектора, но в первом же вылете группа, состоявшая из семи Ил-2, двух И-16, двух И-153 в сопровождении 11 Яков, еще не долетев до цели, вступила в бой с 20 «Мессершмиттами» из состава группы III/JG77. Немцы записали на свой счет шесть сбитых самолетов. В реальности советская сторона потеряла Ил-2 лейтенанта Мишина (подбит и сел на своей территории) и три Як-1 летчиков Надирова, Гунатешвилко и Труфанова. Труфанов был ранен, а остальные пилоты погибли. Кроме того, был подбит один И-153. 30-й корпус доложил, что видел, как был сбит немецкий двухмоторный самолет, но, по официальным данным, у немцев потерь нет.
Вторая группа самолетов СОР также понесла потери. При рулежке по аэродрому у одного из СБ осколком было повреждено шасси, и самолет врезался в капонир, после чего последовал пожар и взрыв; в капонире сгорел И-15бис.
Особенно трудно приходилось севастопольским аэродромам. Их постоянно атаковали самолеты и артиллерия противника. Из воспоминаний Н.И. Крылова, «Аэродром на Куликовом поле, перепаханный разрывами бомб и шквальным артобстрелом, с начала третьего штурма использовать стало нельзя, и бомбардировщики – несколько ДБ-3, СБ и Пе-2 – улетели на Кавказ. Пришлось потом и из Северной бухты, к которой приблизился фронт, убрать маленькие гидропланы МБР-2 (металл от их разбомбленного эллинга еще раньше пошел на изготовление гранат).
На двух аэродромах в южной части севастопольского плацдарма, у Херсонесского маяка и в Юхариной балке, базировались штурмовики майора А.А. Губрия – 10–12 Ил-2, а потом и меньше (прибывавшее пополнение не успевало покрывать потери), и несколько десятков «ястребков» – 6-й гвардейский истребительный полк полковника К.И. Юмашева»[113].
Этой ночью в Севастополь должен был войти лидер «Харьков» (командир – капитан 3-го ранга П.A. Мельников). 17 июня лидер, имея на борту груз боезапаса и продовольствия, вышел в море. С целью маскировки вначале он шел в южном направлении, имитируя рейс в кавказский порт. На рассвете 18 июня «Харьков» повернул к Севастополю и тут же подвергся интенсивному налету люфтваффе. При 22-й по счету бомбежке в 6.50 одна из бомб взорвалась под кормой лидера. В 3-м котельном отделении возник пожар, затопило 5-й погреб. Из-за поступления забортной воды в главных котлах повысилась соленость. Первая машина застопорилась, в расходных масляных цистернах обнаружилась соленость, вышли из строя 3-е и 4-е орудия главного калибра. Пожар удалось ликвидировать. Соленость устранили заменой лопнувших трубок в главном холодильнике. В румпельном отделении устранили повреждения гидравлики рулевого управления. После заделки разошедшихся швов в помещении 5-го артиллерийского погреба откачали воду. На запрос командира лидера было получено приказание начальника штаба: идти в Поти под прикрытием лидера «Ташкент». На два месяца лидер вышел из строя.
Авиация противника полностью контролировала ситуацию. За 18 июня она произвела свыше 500 самолето-вылетов по нашим войскам, городу и аэродромам, сбросив до 1800 бомб. В результате бомбардировки в бухтах базы получили повреждения базовый тральщик «Гарпун», сторожевые катера № 065 и 0102.
Потери советских войск составили 736 человек убитыми и 1006 ранеными.
В ночь на 19 июня командующий флотом доносил:
«Сталину, Кузнецову, Буденному, Исакову. Героический Севастопольский гарнизон продолжает истреблять врага, рвущегося в город. Семнадцать суток отбиваются яростные бомбо-артиллерийские, а затем с 7.06.42 г. пехотно-танковые атаки. За это время мы также понесли большие потери… Враг понес потери самое малое в три-четыре раза больше нашего. Несмотря на эти огромные потери, враг, имея абсолютный перевес и господство в воздухе и танках, продолжает огромное давление. Враг уничтожает наши подразделения в окопах бомбоударами, а затем, прорываясь танками, захватывает территорию. Таким образом, врагу удалось на южном участке узкой полосой по Ялтинскому шоссе дойти до высоты 53,5 и памятника Балаклавскому сражению, где он трое суток истребляется, но не может пройти дальше, но зато на северном участке противник сегодня подошел вплотную к Северным укреплениям, занял Бартеневку, Братское кладбище, тем самым поставил под удар вплоть до минометного огня весь город и лишил нас возможности пользоваться Северной и Южной бухтами. Из всей обстановки видно, что на кромке северной части Северной бухты остатки прижатых наших войск долго не продержатся. За это время войска Севастопольского оборонительного района понесли большие потери, которые исчисляются в 22–23 тыс. человек.
Наш следующий рубеж борьбы – южное побережье Северной бухты, гора Суздальская – Сапун-гора – высота Карагач, где есть еще наши войска. Продолжаем создавать глубину обороны. До постепенного перехода на эту линию обороны продолжаем удерживать всю занимаемую на сегодня линию обороны. Переход на указанную линию обороны будем вынуждены сделать, если немедленно не получим помощи.
Что нам немедленно нужно:
– 10 000 маршевого пополнения, из них половина вооруженных;
– вывезти раненых, которых некуда класть, не хватает медсостава, медимущества;
– усилить зенитной артиллерией;
– дать хотя бы 25 самолетов Як-1 и 10 штук Ил-2;
– немедленно поставить на линию Кавказ – Севастополь 20 обещанных самолетов «Дуглас» с ночными экипажами, так как подавать маршевое пополнение, все снабжение и вывозить раненых можно теперь только самолетами-ночниками и подводными лодками. Докладывая вышеизложенное, прошу неотложной помощи».
Командующий флотом и СОР в своем донесении в Ставку дал не совсем объективную картину происходившего: по непонятной причине он не упоминает о частях на Северной стороне. Кроме того, запрашивалось не то, что было реально необходимо: тяжелая и зенитная артиллерия, боезапас, а маршевое пополнение, причем частью невооруженное. Запрос авиации – решение достаточно спорное, учитывая состояние севастопольских аэродромов. На военно-научной конференции в 1961 году в своем докладе бывший командующий ЧФ и СОР полностью открестился от того, что он запрашивал живую силу, однако документы говорят об обратном.
Народный комиссар ВМФ Н.Г. Кузнецов дал указание Военному совету ЧФ немедленно закончить пристань у береговой батареи № 35, подыскать место для пристани у Херсонесского маяка и начать ее строить, для чего затопить баржи. Ф.С. Октябрьский ответил на это распоряжение: «Все, что можно, было предусмотрено, строительство причала в районе ББ-35 заканчивается. Трудность другая. Абсолютно господствует авиация противника, появились итальянские подводные лодки, немецкие торпедные катера и, как правило, накат с моря. Самое реальное и более надежное – питать нашими подводными лодками и транспортной авиацией. В противном случае противник потопит остатки всех наших боевых кораблей».
Недостатком ЧФ являлось то, что в нем отсутствовали некоторые классы кораблей, в частности, конвойные корабли и крейсера ПВО, обеспечивающие проводку конвоев, а также десантные корабли, способные высаживать войска на необорудованное побережье.
Немцы, понимая, что захват Северной стороны – вопрос нескольких дней, начали перегруппировку с целью нанесения удара через верховья Северной бухты[114].