Вот такие слова, ни больше ни меньше. Самое интересное, что у этого человека слова не разошлись с делом. В музее ЧФ через 10 дней была уничтожена часть фондов, связанных с обороной Севастополя. Тема «исчезновения» документов из архивов – достаточно сложная и неприятная. Следует просто признать, что это исчезновение носило «целенаправленный» характер. Сейчас уже не вернуть уничтоженные документы, вырванные листы, послевоенные «правки».
Во время своего доклада командующий флотом коснулся темы эвакуации, что вызвало взрыв эмоций в зале. Были произнесены слова: «Когда говорят об эвакуации, нам эвакуировать было нечего! Ну, было там 23 тысячи раненых, на мысе Херсонес было всего 4,5 тысячи человек, да и те без оружия. Где-то, может, кто-то и дрался, но мы об этом не знали…» Оставим эти слова без комментариев.
В своем докладе Октябрьский указывал: «Все было предпринято, чтобы спасти людей, над этим сидел Буденный, но против немецкой авиации мы ничего не могли сделать. Посылать корабли без прикрытия равносильно тому, чтобы бросить в помойку использованную бумагу. Вопрос очень сложный, и много наших товарищей в результате осталось в лапах у немцев». Реплика с места: «Мы не в претензии за то, что вы нас не вывезли, а за то, что потом к нам так отнеслись!» Реплика была бурно поддержана аплодисментами.
Бывший командующий флотом парировал реплику, сославшись на Сталина: «Я с вами полностью согласен, по приказу Сталина их потом арестовывали на Колыму, то есть наши люди, которые так героически вели себя в плену, к ним еще было такое отношение. Но что делать? Вы знаете, какое это было недоразумение, в основном он был жесток и баламут…»
Но дело было не в Сталине. И реплика была не об этом. Морской пехотинец-инвалид, который и был автором реплики, дал пояснение в своих воспоминаниях. Речь шла о том, что тех моряков, кто выжил в аду Севастополя, Одессы, Керчи и Новороссийска, с подачи командования считали трусами и пораженцами. Именно их заставляли искупать «вину» за падение Севастополя в десантах и крайне рискованных и непродуманных локальных операциях.
Далее стенограмма конференции подверглась сильной правке. Адмирал попытался все свалить на злой сталинский режим, на некое «недоразумение», но с места кто-то крикнул: «Да ты сам, …, документы подписывал, все знают!» И кого-то вывели из зала. В протокол это не попало, а осталось только в воспоминаниях ветеранов, с которыми мне удалось побеседовать. Эту реплику убрали, оставив только: «Аплодисменты». Действительно, судьба севастопольцев была трудной. Многие из них пошли по этапу только потому, что указали в своих анкетных данных участие в обороне Севастополя. При работе с документами встречалась резолюция командующего на одном из личных дел, сделанная красным карандашом: «Вы должны были сражаться, а не сдаваться в плен!» Но сразу по прилете на «Большую землю» этот же человек не только не направлял корабли на спасение Севастополя, но и запретил посылку кораблей и подводных лодок, по сути свернув попытку эвакуации, начатую С.М. Буденным.
Уже днем 1 июля 1942 года в адрес генерала Новикова ушла телеграмма: «По приказанию Командования ЧФ «Дугласы» и морская авиация присланы не будут. Людей сажать на БТЩ, СКА и ПЛ. Больше средств на эвакуацию не будет. Эвакуацию на этом заканчивать». То есть человек не только покинул войска сам, но и обрубил эвакуацию другим.
Более того, избежав плена сам, он занял жесткую позицию по отношению к тем, кто сражался вместе с ним в Севастополе. Точнее, сражался рядом с ним. Но и это еще не все грани произошедшего. По флоту и береговым частям прокатилась волна репрессий. Экипаж одного из мобилизованных тральщиков (в мирное время это была грунтоотвозная шаланда Морспецстроя НКВД) был арестован в полном составе за «подстрекательство к бунту против Советской власти и клевету на высокопоставленных командиров флота». При внимательном изучении дела выяснилось, что расчет действительно совершил страшное преступление. Один из краснофлотцев расчета, увидев командующего ЧФ, вполголоса сказал: «Вон он, …, вышагивает, при параде, а людей бросил!» Краснофлотец этот служил в расчете одного из севастопольских дотов, был тяжело ранен. После выздоровления, по ограниченному состоянию здоровья, был определен комендором на тральщик. Дали ему десять лет лагерей, а остальным краснофлотцам от четырех до шести лет. За что?
Отношение к тем, кого освобождали потом из плена, было точно таким же. Сохранилась телеграмма, в которой
Н.Г. Кузнецов укоряет Ф.С. Октябрьского в том, что «количество осужденных на Черноморском флоте вчетверо превышает количество осужденных на всех флотах и флотилиях, вместе взятых…». Сдался в плен – значит предатель! Создать такое мнение на флоте было не сложно. Те, кто действительно воевал, остались там… в Севастополе.
Видимо, это не простили ветераны-армейцы, да и морские пехотинцы тоже, хоть их осталось совсем мало.
Бойцам морпехоты повезло меньше. Бывших «севастопольцев» из числа выздоровевших раненых обычно сводили в одно подразделение. Первым из таких подразделений стала 255-я морская стрелковая бригада, в которой за время войны личный состав сменился 11 раз! Вторым таким подразделением стала 83-я морская стрелковая бригада. Вспомним хотя бы о том, кто выручал остатки войск Эльтигенского десанта и был брошен на произвол судьбы.
Вспомним судьбу 255-й бригады А.С. Потапова. Ее полностью положили в бездарно спланированных десантах. Вспомним Станичку, Южную Озерейку. Руководство высадкой этих десантов было возложено на командующего ЧФ. Вспомним Эльтиген… Если поднять списки личного состава, то в первом броске в основном бывшие «севастопольцы» и «керчане».
Вспомним малоизвестные десанты 1943 и 1944 годов. Мариупольский, Бердянский, Николаевский. Кто помнит о них? Почти никто. Капитан-лейтенанту В.Э. Немченко в одном из десантов было поставлено в вину, что он сохранил почти весь личный состав, на что он ответил: «Да, я потерял всего 13 человек, но каких!» Константин Вильшанский в прошлом тоже был «севастопольцем», и не случайно он попал в тот десант, откуда возврата не было. Дрались бойцы таких подразделений как черти, людям после Севастополя было терять уже нечего, но…
После освобождения из румынских лагерей для военнопленных Слобозия и Калафат, где основной контингент составляли пленные «севастопольцы» из офицерского состава, находившегося в плену, были сформированы два «ударных» офицерских батальона, которые были брошены на штурм хорошо укрепленного Будапешта. По воспоминаниям В.П. Папаева (110-й полк связи Приморской армии), «многие погибли, ведь для всех мы были «без вести пропавшие защитники Севастополя»… После тех боев в нашем батальоне из 200 человек осталось 20».
Возвращаясь к той памятной конференции, следует сказать, что второй большой конфликт разгорелся, когда Д.И. Пискунов, И.Ф. Хомич и ряд других ветеранов осмелились заявить, что после ухода командования был создан второй, «самозваный» Военный совет СОР, действовавший до 4 июля 1942 года.
«Да как вы можете! О чем вы говорите?! – бушевал тогда адмирал. – Вы, военный человек, говорите о том, что присвоили чужие полномочия?! Да как вы смели! Был только один Военный совет СОР, и его возглавлял я! Все остальные – самозванцы!»
Были на конференции и мелкие конфликты, которые удалось достаточно быстро затушевать, свести на нет. Так, канул в Лету вопрос о том, куда делись деньги на памятный мемориал на 35-й батарее. Ветераны сбрасывались на этот мемориал, отрывая деньги от своей пенсии. Кто 50 рублей, кто 100, кто и 200… Защитник Севастополя Г. Пузик, боец батальона Электромеханической школы, написал: «Вот уже 20 лет я живу на Каче, в старом ящике от дореволюционного самолета. В защите Севастополя потерял один глаз, после ранения позвоночника едва хожу, но примите мой скромный дар, для создания монумента на том месте, где мы приняли последний бой, на 35-й батарее. Сумма не велика – 200 рублей, – но это все, что я смог скопить за прошедшие годы…»
Была собрана громадная сумма по тем временам: 1,5 млн рублей (кто жил в Союзе, тот сможет оценить). Увы, эти деньги исчезли бесследно, а памятник на месте 35-й батареи появился только недавно. В последний раз об этой сумме вспомнили в 1971 году, но горком КПСС так и не смог сказать, куда исчезли деньги, собранные народом.
Вообще, материалы конференции производят очень противоречивое ощущение. С одной стороны, гордость за мужество простых людей, защищавших город, с другой – стыд за тех, кто бессовестно на этом подвиге попытался спекулировать после войны.
В 1960—1970-х годах в Севастополе по окопам и позициям начали сажать сосенки «зеленого пояса славы» (дабы кости павших не тревожили глаз высоких гостей города). И было по этому поводу даже специальное решение Совета министров СССР. И те, кто сажал сосны, знали, где их сажать. Аккуратные квадратики сосны сели в точности на позиции. Вот только 851-й батарее не повезло. На ней не росли деревья. Как выяснилось в результате раскопок, чтобы убить запах, немцы засыпали всю ее территорию хлорной известью, ибо в 1944 году сами оказались в том же положении и были вынуждены обороняться на той же позиции.
Нет, что ни говори, зеленые насаждения – дело благое, но вместо того, чтобы поднять останки защитников и похоронить с почестями, их загребли землей и мусором. На местах жестоких боев, где еще лежали останки защитников города, появились дачные кооперативы, три карьера, три городские свалки. Повезло тем бойцам, кто остался лежать на территории войсковых частей. Поисковикам, иногда с большим трудом, удается находить останки защитников и освободителей города.
Подводя итоги, хотелось бы сделать некоторые философские выводы, которые, может быть, покажутся неприятными. У нас с давних времен завелась «добрая» традиция безжалостно относиться к своим. И дело даже не в И.В. Сталине, эта традиция имеет гораздо более глубокие корни. Скажите, за чьи интересы сражался Суворов в Альпах? Что делали русские войска в районе деревни с названием Цорнсдорф? Но, может, это давно забытое прошлое и ситуация изменилась? Увы, нет. Только Россия додумалась рассчитываться с западными странами за оружие самой дикой валютой – своими подданными. За что гибли русские подданные на Салоникском фронте, в составе Французского экспедиционного корпуса? Все это вопросы, не требующие ответов. Пока мы не научимся ценить своих людей, мы будем жить так же, как и жили…