откупиться на волю, если бы ты была поумнее.
– Но что заставляет богатую, красивую Юлию задавать рабыне подобный вопрос? – спросила Нидия. – Разве она не обладает всеми благами: молодостью, красотой, деньгами? Это такие любовные чары, что с ними можно обойтись и без магии!
– Для всех, кроме одного во всем мире, – надменно возразила Юлия. – Но можно подумать, что твоя слепота заразительна и что… Но все равно.
– Кто же этот человек? – поспешно спросила Нидия.
– Это не Главк, – отвечала Юлия с хитростью, свойственной ее полу. – Нет, не Главк!
У Нидии отлегло от сердца. Помолчав немного, Юлия продолжала:
– Кстати о Главке и о его привязанности к неаполитанке: это напомнило мне о могуществе любовных чар, к которым и она, может быть, прибегала, чтобы завлечь его. Слепая! Я влюблена и не нахожу взаимности… Может ли Юлия жить после такого признания? Это унижает… Нет, не унижает, а скорее глубоко уязвляет мою гордость. Мне хотелось бы видеть неблагодарного у ног моих, не с тем, чтобы поднять его, а с тем, чтобы уничтожить его своим презрением. Когда я услыхала, что ты вессалийка, я вообразила, что ты уже с юных лет посвящена в темные тайны твоей родины.
– Увы, нет, – прошептала Нидия, – и я сожалею об этом!
– Благодарю, по крайней мере, за это доброе желание, – сказала Юлия, не подозревая, что происходит в сердце цветочницы. – Но скажи мне, ты слышишь болтовню рабов, всегда склонных к суевериям, всегда готовых прибегать к колдовству для своих собственных пошлых любовных похождений, – не слыхала ли ты о каком-нибудь восточном волшебнике, обладающем тем искусством, которое тебе неизвестно? Я говорю не о пустых фокусниках и гадателях с рыночной площади, нет, а не знаешь ли ты какого-нибудь могущественного, искусного мага из Индии или из Египта?
– Из Египта? О, да! – отвечала Нидия, вздрогнув. – Кто в Помпее не слыхал об Арбаке?
– Арбак! В самом деле! – молвила Юлия, радостно схватившись за эту мысль. – Говорят, он человек, стоящий выше грубых, жалких обманщиков, человек, посвященный в науку звезд и в тайны древнего волшебства, почему бы и не быть ему сведущим в тайнах любви?
– Если есть на свете волшебник, чье искусство выше всех прочих, так это именно этот ужасный человек!
При этом Нидия украдкой дотронулась до своего талисмана.
– Он слишком богат, чтобы гадать за деньги, – презрительно заметила Юлия. – Не могу ли я посетить его?
– Это опасный дом для молодых, красивых женщин, – возразила Нидия. – Кроме того, я слыхала, что он болен, после…
– Опасный дом? – прервала ее Юлия, обратив внимание только на первую фразу. – Почему же?
– По ночам там происходят нечистые, ужасные оргии, – по крайней мере, таковы слухи.
– Клянусь Церерой, Паном и Цибелой! Ты только подстрекаешь мое любопытство, вместо того, чтобы возбуждать во мне опасения, – воскликнула своенравная, смелая помпеянка. – Я пойду к нему и расспрошу о его науке. Если на этих оргиях допущена любовь, то тем более он должен знать ее тайны!
Нидия промолчала.
– Я буду у него сегодня же, – продолжала Юлия, – почему бы не отправиться к нему сейчас?
– Среди белого дня и при его теперешнем состоянии тебе, конечно, нечего опасаться, – сказала Нидия, невольно поддаваясь тайному желанию узнать, не обладает ли в самом деле мрачный египтянин чарами, способными привлечь любовь, чарами, о которых вессалийка так часто слышала.
– Кто осмелится оскорбить дочь богача Диомеда? – сказала Юлия надменно. – Я иду!
– Можно мне прийти узнать о результате? – спросила Нидия с беспокойством.
– Поцелуй меня за участие, которое ты принимаешь в чести Юлии, – отвечала помпеянка. – Сегодня вечером мы ужинаем в гостях, приходи завтра в этот же час, и ты узнаешь все. Может быть, ты мне понадобишься, – однако, пока довольно. Постой, возьми этот браслет в награду за новую мысль, которую ты мне сейчас внушила. Помни, служа Юлии, что она щедра и благодарна.
– Я не могу принять твоего подарка, – сказала Нидия, отстраняя браслет, – но как я ни молода, я, однако, способна сочувствовать даром тем, кто любит, и любит без ответа.
– Вот как! – заметила Юлия. – Ты говоришь, как женщина свободная – и ты будешь свободна! Прощай!
VIII. Юлия посещает Арбака. – Результат этого свидания
Арбак сидел у себя в комнате, выходившей на террасу или род портика, ведущего в сад. Бледное, исхудалое лицо его еще носило следы перенесенных страданий, но его железная натура уже успела оправиться от страшных последствий несчастного случая, разрушившего все его планы в самый момент торжества. Напоенный ароматами воздух оживлял его ослабевшую голову, и в первый раз за все эти дни кровь стала быстрее обращаться в его жилах.
«Итак, – думал он, – гроза судьбы разразилась и миновала. Несчастье, предсказанное моей наукой и угрожавшее моей жизни, пронеслось мимо, – я жив! Случилось так, как предвещали звезды, и впереди мне улыбается долгая, блестящая, благополучная участь. Ведь такая участь должна была выпасть мне на долю, если я переживу ожидавшую меня катастрофу: я остался жив, я преодолел последнюю опасность моей жизни. Теперь я могу без боязни и с полным спокойствием устраивать свою будущность. Первым моим удовольствием, даже прежде любви, будет мщение! Этот мальчишка, этот грек, ставший мне поперек дороги, расстроивший мои планы, ускользнувший от меня в ту минуту, когда я уже готов был пролить его гнусную кровь, не увернется от меня вторично. Но каким способом отомстить? Надо обдумать это хорошенько. О Ате, если ты вправду богиня, вдохнови меня!»
Египтянин погрузился в глубокую задумчивость, но, казалось, не мог прийти ни к какому ясному, удовлетворительному решению. Он беспокойно ворочался на месте.
В голове его проносился план за планом, но он тотчас же отстранял их как неудобные. То и дело он ударял себя в грудь и громко стонал, сгорая желанием отомстить, но сознавая свое бессилие. Пока он предавался своим мыслям, отрок-раб несмело вошел в комнату.
– Какая-то женщина, очевидно высшего круга, судя по одежде и по виду сопровождавшей ее рабы, ожидает внизу, желая видеть Арбака.
– Женщина! – Сердце египтянина сильно забилось. – Молодая?
– Лицо ее скрыто под вуалью, но фигура ее стройна и вместе с тем, роскошна, как у молодой женщины.
– Проси ее, – сказал египтянин, на мгновение его тщеславное сердце надеялось, что это, может быть, Иона. Но одного взгляда, брошенного на посетительницу, вошедшую в комнату, было ему достаточно, чтобы разочароваться в своей мечте. Правда, она была одного роста с Ионой и, вероятно, одних лет с нею, изящно и роскошно сложена, – но где та невыразимая грация, которой отличалось каждое движение неаполитанки, где та целомудренная, художественная прелесть костюма, столь простого в своей изысканности, где та стыдливая, однако, полная достоинства походка, где та женственная величавость и скромность?
– Прости, я с трудом встаю, – сказал Арбак, пристально рассматривая незнакомку, – я еще не оправился от тяжкой болезни.
– Не утруждай себя, великий египтянин, – отвечала Юлия, стараясь под маской лести скрыть свой страх, – прости несчастной женщине, которая ищет утешения в твоей мудрости.
– Приблизься, прелестная незнакомка, – молвил Арбак, – и говори без боязни, с полной откровенностью.
Юлия села возле египтянина и с удивлением оглядывала комнату, изящная и дорогая роскошь которой далеко превосходила даже нарядное убранство в доме ее отца. С некоторым страхом она заметила иероглифические надписи на стенах, какие-то таинственные изображения, глядевшие на нее из всех углов, и треножник, стоявший поблизости. Но более всего поражала ее величественная, странная фигура самого Арбака: длинная белая одежда, скрывая до половины его черные, как смоль, кудри, спускалась до самых ног. Болезненная бледность придавала его лицу еще больше выразительности, а черные глаза, казалось, пронизывали ее покрывало и читали тайны ее тщеславной, неженственной души.
– Что привело тебя, прелестная незнакомка, в дом пришельца с Востока? – спросил он низким глубоким голосом.
– Его слова, – отвечала Юлия.
– В каком смысле? – спросил он со странной улыбкой.
– Можешь ли ты спрашивать, о мудрый Арбак? Твоя ученость гремит по всей Помпее.
– Действительно, я приобрел кое-какие познания, но разве серьезные, отвлеченные тайны науки могут интересовать молодость и красоту?
– Увы! – отвечала Юлия, немного приободренная этими льстивыми словами, привычными ее уху. – Горе всегда прибегает к мудрости за помощью и утешением, а самые избранные жертвы горя – это те, кто любит безнадежно.
– О! – воскликнул Арбак. – Не может быть, чтобы безнадежная любовь была уделом существа, обладающего такими красивыми формами, пластичность которых легко угадать даже под складками твоей пышной одежды. Прошу тебя, подними покрывало, чтобы я мог видеть, соответствуют ли твои черты красоте фигуры.
Юлия была не прочь похвастаться своими прелестями, думая таким образом еще более заинтересовать мага в своей участи. И вот, после короткого колебания, она подняла вуаль и открыла свое красивое лицо, которое, если б не косметика, показалось бы египтянину действительно привлекательным.
– Ты жалуешься на несчастную любовь, – сказал он, – но тебе стоит только повернуть это лицо к неблагодарному, каких же ты еще хочешь любовных чар?
– О, прекрати свои комплименты! – воскликнула Юлия. – Мне в самом деле нужно какое-нибудь привораживающее средство, и я надеялась на твое искусство…
– Прелестная незнакомка, – возразил Арбак с оттенком презрения, – любовные чары не принадлежат к числу секретов, которые я изучал долгие ночи.
– А! Ну, в таком случае, извини меня, великий Арбак, и прощай!
– Постой, – остановил ее Арбак.
Несмотря на страсть к Ионе, красота посетительницы задела его за живое, и не будь он в таком расслабленном состоянии, он, может быть, попытался бы утешить красавицу иными средствами, а не ухищрениями волшебства.