Молния осветила и человека и зверя, так что они увидали друг друга. Но инстинкты обоих притупились. Мало того, лев даже подползал все ближе и ближе к гладиатору, словно ища себе товарища, а гладиатор не боялся и не отступал. Переворот в природе расторгнул все обычные отношения и словно уничтожил все меньшие ужасы.
В то время как они находились под такой страшной охраной, мимо храма прошла группа мужчин и женщин с факелами. Они принадлежали к секте назареян; возвышенное, неземное чувство отняло у них страх, но воодушевляло их восторгом. Первые христиане жили в уверенности, что конец света близок и теперь думали, что день Страшного суда уже настал.
– Горе нам, горе! – кричал резким, пронзительным голосом старший в группе. – Видите, Господь нисходит на землю судить людей! Он ниспослал огонь с небес! Горе вам, сильные мира сего! Горе вам, носители пурпура и виссона! Горе идолопоклонникам! Горе вам, проливающим кровь святых и издевающимся над предсмертными муками сыновей Божиих! Горе блуднице! Горе, горе!
Громким, восторженным хором христиане восклицали среди ужасов, свирепствовавших в атмосфере:
– Горе тебе, блудница Помпея! Горе, горе!
Медленно прошли назареяне. Факелы их вспыхивали и колебались от ветра, голоса торжественно звучали угрозой и обличением. Наконец они скрылись на повороте улицы, – мрак и гробовая тишина снова окутали окружающую местность.
Буря затихла. Дождь на время прекратился, и Главк старался убедить Иону идти дальше. В ту минуту как они стояли в нерешимости на пороге портика, мимо проплелся, шатаясь, старик, который нес мешок в правой руке, опираясь на плечо юноши. Молодой человек держал фонарь. Главк узнал, что это были отец с сыном – скупец и расточитель.
– Отец, – проговорил юноша, – если ты не можешь идти дальше, я должен тебя оставить, иначе мы оба погибнем!
– Беги, сын мой, покинь твоего родителя!
– Но я не могу бежать с пустыми руками, чтобы умереть с голоду. Дай мне твой мешок с золотом.
И юноша старался вырвать мешок.
– Злодей! Неужели ты решишься обокрасть отца?
– Ну, кто тут донесет на меня в такой час! Погибай, скряга!
Юноша повалил старика наземь, выхватил из рук его мешок и скрылся с диким криком.
– О боги! – воскликнул Главк. – Неужели и вы ослепли в этой тьме! Подобные преступления ведут к общей погибели и виновных и невинных. Идем, идем, Иона!
VIII. Арбак встречает Главка и Иону
Подвигаясь с великим трудом, как пленники, прорывающие себе выход из темницы, Иона со своим возлюбленным продолжали свой неверный путь. В те минуты, как улицы озарялись вулканической молнией, путники могли при ее страшном свете хоть немного различать дорогу и направлять свои шаги, но окружающее их зрелище неспособно было подбодрить их мужество. Местами, где пепел был сухой, без примеси кипучих потоков, поверхность земли представляла страшный белесоватый вид пораженной проказой кожи. В других местах камни и головни лежали грудами, из-под которых торчали полускрытые члены какого-нибудь раздавленного, изуродованного беглеца. Стоны умирающих прерывались отчаянными воплями перепуганных женщин, то вблизи, то вдали, – все это производило в густом мраке тем более ужасное впечатление, что сознавалась полная беспомощность и неизвестность окружающих опасностей. Но все эти крики и разнообразные шумы покрывал отчетливый и подавляющий звук с роковой горы, ясно слышны были ее бушующие ветры, стремительные потоки, а от времени до времени рокот и треск более сильного горючего взрыва. Ветер, с воем мчавшийся по улицам, приносил с собой едкие вихри горючей пыли и такие удушливые, смрадные испарения, что они на мгновение захватывали дух и лишали сознания, вслед за тем остановившаяся кровь быстро приливала к голове, и каждый нерв, каждая жила томительно трепетала в теле.
– О Главк! О мой возлюбленный! Мой дорогой! Прижми меня к груди! Еще одно объятие, дай мне почувствовать твои руки, обвивающие мне шею, и в этом объятии дай умереть – больше я не в силах вынести!
– Заклинаю тебя моим спасением, моей жизнью, дорогая Иона, еще одно усилие, – наши жизни тесно связаны, – смотри, вон факелы с той стороны! Видишь, как они борются с ветром. Без сомнения, это беглецы направляются к морю! И мы присоединимся к ним!
Словно для того, чтобы поддержать и подбодрить любовников, буря и дождь на минуту стихли. В атмосфере наступила глубокая тишина, гора как будто отдыхала, может быть, собираясь с силами для нового извержения. Рабы с факелами быстро двигались вперед.
– Мы приближаемся к морю, – проговорил спокойным тоном человек, стоявший во главе партии. – Свобода и богатство каждому из вас, кто переживет этот день! Мужайтесь! Говорю вам, что сами боги обещали мне спасение. Вперед!
Красноватый свет факелов бил прямо в глаза Главку и Ионе, которая, дрожа, прижималась к груди жениха. Несколько рабов тащили корзины и сундуки, тяжело нагруженные, а впереди, с обнаженным мечом в руке, виднелась величественная фигура Арбака.
– Клянусь прахом отцов! – воскликнул египтянин. – Рок улыбается мне даже среди этих ужасов и среди мрачных сцен смерти и горя сулит мне счастье и любовь. Прочь, грек! Я требую мою воспитанницу Иону.
– Изменник, убийца! – крикнул Главк, уставившись в глаза своему врагу. – Сама Немезида направила тебя сюда, чтобы подвергнуть тебя моему мщению! По справедливости, ты жертва теней Гадеса, которые теперь спущены на землю. Приблизься только, осмелься коснуться руки Ионы, и твое оружие погнется, как тростник, – я разорву тебя на части!
В ту минуту, как он говорил, местность, где они стояли, вдруг озарилась багровым пламенем. Яркая и исполинская, как огненная пирамида, выделялась гора среди мрака, окружавшего ее со всех сторон, как стены ада. Вершина ее раскололась пополам, или, вернее, над поверхностью ее воздвиглись две чудовищные фигуры лицом к лицу, словно два демона, спорящих между собой из-за мира. Фигуры эти были густого, кровавого, багрового оттенка пламени и далеко озаряли атмосферу. Но внизу подножие горы было все еще темно и погружено во мрак, исключая те места, где струились змееобразно и неправильно потоки расплавленной лавы. Ярко-красные в своих темных берегах, они медленно катились по направлению обреченного города. Над самым широким из этих потоков возвышался какой-то, словно надтреснутый, огромный свод и оттуда, как из пасти ада, вырывался поток этого внезапного Флегетона. И в затихнувшем воздухе слышался треск обломков скал, наскакивавших друг на друга, в то время как они неслись огненным катарактом, – на мгновенье они затемняли то место, куда падали, и затем сливались с пламенной окраской всего потока, по которому мчались.
Рабы громко вскрикнули и, присев на землю, закрыли лица руками. Египтянин стоял, как пригвожденный к месту. Яркий блеск отражался на его повелительных чертах и на его осыпанных каменьями одеждах. Позади возвышалась стройная колонна с бронзовой статуей Августа. И она, казалось, превратилась в огненный столб!
Обхватив левой рукой стан Ионы, а правую руку подняв с угрозой и сжав в ней стилет, тот самый, который должен был служить ему оружием на арене, нахмурив брови, полуоткрыв губы, представляя собою живое изображение гнева и страсти, – Главк ждал нападения египтянина!
Арбак отвел взор от горы и остановил его на Главке!..
– К чему тут колебание? – пробормотал он. – Разве звезды не предсказали мне единственную опасность, которой я подвергнусь? Разве не миновала эта катастрофа?
– Душа, – вскричал он громким голосом, – может пренебречь гибелью миров и гневом воображаемых богов! И силой этой души я останусь победителем до конца! Вперед, рабы! Афинянин, если ты будешь сопротивляться, пусть твоя кровь падет на твою же голову… Иона моя!
Он шагнул вперед, – то был последний шаг его на земле! Земля дрогнула под ним с такой судорожной силой, что все окружающее рухнуло. Раздался треск по всему городу, повалилось немало крыш и столбов! Молния, словно притягиваемая металлом, остановилась на мгновение над императорской статуей, бронзовая колонна затрепетала и рухнула со страшным грохотом, вдавливая мостовую под своими осколками. Предвещание звезд исполнилось!
Удар на несколько мгновений оглушил афинянина. Когда он очнулся, тот же свет освещал местность, земля продолжала дрожать и колебаться. Иона лежала в обмороке, но он не видел ее: взгляд его не мог оторваться от ужасного лица, которое казалось оторванным от тела и высовывалось из-под громадных обломков разбитой колонны, – лица, выражавшего несказанное горе, агонию и отчаяние. Глаза страшной головы быстро мигали, как будто жизнь еще не окончательно отлетела, а губы дрожали и искажались улыбкой, затем внезапно мрак и неподвижность разлились по чертам страшного лица, сохранившего, однако, выражение ужаса, которое нельзя было позабыть.
Так погиб мудрый маг, великий Арбак, Гермес с огненным поясом, последний потомок египетских царей.
IX. Отчаяние влюбленных. – Положение толпы
Главк отвернулся с чувством благодарности и вместе с тем ужаса. Снова схватил он Иону на руки и побежал по улице, все еще ярко освещенной. Но вдруг опять в воздухе стало темнее. Инстинктивно Главк повернулся к горе – и что же! Один из двух исполинских гребней закачался и затем с грохотом, которого никакой язык не опишет, оторвался от своего горючего основания и рушился огненной лавиной по обоим скатам горы! В то же время повалил клуб черного дыма, наполняя воздух, расстилаясь над землей и морем.
Бесконечный пепельный дождь, гораздо обильнее прежнего, принес новое разрушение. Опять тьма окутала улицы густым покрывалом, и Главк, смелая душа которого наконец пришла в изнеможение и отчаяние, в бессилии опустился под какой-то аркой, прижимая к груди своей Иону и решившись умереть.
Тем временем Нидия, оттертая толпой от Главка и Ионы, тщетно старалась снова соединиться с ними. Напрасно она испускала жалобные крики, свойственные слепым. Они терялись среди тысяч криков эгоистического страха. Несколько раз слепая возвращалась к тому месту, где они расстались, останавливала каждого беглеца, расспрашивала о Главке, отталкиваемая всеми с нетерпением и досадой. Кто в такой час мог думать о ближнем? Быть может, в общественных бедствиях самое ужасное – это неестественный эгоизм, порождаемый общим страхом. Наконец, Нидии пришло в голову, что так как решено было искать спасения на берегу моря, то самым верным средством найти своих спутников будет направиться в ту сторону. Ощупывая дорогу своей путеводной палкой, которую всегда носила с собой, она продолжала с невероятной ловкостью пробираться между массами развалин и безошибочно отыскивала кратчайший путь к морскому берегу (так благодетельна была для нее теперь эта привычная темнота, столь прискорбная в обыденной жизни!).