Так что я просто киваю. Пусть понимает как хочет. На самом деле я и не ожидала, что он меня отпустит, но попытаться стоило.
Едва он выходит за дверь, возвращается толпа обедавших. Вероятно, все понимают, что когда Оби беседует с одним из подравшихся, их следует оставить наедине. Интересно, что он привел меня в столовую во время обеда, заставив остальных ждать, пока мы не закончим, и тем самым дав понять всем в лагере, что обратил на меня свое внимание.
Я встаю, высоко держа подбородок и избегая смотреть людям в глаза. Пакет с зеленым горошком держу в руке, чтобы не привлекать внимания к своим ранам. Будет лучше, если о том, что я вообще дралась, тут поскорее забудут. Если Раффи и находится в этой толпе обедающих, я его не вижу. Ну и пусть. Надеюсь, ему не удалось переспорить здешнего букмекера. Он вполне заслуживает проигрыша.
Стоит мне выйти из столовой и направиться к прачечной, как из-за угла здания выходят двое рыжих парней. Если бы не их одинаковые улыбки, я бы решила, что они устроили на меня засаду.
Это близнецы. Растрепанные, в грязной гражданской одежде, но сейчас это вполне обычное дело. Наверняка и я сама выгляжу точно так же. Им еще нет и двадцати, оба высокие и худые, с озорными глазами.
– Здорово ты его отделала, – говорит первый.
– Ага, поставила старину Джимми Боудена на место, – говорит второй. Он прямо-таки светится от счастья. – Так ему и надо.
Я останавливаюсь и киваю, вежливо улыбаясь и прижимая к щеке пакет с замороженным зеленым горошком.
– Я Траляля, – говорит первый.
– Я Труляля, – говорит второй. – Большинство называют нас Тра-Тру, потому что не могут отличить друг от друга.
– Вы ведь шутите?
Оба качают головой с одинаковыми дружелюбными улыбками. Они скорее похожи на парочку огородных пугал, чем на толстеньких Траляля и Труляля из знакомой с детства книжки.
– С чего бы вас так называть?
Тра пожимает плечами:
– Новый мир, новые имена. Мы собирались стать Гогом и Магогом.
– Это были наши имена в онлайне, – говорит Тру.
– Но к чему так мрачно? – замечает Тра.
– Гог и Магог – это забавно, когда мир помешан на деньгах и все просто, – говорит Тру. – Но теперь…
– Теперь уже не так, – говорит Тра. – Повсюду смерть и разрушения…
– Обычное дело.
– Люди к ним привыкли.
– Уж лучше мы будем Траляля и Труляля.
Я киваю – что еще им ответишь?
– Меня зовут Пенрин. В честь выезда с шоссе номер восемьдесят.
– Прикольно.
Оба кивают, словно хотят сказать: да, мы понимаем, что значит иметь таких родителей.
– Все про тебя говорят, – заявляет Тру.
Не уверена, что мне это нравится. Драка вовсе не входила в мои планы. Впрочем, в моей жизни случилось много такого, что не входило ни в какие планы.
– Круто. Если вы не против, я, наверное, пойду.
Я тычу в сторону близнецов пакетом, пытаясь пройти между ними.
– Погоди… – Тра понижает голос до театрального шепота. – У нас к тебе деловое предложение.
Я вежливо останавливаюсь. Если только их предложение не состоит в том, чтобы помочь мне отсюда выбраться, больше ничего интересного от них я не жду. Но поскольку братья не уходят с дороги, мне ничего не остается, как слушать.
– Ты понравилась публике, – говорит Тру.
– Как насчет того, чтобы повторить представление? – спрашивает Тра. – Скажем, за тридцать процентов от выигрыша?
– О чем вы? Предлагаете рисковать жизнью за жалкие тридцать процентов выигрыша? К тому же деньги больше ничего не значат.
– Дело не в деньгах, – говорит Тру. – Деньги мы используем лишь как обозначение относительной стоимости ставки.
Его лицо оживляется, словно парня приводит в неподдельный восторг экономика постапокалиптических азартных игр.
– Ты пишешь свое имя и на что ты ставишь, скажем, на пятидолларовой бумажке, и для букмекера это просто значит, что ты хочешь поставить нечто более ценное, чем бумажка в один доллар, но менее ценное, чем бумажка в десять долларов. Именно букмекер решает, кто что получает и кто что отдает. Скажем, кто-то теряет четверть пайки и получает дополнительную работу на неделю. Или если он выигрывает, то получает чью-то пайку в дополнение к своей, а кто-то неделю за него чистит уборную. Поняла?
– Поняла. Но мой ответ все равно – нет. К тому же никакой гарантии, что я выиграю.
– Ха! – Тра улыбается, словно торговец чересчур подержанными автомобилями. – Нам как раз нужна гарантия, что ты проиграешь.
Я хохочу во все горло:
– Вам что, нужно, чтобы я сдалась?
– Тсс! – Тра театрально оглядывается вокруг.
Мы стоим в тени между двумя зданиями, и никто, похоже, нас не замечает.
– Это было бы круто, – говорит Тру. Его глаза озорно блестят. – После того, что ты проделала с Боуденом, шансы точно будут в твою пользу, когда подерешься с Анитой…
– Драться с девушкой? – Я скрещиваю руки на груди. – Еще чего не хватало!
– Это нужно не только нам, – словно защищаясь, отвечает Тра. – Это настоящее развлечение для всего лагеря.
– Угу, – говорит Тру. – Кому нужно телевидение, когда есть вода с мылом?
– Мечтай, как же. – Я пытаюсь протиснуться мимо них.
– Мы поможем тебе сбежать, – чуть понизив голос, говорит Тра.
Я останавливаюсь, мысленно обдумывая с десяток возможных сценариев.
– Мы раздобудем ключи от твоей камеры.
– Мы отвлечем часовых.
– Мы сделаем так, что никто не станет интересоваться тобой до утра.
– Все, чего мы просим, – одна драка.
Я поворачиваюсь к ним:
– Зачем вам рисковать предательством ради какой-то драки в грязи?
– Ты понятия не имеешь, чем я готов рискнуть ради честной драки в грязи между двумя крутыми телками, – говорит Тра.
– В любом случае никакое это не предательство, – говорит Тру. – Оби все равно тебя отпустит, это лишь вопрос времени. Мы тут вовсе не для того, чтобы держать в плену людей.
– Почему же до сих пор не отпустил? – спрашиваю я.
– Потому что хочет завербовать тебя и того парня, с которым ты пришла. Оби – единственный ребенок в семье, и ему не понять, – говорит Тра. – Он считает, что, если продержать вас тут несколько дней, вы раздумаете уходить.
– Но мы не такие дураки. Если он несколько дней будет петь патриотические песни, вряд ли это убедит тебя бросить сестру, – говорит Тру.
– Это точно, братан, – говорит Тра.
Они касаются друг друга кулаками:
– Чертовски точно.
Я смотрю на них. Они действительно понимают меня. Они никогда не бросили бы друг друга. Возможно, у меня появились настоящие союзники.
– Мне что, действительно нужно устроить эту дурацкую драку, чтобы вы мне помогли?
– Угу, – отвечает Тра. – Без вопросов.
Оба улыбаются, словно озорные мальчишки.
– Откуда вы про все это знаете? Про мою сестру? Про то, о чем думает Оби?
– Это наша работа, – говорит Тра. – Некоторые называют нас Тра-Тру. Другие называют нас Крутыми Шпионами.
Он театрально приподнимает брови.
– Ладно, Крутой Шпион Тра-Тру, на что поставил в той драке мой друг?
Само собой, это не имеет никакого значения, но мне все равно хочется знать.
– Интересно, – удивленно говорит Тра, – из всех вопросов, которые ты могла бы задать, поняв, что у нас хватает информации, ты выбрала именно этот.
Мои щеки вспыхивают, несмотря на пакет с замороженным горошком. Я изо всех сил пытаюсь сделать вид, будто не жалею, что задала этот вопрос.
– Вы что, в детском саду? Просто скажите, и все.
– Он поставил на то, что ты продержишься самое меньшее семь минут. – Тру потирает веснушчатую щеку. – Мы все думали, что он сумасшедший.
Семь минут – более чем достаточно, чтобы тебя успели избить гигантскими кулаками.
– Может, и сумасшедший, но не слишком, – говорит Тра. Его мальчишеская улыбка столь безмятежна, что я почти забываю о том, в каком мире мы теперь живем. – Ему следовало поставить на твою победу. Тогда бы он все загреб себе. Все шансы были против тебя.
– Уверен, он бы справился с Боуденом за две минуты, – говорит Тру. – Из него прямо-таки прет крутизна.
– За полторы, это точно, – говорит Тра.
Я видела, как дрался Раффи. Я поставила бы на десять секунд с условием, что у Боудена не было бы ружья. Но я молчу. Мне вовсе не добавляет радости, что Раффи не бросился геройски мне на выручку.
– Выведите нас отсюда сегодня ночью, и по рукам, – говорю я.
– Сегодня ночью? Чертовски скоро, – заявляет Тра.
– Если пообещаешь, что сорвешь с Аниты рубашку… – ухмыляется Тру.
– Не искушай судьбу.
Тра поднимает узкий кожаный футляр и покачивает им, словно приманкой.
– Как насчет бонуса за то, что сорвешь с нее рубашку?
Моя рука устремляется к карману штанов, где должен лежать набор отмычек. Там пусто.
– Эй, это мое! – Я пытаюсь схватить футляр, но он исчезает из руки Тра, хотя тот даже не пошевелился. – Как ты это делаешь?
– Сейчас ты его видишь, – говорит Тру, покачивая футляром. Я понятия не имею, как он перешел от Тра к Тру. Близнецы стоят бок о бок, но я все равно должна была хоть что-то заметить. Потом он снова исчезает. – А теперь нет.
– А ну, отдавайте, грязные воришки. Или разговор окончен.
Тру строит гримасу грустного клоуна. Тра комично приподнимает брови.
– Ладно, – вздыхает Тра, возвращая мне набор отмычек. На этот раз я внимательно наблюдаю, но все равно не замечаю, как он переходит от Тру к Тра. – Сегодня ночью.
На лицах Тра-Тру появляются одинаковые улыбки.
Покачав головой, я ухожу, пока братья не стащили еще что-нибудь из моих вещей.
20
Спина хрустит и болит, когда я пытаюсь разогнуться. Смеркается, и мой рабочий день почти закончился. Держась за поясницу, я медленно распрямляюсь, словно древняя старуха.
Руки покраснели и распухли всего за один день стирки. Мне приходилось слышать о сухой потрескавшейся коже, но только теперь я понимаю, что́ это означает. Через несколько минут после того, как я вынимаю руки из воды, на ладонях видны трещины, словно кто-то рассек кожу бритвой. Кожа настолько сухая, что даже не кровоточит.