Она осторожно облизала губы и скривилась.
– Я рада, что мы смылись из этой спиртовой вони. Надеюсь, никто не пострадал?
– О нет. – Он отпустил ремень, втянувшийся в щель над дверью, наконец-то сел прямо и позволил себе выдохнуть. – Ну, да, никто не пострадал, но тот слепой старик, утыканный проволоками, умер. С ним случилось что-то вроде сердечного приступа. Ничего нельзя было поделать. И тогда, в суматохе, Коди взяла меня за руку, и мы вышли. И угнали этот автомобиль.
– Отец говорил со мной по телефону.
Кокрен подумал о том, как неизвестный ему хозяин «Торино», поддерживавший старую машину в таком хорошем состоянии, выйдет в четверг утром, чтобы отправиться на работу, и обнаружит, что автомобиля нет; но Дженис, по крайней мере, была трезва. Она не пила спиртного с… с каких же пор? «Манхэттен» или два за обедом, а с тех пор уже много времени прошло. Конечно, кровеносная система одна и та же, но, судя по всему, Коди, уходя, забрала с собой и алкоголь.
– Да, – сказал он. – Я сам его слышал.
Она еще раз облизала губы и спросила:
– Коди запаслась полосканием?
– Именно так. Большой пузырек листерина.
– Не мог бы ты дать его мне?
Кокрен протянул ей бутылочку, она открутила крышку, хлебнула жидкости, несколько секунд звучно полоскала рот, а потом опустила стекло и выплюнула это все наружу.
– Мы едем в Сан-Франциско, да? – спросила она, закрыв окно.
– Да. – Кокрен, моргая от ментоловых испарений листерина, попытался вспомнить, присутствовала ли Дженис при первом разговоре насчет Сан-Франциско. Он был уверен, что нет, что тогда заправляла Коди.
– Откуда ты знаешь?
– Так ведь там… он упал с крыши, и я его поймала.
– Мы едем туда, потому что именно там они… черт побери, мы можем вернуть Скотта Крейна к жизни. – «По крайней мере, так утверждала сумасшедшая чернокожая мертвая старушка», – добавил он про себя.
– Надеюсь, тело они везут с собой. – Кокрену показалось, что в голосе прозвучало нетерпение.
Он подумал о невнятном плане Коди по возвращению Крейна в его нетленное тело – или, если им это не удастся, то в свое, навсегда, и решил не спрашивать Дженис об этом, потому что из-за вопроса она вполне может выпасть из времени и за рулем снова окажется пьяная Коди.
– Говорят, что да, – ответил он. – Мы, вероятно, встретимся в ресторане «Клифф-хаус», это на северо-западном склоне.
– К тому времени я проголодаюсь: Коди съела почти весь мой обед. Она хоть купила чего-нибудь перекусить?
– Несколько пакетиков «Слим Джима», – сказал Кокрен, пытаясь вспомнить, не так ли равнодушно и он воспринял смерть Паука Джо; впрочем, он же видел тело собственными глазами, а вот Дженис – нет.
– Не дашь мне один?
Кокрен наклонился, откопал в сумке пакетик «Слим Джима» и достал еще одну банку пива для себя. Он открыл банку и, прежде чем сделать первый глоток, сказал:
– За беднягу Паука Джо. Да упокоится он с миром.
Пламтри кивнула, не отрывая взгляда от дороги.
– Его жена ведь тоже умерла, да? Недавно?
– По их словам, да, – подтвердил Кокрен и сделал еще один большой глоток.
В городке Гавиота, состоявшем преимущественно из бензоколонок и мотелей, 101-е шоссе круто поворачивало на восток, в глубь материка, и вскоре они уже пробирались по темным каньонам гор Санта-Инес. Туман стоял прямо перед машиной зыбкой стеной и светился серым под лучами фар, а короткий отрезок асфальта между носом автомобиля и туманом казался усталым глазам Кокрена неподвижным, и потому черные полосы, оставленные колесами при торможении, воспринимались стоячими волнами, пляшущими на месте, а клякса от давным-давно разбившейся банки с белой краской напоминала клюв ныряющей белой птицы. Они проезжали мимо громадных фур, стоявших на обочине, которые можно было разглядеть в тумане лишь благодаря желтым огням, светившимся вдоль крыш, и эти огни казались Кокрену сигналами на мачтах танкеров, проходивших в ночи гораздо дальше, чем могли находиться грузовики.
Конусы света, сияющие треугольники в темноте, превращались то в рекламные щиты, то в крутые склоны холмов, над которыми висело зарево приближавшихся с той стороны фар, и пока он смотрел, они постепенно материализовались в ночи, и вращающиеся, словно спицы колеса, пальцы света проезжали над головой, когда на идущей к югу встречной полосе за невидимыми ветвями деревьев приближался невидимый же автомобиль. Иногда Пламтри перестраивалась в левый ряд, чтобы обогнать призрачные красные глаза стоп-сигналов, и в эти мгновения, когда шины рокотали по выпуклым разделительным линиям, миганье поворотников глубоко проникало в туман на обочине, выхватывая на кратчайшее неповторимое мгновение то бутылку, то башмак, то кустик травы.
Время от времени поодаль проступали то озаренные лунным светом леса, то стерильные просторы пустынь, но лишь после того, как он дважды увидел вдали огромный замок с рядами светящихся желтых и зеленых окон, а потом разглядел, что это всего лишь отражение огоньков приборной доски в оконном стекле, ему стало понятно, что ничего из того, что он видел на расстоянии больше шести футов, не могло быть настоящим. Но и после этого осознания его усталые глаза не перестали отмечать новые чудеса; фактически можно было подумать, что он дал своим зрительным нервам беспрепятственную свободу преподносить ему пустоши, корабли, высоченные осадные башни и дирижабли.
Мотор старого «Форда» неожиданно закашлял, когда они поравнялись с отдаленными огнями «Мадонна-инн» в Сан-Луис-Обиспо, но снова заработал ровно, как только курорт остался позади, – и вдруг Пламтри, уже на протяжении нескольких миль сгибавшая и разгибавшая левую ногу и ерзавшая взад-вперед на сиденье, как будто стараясь взбодриться и отогнать сон, наклонилась, протянула правую руку и стиснула Кокрену ногу чуть выше колена.
– Есть у нас сигареты? – спросила она.
– Целый блок, – ответил Кокрен, внезапно почувствовав, что ее нога в тугой штанине джинсов находится совсем рядом. Он зажал очередную начатую банку между колен и наклонился, чтобы достать из неиссякаемой сумки новую пачку «Мальборо».
Но когда он выпрямился и протянул девушке сигареты, она покачала головой:
– Я курю «Мор». Коди, конечно, думала лишь о себе и купила только «Мальборо». – Ее согнутые пальцы теперь поглаживали обращенную вперед сторону пивной банки, а большим пальцем она рассеянно потирала верхнюю сторону его бедра. – И очень сомневаюсь, что она купила «Саузерн комфорт».
– Да, – сказал Кокрен, – только пиво и водка. – Он раздавил окурок в пепельнице и поднял явно оказавшуюся не на месте банку, словно хотел выпить. Рука Пламтри скользнула вверх по его бедру, и пальцы принялись ощупывать потертый вельвет.
– Мы одни посреди ночного нигде, – сказала она так тихо, что он с трудом разобрал слова. – Кое-кто решил бы, что ситуация очень благоприятная…
Кокрен не знал, как решил бы кто-нибудь другой, но придвинулся ближе к своей спутнице и, обняв ее левой рукой за плечи, погладил небрежно подстриженные белокурые волосы. Она потерлась затылком о его предплечье, и ее правая рука скользнула по ноге дальше, так что мизинец уже гладил туго натянутую ширинку.
– Наверно, – хрипло проговорил он, – стоило бы остановиться на обочине на некоторое время. Пока туман не рассеется немного. – Сердце у него в груди отчаянно колотилось, и он думал, куда бы поставить банку с пивом, которую держал в правой руке. «Заодно попробую, каково на вкус ее полоскание для рта», – подумал он.
Ладонь Пламтри уже заползла на ширинку его джинсов и игриво нажимала на ее содержимое, и он просто выпустил банку, глухо шлепнувшуюся на коврик, и, наклонившись, накрыл левой рукой незнакомое мягкое тепло ее левой груди, прикрытой лишь тонкой материей блузки.
– Нам здесь никто не помешает, – прошептала она и щелкнула рычажком поворотника, намереваясь съехать на обочину. – Никто не знает, где мы. – Под правыми колесами затарахтел гравий обочины, и нога Пламтри чуть напряглась, нажимая на тормоз. – Здесь нет телефона, и никто не сможет сказать, что нам нужно тратить время на звонки кому-то.
– Ты взрослая девочка, – согласился Кокрен, у которого все так же шумело в голове, – и не обязана звонить мамочке и докладывать, где находишься.
– Ах! – воскликнула она, и в ее голосе прозвучала досада, а потом вдруг вскинула правую руку вверх с такой силой, что стукнула по подголовнику и чуть не сломала Кокрену локоть. Одновременно она нажала на педаль газа так, что задние шины взвизгнули и, вероятно, задымились, и рывком вернула старый «Форд» в первую полосу.
– Полегче, туман же! – рявкнул Кокрен, хватаясь за локоть.
Она нажала на тормоз, и Кокрена бросило на обшитую поролоном черную «торпеду». Было слышно, как по полу перекатывалась упавшая пивная банка.
– Только попытайся дотронуться до меня, Омар, и я направлю машину прямо в стену! – воскликнула Пламтри. – Я не шучу! Иисус оправдает меня. Он примет меня в свое лоно, а тебя низвергнет в пламя геенны! И ты знаешь, что я так и поступлю, и Он тоже!
– Хорошо, хорошо! – выдохнул Кокрен. – Поезжай нормально! Что с тобой, Дженис?!
Она выровняла руль и, хотя мотор снова зачихал, быстро разогнала машину до относительно приличных двадцати миль в час, поглядывая в зеркало заднего вида, а то и вовсе оборачиваясь назад.
– Извини, Костыль! – сказала она. – Я, наверно, отключилась! Боже, я ведь могла угробить нас обоих! Ну, ладно, все тот же туман. Я что-нибудь задела? Господи, у меня руки трясутся! Ты в порядке?
– В порядке, если не считать того, что ты чуть не сломала мне руку, – резко произнес он. – Девочка, боже мой… – Он только что наблюдал как минимум одну смену личностей и ясно понимал, что эротический момент закончился. – Нет, ты никого не задела. – Он наклонился и вытащил из коробки новую банку. Коврик под подошвами кроссовок совсем промок и чавкал; в машине воняло разлитым пивом. – Кто такой Омар?
– Так звали моего отца! Будь осторожен теперь, Костыль, я не хочу выпадать из времени рядом с тобой, но… он