pagadebiti – вином воздания, – но сохраню все выгоды, которые обретаю от своих грехов!»
Он снова скосил глаза на Лонг-Джона Бича и головы на заднем сиденье. «Возможно, в Сан-Франциско я смогу избавиться от всех вас», – подумал он.
– Кому ты звонила? – спросил, нахмурившись, Кокрен.
В Кинг-Сити они так и не нашли заправку «Мобил»; пришлось воспользоваться деньгами из сумочки Дженкинс на заправке «Шелл», и бензин на всю двадцатку – Кокрен сунул пару бумажек в карман своих вельветовых клешей – попросту не поместился в бак «Торино». По-видимому, он купил самый дешевый бензин.
Пламтри, моргая, уставилась на него из-под алюминиевой рамки навеса телефона-автомата. Из подозрительно теплой трубки телефона, которую она держала в руке, слышался только гудок. В холодном утреннем свете Кокрен выглядел усталым и помятым, и в растрепанных каштановых кудрях она заметила несколько белых ниточек.
– Он зазвонил, – сказала она, не желая, по давней привычке, признаваться, что выпала из времени. – Я сняла трубку, но никто не стал разговаривать. – Она подумала, что это может быть чистой правдой, но ей стало неприятно, что она вернулась к беспомощным уловкам, к тому стилю, который в покере назывался нахальным блефом, потому что сама не знала, какие карты ей сдали втемную, и поэтому она продолжила невпопад: – Давай-ка теперь позавтракаем. В квартале отсюда, позади, я видела «Денни»… Тогда мы можем с остальными просто выпить кофе в «Клифф-хаусе» – и, может быть, десерт взять, если там подают какие-нибудь сладкие роллы. И, послушай, может быть, в этом городке найдется «Сав-он» или еще что-нибудь круглосуточное… Я хотела бы купить свежее нижнее белье – я до сих пор хожу в трусах за вторник, а они к тому же побывали на Тиффани.
– Ладно…
Они вернулись в провонявшее пивом тепло машины и поехали по городу, но так и не нашли ни одного открытого магазина, так что, в конце концов, Пламтри пришлось отправиться в дамскую комнату «Денни», снять джинсы, постирать трусики в умывальнике с мылом для рук, выжать, подсушить (насколько это возможно сделать бумажным полотенцем) и, содрогаясь от холода, вновь напялить их на себя.
Теперь она ела яичницу и неловко ерзала на клеенке диванчика, мрачно думая, что на джинсах наверняка нарисовалось темное пятно от мокрых трусиков, и вспоминая, как одиннадцать дней тому назад читала «На секретной службе ее величества» в такой же будке другого ресторана. Тогда к ее бедру был примотан скотчем гарпун для подводной охоты, зубцы которого до крови проткнули ей кожу.
– Совершенно не могу спокойно себя чувствовать в ресторанах, – пожаловалась она. Ей вспомнилось, что и в то утро, когда она сидела в ресторане, начал звонить телефон; отвечать на звонки было обязанностью Дженис, и Коди вспомнила, что бросила горящую сигарету прямо на раскрытую книжку, намереваясь плотно закрыть ее и раздавить уголек, поскольку пепельницы на столе не было, а Дженис не курит. Но, похоже, Дженис прибежала быстрее, чем обычно, и не знала, что между страниц книги тлеет «Мальборо».
Коди кисло ухмыльнулась: «Прости-и-те меня!»
По крайней мере, зубы не слишком болят – не сильнее, чем обычно. И кровь из носа определенно не шла! Если Флибертиджиббет и появлялся, то ненадолго.
Она подняла голову. Кокрен сидел напротив, нежно улыбаясь ей, и глаза у него были красные, донельзя усталые.
– Кому же ты звонила? – снова спросил он.
Ну что ж… может быть, телефон-автомат вовсе не звонил, когда она сняла трубку, и Кокрен заметил это. Так…
– Я узнавала время, – сказала она. – Я то и дело туда звоню. Время везде можно узнать по телефону UL3-1212. В Англии это называется «говорящие часы», и я всегда представляла себе большие старинные часы из телесериала «Капитан Кенгуру», помнишь? Которые говорили: «Дедушка, пора вставать!» Даже когда у меня часы на руке. Эти жидкокристаллические дисплеи…
Он продолжал улыбаться ей, но теперь уже устало.
– Я… – Она выдохнула и громко швырнула вилку на стол. – Да пропади оно все!.. Сид, я не знаю. Трубка была теплой; похоже, мы с кем-то разговаривали. У меня зубы болят, но мы и правда часто звоним узнать время.
– Но ведь не для продолжительных разговоров, верно? – Он отхлебнул из стакана сока «V-8», в который плеснул немного соуса табаско. – В той коммуне хиппи, где ты росла… Как она называлась?
– «Пустой рычаг». Мы с мамой прожили в их сельской коммуне под Данвиллем еще пару лет после смерти отца.
– Ты много смотрела там телевизор?
Пламтри удивленно воззрилась на него:
– Сид, это же были хиппи – мандала, инь-ян, и все такое! Натуральные овощи и козье молоко. Старые домики-прицепы прямо на земле, и никакого электричества. Из них всех газеты читал только мой отец.
– В таком случае как же ты могла посмотреть «Капитана Кенгуру»? И рекламу шампуня «Гало»? Я даже сомневаюсь, что их еще показывали в семьдесят первом году. Я на десять лет старше тебя, и то очень плохо помню все это.
Пламтри спокойно взяла со стола вилку и отправила в рот кусочек яичницы.
– Тут ты меня поддел, – заметила она, проглотив яичницу и запив ее глотком кофе. – И из времени я тогда вроде бы не выпадала, так ведь? Так что, наверно, я просто лажанулась. Скажи, ты тоже считаешь меня алкоголичкой? Дженис считает.
– Конечно, нет, – усмехнулся он. – Не в большей степени, чем себя.
– О, это хорошо, это успокаивает. Иисусе! Я почему спрашиваю – мне нужно выпить, чтобы эта мысль утвердилась. Давай-ка расплатимся и свалим отсюда.
– Давай, – немного напряженно согласился Кокрен.
«Ах, из-звини-и», – подумала Пламтри, с трудом удержавшись от того, чтобы не закатить глаза.
Кокрен пошел со счетом к кассе, а Пламтри вышла из залитого желтым светом ресторана на грунтовую площадку автостоянки. Небо уже просветлело и превратилось в пустой серовато-голубой свод, но ей казалось, будто у нее над головой низкий сводчатый потолок автобуса и что помятый безумец, запугавший водителя и угнавший автобус, обернулся и подступает к взятым в заложники пассажирам – храбрым маленьким девочкам.
Холодный рассветный ветер уносил все звуки на юг, и она мурлыкала себе под нос «Мы на лодочке гребем», пока из ресторана не вышел Кокрен и не поплелся к ней; она умолкла, когда до него оставалось не больше ярда, опасаясь, что он услышит.
Выехав на север из Кинг-Сити, они оказались в просторной долине Салинас, где до отдаленных предгорий Кост Рэндж раскинулись зеленые поля брокколи. Длинные плоские снизу и растрепанные сверху полосы тумана нависали над грейдерными дорогами и редкими фермами поодаль от шоссе, и Кокрен уже начал замечать указатели, извещавшие о расстоянии до Соледадской исправительной школы. «В этих местах не стоит подсаживать попутчиков, – подумал он. – Тем более у нас самих народу в машине более чем достаточно». И он, и Пламтри молчали с тех пор, как отъехали от «Денни», хоть она, как и собиралась, хлебнула водки из горлышка, для бодрости, как только завела мотор, и Кокрен, после недолгого колебания, недовольно пожал плечами и взял очередную банку теплого пива. Небо оставалось довольно темным, и можно было ехать со светом, но Пламтри хлопнула по кнопке и выключила фары.
– Разумно, – одобрил Кокрен, в основном чтобы нарушить затянувшееся молчание. – Мы все равно забыли бы выключить их, когда солнце поднимется.
– Это еще и маскировка, – невнятно ответила она сквозь зевок. – Можно точно сказать: если у машины фары включены, значит, она ехала всю ночь. А все, у кого фары выключены, местные. – Она снова зевнула, и ему пришло в голову, что это, вероятно, следствие не только усталости, но и напряжения. – Но спрятаться от моего отца нам все равно не удастся – по крайней мере мне. Это ведь его воспоминания – о телепередачах. «Капитан Кенгуру», шампунь. Он-то родился в сорок четвертом. – Она зевнула в третий раз, так широко, что даже слезы выступили в уголках глаз. – Если мы, в этой головенке, сидим в разных отделениях, то в мое он просачивается. Интересно, добирается ли он до мест других девушек.
– Отделениях? – повторил Кокрен.
– Как в автобусе, – пояснила она. – Знаешь, Сид, ты ведь можешь выйти. Как шофер в фильме «Скорость», который получил пулю, помнишь? Злодей выпустил его, раненого, из автобуса. Когда подъедем к твоему дому, я смогу выбросить тебя где-нибудь на углу, так что Флибертиджиббет даже не узнает, где ты живешь.
После долгой паузы, на протяжении которой Кокрен допил пиво и наклонился за следующей банкой, он ответил чуть ли не удивленным тоном:
– Нет, пожалуй, я поеду с вами…
Пламтри весело рассмеялась и громко запела пьяным голосом песенку: «Мы на лодочке гребем». Закончив известный каждому ребенку текст, она начала сначала и жестом пригласила Кокрена присоединиться; он почувствовал, что его лицо запылало от смущения, но все же послушался и принялся подпевать – совершенно по-детски, вразнобой. И пока он не вскинул руку, останавливая девушку, водочная бутылка, которую та сжимала коленями, ритмично постукивала по «баранке», которую Пламтри крутила из стороны в сторону, заставляя большую старую машину вилять из стороны в сторону по светлеющему с каждой минутой шоссе в такт их неумелому дуэту.
Глава 14
…исторг в потоках крови.
Как жертвенная, Авеля, – та кровь
Из тайников немых земли взывает
Ко мне о правой и суровой каре…
После того как из-за скал, возвышавшихся над равниной с руинами, снова донеслось отдаленное «поп-поп-поп», и, хотя отголоски быстрых щелчков все еще гуляли между старыми разрушенными стенами, Пламтри бросила тяжелый взгляд на Кокрена и увидела, что его лицо, хранившее доселе здоровую смуглоту влажного цемента, сделалось пепельно-серым. «Это был определенно шум снаружи, – рассуждала она. – Вероятнее всего, стрельба. Коди всегда прячется от опасных резких звуков – телефонных звонков, стрельбы».