– Фред!
Пес вылез на камень, лег на живот и пополз к Кути, стыдливо помахивая хвостом, с которого обильно летели брызги.
Кокрен встретился глазами с бородатым мужчиной…
И, ощутив внезапно пустоту в груди, узнал Скотта Крейна, который наконец-то оказался живым и в своем теле.
Под дождем из его носа, рта и ушей текла кровь, но он улыбнулся сквозь явную боль, а затем собрался с силами, разогнул ноги и встал. Из раны под ребрами тоже текла кровь, сбегая по правой ноге.
Кокрен был уверен, что этого человека сейчас просто сорвет с карниза и разобьет о скалы, но ветер замер, как будто Скотт Крейн уперся в него своими больными плечами, и скалы перестали трястись под тяжестью его окровавленных босых ног.
Собака уже вскочила и радостно прыгала вокруг Кути, но подростку удалось стащить с себя плащ, и он, опустившись на колени, протянул его Крейну. Бородач взял дождевик, медленно натянул на себя, подпоясался желтым поясом и тотчас же перестал казаться Кокрену каким-то морским богом, восставшим из волн, – просто босой и раненый король в мантии.
Дождь теперь падал с неба вертикальными струями, и фонтаны больше не извергались из-под валунов. Скотт Крейн обвел взглядом Пита, Анжелику, Кути, собаку, Кокрена и задержал его на Пламтри. Кокрен сейчас не касался ее, но почувствовал, как она вся напряглась, и ему даже померещилось, что он слышит высокий пронзительный вопль.
Крейн улыбнулся ей и кивнул в знак узнавания.
Затем большая бородатая голова Крейна повернулась, и он оглядел окружающие валуны и отверстие туннеля.
– Где Арки? – сказал он, и его низкий голос без усилий пробился сквозь тарахтение и плеск дождя. – Он все время звал меня от берега Персефоны, из-за пределов Индии.
Пламтри стояла на четвереньках, но теперь осторожно поднялась, опираясь одной рукой на каменную стену.
– Пулевая рана у вас в боку, – выкрикнула она, – это все, что от него осталось. Он отдал вам свое тело – и вы превратили его в свое. – Она вдруг вся затряслась, и Кокрен понял, что она рыдает. – Он вернул вас к жизни.
Ее слова явно потрясли бородатого короля.
– Это правда? – спросил он без всякого выражения.
Кокрен понял, что так оно и случилось, и кивнул, а Кути сказал вслух:
– Да.
Крейн вскинул бородатую голову, развел руки – точь-в-точь как Мавранос, когда падал в море, – испустил нечленораздельный рев, отразившийся эхом от скал, и упал на колени.
– Как я могу принять это? – громко произнес он. – Неужели Дионис выражает свою благосклонность таким образом?
– Да, – ответил Кокрен и понял, что они с Пламтри произнесли это слово в унисон.
– Да, – мгновением позже сказал Кути.
– Medere pede, – тихо, но внятно сказал Крейн, – ede, perede melos. Я услышал эти слова и согласился с ними – и вернулся на этих условиях. А на счету оказалось еще больше крови, и, к стыду и ужасу, крови, пролитой другим вместо меня. Но после того как наступит рассвет, я могу быть уверен, что каждую зиму платить буду только я. – Он выдохнул продолжительное, резкое «а-ах». – Но как же может существовать мое королевство без верного старого Архимедеса Мавраноса?… – Все так же стоя на коленях, Скотт Крейн посмотрел на Кути. – Вы тот… молодой человек, который хранил корону.
– Плохо хранил, – смущенно сказал Кути, продолжая гладить большого пса. – Я убежал утром в день Диониса. И я… не помню, что делал, но…
– Моя семья, – перебил его Крейн, не дослушав. – Мой сын Бенджамин, моя жена – вы не знаете, у них все в порядке?
– У них все хорошо, – сказала Пламтри. Кокрен решил, что ей, невзирая на угрызения совести, необходимо сейчас же поговорить с Крейном, что ей требуется убедиться в том, что этот человек действительно вернулся к жизни. – Если верить словам женщины, представляющейся Нарди Дин, – продолжала Пламтри, – которая заботится о вашем жилище.
– Нарди… – хрипло проговорил Скотт. – Это хорошо.
И снова Крейн поднялся на ноги – плавным движением, но, судя по тому, как застыло и побледнело его лицо, превозмогая сильную боль.
– Встаньте, – сказал он. – Вы пятеро являетесь моими фельдмаршалами и составляете мою армию. – Он одарил их сдержанной, но решительной улыбкой, показав окровавленные зубы сквозь промокшую бороду. – У вас есть машина?
– «Торино», – сказал Кути, взглянув на Кокрена и Пламтри.
– Угнанная, – отозвалась Пламтри. – Мы поедем на машине Арки.
Крейн поморщился – либо от явной боли, которой сопровождалось восстановление его телесности, либо от упоминания старого «Сабурбана» Мавраноса.
– Отведите меня туда, и пусть кто-нибудь из вас сядет за руль. – Он взглянул Пламтри в глаза, и она попятилась. – Нам ведь нужно проводить двух несчастных обанкротившихся старушек на кладбищенский причал.
– Пря… прямо сейчас? – спросил Кокрен, пытаясь придать голосу нейтральный тон. Все они несколько часов мокли под холодным дождем и дрожали под холодным ветром, и он со страстным нетерпением ждал, когда же можно будет включить автомобильный обогреватель, а потом забраться под горячий душ, и еще – выпить как следует и выбросить из головы вид и ощущение оторванной головы в собственных руках.
Тут он взглянул на Крейна, не имевшего на себе из одежды ничего, кроме короткого плаща, мокрого от морской воды, а к тому же еще и раненного, и ему стало стыдно.
– Не то чтобы я…
– Я думаю, что это произойдет сразу же, как только мы доберемся туда, – сказал Крейн. – Да. Нам нужен мраморный храм на кладбище, в конце полуострова. Я думаю, вы там уже были.
«И попали под обстрел», – мысленно добавил Кокрен, а вслух сказал:
– Да.
Вроде бы говорить больше было нечего. Пламтри и Кокрен шли первыми по туннелю и по склону, спускавшемуся ко впадине амфитеатра. Полная луна исчезла за тучами, костер в развалинах дома ослабел, и его языки лишь изредка высовывались над полуразрушенными стенами, а танцоры теперь плясали кругами, размахивая факелами в такт барабанам, бившим заметно тише.
Дионисийская охота сменилась карнавалом по случаю вакханалий. Боги, посетившие приморскую впадину, покинули ее.
Глава 34
Все до одного призраки! Вот призраки красоты, величия, изящества, все призраки гордости, легкомыслия, остроумия, тут призрак юности, там призрак старости, и все ждут его переселения с этих пустынных берегов, все взирают на него глазами, измененными тем смертельным недугом, от которого они здесь умерли.
– Вроде как все тело – сплошной синяк, да? – возбужденно говорила Пламтри Скотту Крейну, когда они вышли на подъездную дорожку, круто уходившую к автостоянке на вершине Сатро-Хайтс. – Как будто тебя отбивали молоточком для мяса, да еще и уксусом полили. Особенно изнутри.
– М-м… что-то в этом роде, – тяжело дыша, отозвался Крейн. – Кто ты сейчас?…
– Коди. Коди Пламтри.
Они миновали освещенный кусок асфальта под одним из фонарных столбов, и Кокрен снова посмотрел на короля. Тот отказался принять помощь от него или Пита и упорно шагал вперед, но его бородатое лицо определенно было мокрым не только от дождя, но и от пота, а возможно, даже и от слез. Кути и черная собака то убегали вперед, то возвращались, всегда оставаясь в поле зрения.
– П-п-перемены… – пробормотала Пламтри. – Ну, вам хотя бы не пришлось менять пол.
– Могу себе представить, – сказал Крейн, напряженно кивнув, – насколько это было бы неудобно.
Кокрен уже видел впереди, под нависающими вязами, громоздкий красный пикап, припаркованный среди старых, потрепанных, но расписанных золотом седанов и универсалов.
– Коди, не раздражай его, – прошептал он.
– Я его не раздражаю. Может быть, я раздражаю тебя?
– Я потратил почти все силы, чтобы забраться на скалы, – сказал Крейн. – Мне пришлось перенапрячь… перестроенные мышцы, которые все еще пребывали в шоковом состоянии и благодаря этому практически не чувствовали первоначальной боли.
Пит извлек из кармана связку ключей Мавраноса с подвешенным к ней швейцарским ножиком и перебирал их, отыскивая нужный. Кути и черная собака уже стояли возле переднего бампера.
– Не могли бы вы открыть заднюю дверь? – спросил Крейн. – Мне было бы удобнее лечь там. Я уже ездил так раньше, когда зима случилась особенно плохой.
«И вовсе не так давно, как ты думаешь», – возразил про себя Кокрен, ощущая, как его лицо напряглось при мысли о том, что живой человек сейчас полезет туда, где добрую неделю возили его труп, а потом и его разбитый скелет.
– Конечно, – ответил Пит.
– Там же надо подмести! – испуганно воскликнула Пламтри. – Ведь могли же остать…
Кокрен сделал большие глаза за спиной Крейна, и она умолкла на полуслове.
После того как Крейн с большим трудом, но все же без помощи забрался в кузов и растянулся поперек, Пит закрыл заднюю дверь и сел за руль, рядом с ним расположились Кути и Анжелика, а Кокрен и Пламтри устроились сзади, и туда же забралась собака – втиснулась между ними и уселась на сиденье, громко пыхтя. Дождавшись, пока все двери будут плотно закрыты, Пит завел мотор, сдал назад, медленно съехал к прибрежному шоссе – дворники, постукивая о резину, разгоняли воду, обильно лившуюся на ветровое стекло, – и повернул направо. Похоже, каждому было что сказать; все почти одновременно вздернули подбородки и брови, но никто так и не проронил ни слова, когда грузовичок накренился, с рокотом покатил по изгибу авеню Пойнт-Лобос, через серый лесок, сквозь который проступали лбы скал, и, выехав на бульвар Гири, направился на восток.
Окна ресторанчиков и оштукатуренных домиков на Гири были темными, и сквозь завесу дождя светились только уличные фонари, и Кокрен подумал: «Интересно, который же час. Если бы невозможная в эту ночь полная луна двигалась по небу, как ей полагается, то уже должен бы приближаться рассвет». Как бы там ни было, автомобильная печка работала