Он совершенно обессилел и удивлялся, как ему удается держать голову на весу, но все же сообразил, что Коди Пламтри сидит на песке позади него и держит ее у себя на коленях. Кути с совершенно белым лицом стоял на коленях позади Пламтри, обнимая за шею черную собаку. У самого Кути по шее текла кровь из длинного, мелкого пореза под ухом, очевидно, оставленного шальной дробиной.
Кокрен скосил глаза, чтобы посмотреть на залив, но там было пусто – надутая черная фигура исчезла без следа.
«Зеленый Рыцарь оставил Кути лишь символический порез, – подумал Кокрен и поудобнее устроил голову на теплых, вполне материальных коленях Коди. – Сегодня требования Диониса к воздаянию оказались весьма милосердными».
Пит уже сидел за рулем грузовика и завел старый мотор; и только из-за этого шума, добавившегося к прежним звукам, Кокрен осознал, что в какой-то момент из труб, вздымавшихся из каменной насыпи, запели чистые, как скрипки, голоса, высокий торжественный бессловесный хор, который теперь уговаривал вялый пульс Кокрена включиться в живые ритмы, присущие новому рассвету.
– Вставай, Сид, – сказала Пламтри, и Анжелика добавила:
– Сегодня утром ты можешь смело идти в больницу, не страшась никаких призраков.
Кокрен неуверенно поднялся на ноги и, тяжело опираясь на поддерживавших его женщин, поплелся вдоль работавшей вхолостую трясущейся машины к задней двери.
Белые чайки, сияющие в свете нового дня, кружили высоко в синеве чистого неба, разрывая открытый, не рождающий эха воздух резкими криками, словно возвещали скорое возвращение весны.
ЭпилогНа переломе лета…
…Ты четырежды
Оплот мой и надежда; рок и счастье!
Отца ты заменил мне! Ты же стал за мать
Безматернему сердцу сиротливому!
И за сестру закланную один ты мне
Остался, верный!
На вершине крутого зеленого холма, над озером, окружавшим остров, и над огороженным водохранилищем, питавшим водопад, залегло крохотное озерцо, окруженное лавровишневыми деревьями и стоячими зелеными и оранжевыми камнями. Вода в озере была настолько тихой, что неподвижно отражала каждую ветку дерева.
Коди Пламтри взбежала по ступенькам из врытых в землю шпал впереди остальных и теперь аккуратно приподняла подол белой льняной юбки и шагнула на похожую на алтарь плоскую скалу, лежащую у берега озера в его восточном конце. Эта скала выглядела так, будто когда-то по ней стекала вода, и в то же время казалось, будто на ней в древние времена жгли костры. Она вспомнила рассказ Сида о том, что эти зеленые замшелые камни были освящены друидами для магического противодействия монастырским камням, лежавшим вокруг большого озера внизу. Сид, возможно, не помнит этого сейчас, но узнает, если она расскажет ему об этом, а если еще несколько раз повторит рассказ, то и запомнит.
Эта тема была связана с его воспоминаниями о мертвой жене, которые действительно исчезли. Теперь он знал, что был женат, и даже мог узнать женщину по имени Нина на фотографиях, но он походил на жертву амнезии, не считая того, что жертвы амнезии вроде бы должны стремиться узнать о потерянном прошлом, а Сид вместе с воспоминаниями утратил всякий интерес к тому, с чем они могли быть связаны.
Коди это вполне устраивало, и она, вероятно, не станет напоминать ему об истории местных камней.
Они вдвоем жили в доме Сида в Саут-Дейли-Сити уже пять месяцев. Почему-то, беспомощно думала она, отношения между ними ограничивались исключительно духовной сферой, все как с той заколдованной веревкой из «Солвилля», которую невозможно разрезать. Но она была твердо уверена, что после сегодняшней церемонии все изменится.
Коди не утратила никаких воспоминаний, и ей все еще снились другие девушки, обитавшие вместе с ней в ее голове. Случалось, что она ночами даже видела тот день, когда на нее упало солнце, тот день – сегодня уже двадцать шесть лет назад, пожалуй, вплоть до часа, – когда ее отца сбросили с крыши дома в Соме; это был душераздирающий сон, но она была рада, что он приснился, тем более, что видела она его в цвете, а это говорило о том, что она впитала и полностью усвоила те самые ранние воспоминания, единственной хранительницей которых прежде была мертвая Валори.
Минувшей ночью ей приснилось, что она, сидя за рулем автобуса, разогнала его и заставила перепрыгнуть через широкий провал поперек автострады, и он благополучно опустился на асфальт, и в это время рядом с ней стоял Сид Кокрен.
В двух милях на юго-востоке возвышалась трехногая и трехрогая телебашня на горе Сатро, а обернувшись, она разглядела вдали два дальних устоя моста Золотые Ворота, почти сливавшиеся друг с другом на таком расстоянии.
Следом поднимались и ее спутники – она увидела легко шагавшего по траве Скотта Крейна, высокого, смуглого и улыбающегося сквозь блестящую медно-рыжую бороду; ему было уже пятьдесят два года, но на вид можно было дать от силы тридцать пять, и в этот день в середине лета рана совсем не тяготила его. Он был одет вовсе не как священник какой-нибудь религии, хотя именно эту функцию ему предстояло выполнять здесь сегодня: на нем был темно-синий костюм с белой рубашкой, а длинные волосы были собраны в хвост и скреплены, как она заметила, пока они шли через мост, геральдической золотой пчелой Меровингов.
За ним следовали прочие обитатели лейкадийского поместья, возглавляемые Нарди Дин и Дианой, вокруг головы которой сиял трехдюймовый ореол отрастающих белокурых волос. Венди, вдова Арки, шла вместе с двумя дочерьми-подростками; Пламтри сначала очень боялась встречи с ними, и немало удивилась их ненаигранному дружелюбию и готовности слушать рассказы о последних месяцах жизни Арки. Потом появились сыновья Дианы, Скэт и Оливер, конвоировавшие малышей. А где-то рядом гавкал невидимый пока пес, а это значило, что прибыли и обитатели «Солвилля».
Все воспоминания Валори теперь перешли к Коди, и она весело крикнула Крейну:
– Под лучами счастливого солнца на холме посреди озера.
Крейн беззвучно рассмеялся, но и этого хватило, чтобы зеленая листва зашелестела и по воде озерца побежала рябь.
Сквозь зеленые ветви над головой просвечивало безоблачное густо-голубое небо. День как нельзя лучше подходил для свадьбы.
Сид Кокрен радовался тому, что не послушался советов других торговых представителей из «Пейс» и не надел смокинг. Он оделся в меру официально, а вот смокинг в этих веселых солнечных рощах выглядел бы просто смешно. По той же причине он оставил в бардачке машины свою протезную руку и просто надел на культю правого запястья белый носок.
Позади него прыгал по гаревой дорожке Фред; он был на поводке, потому что Анжелика не хотела, чтобы ласковый пес пачкал грязными лапами парадные одежды людей; Кути можно было сравнить с рыбаком в лодке, который поймал громадного марлина и пытается удержать его на леске, а собаке позарез нужно было обнюхать все мшистые камни вдоль дорожки и носиться по траве. Кути оставил спортивную куртку в фургоне «Солвилля», и Кокрен видел, что под белой рубашкой не было повязки. Анжелика сказала ему, что рана, два года мучившая Кути, наконец-то зажила (в первую же неделю после того, как они вернулись в Лонг-Бич).
– И цементная фигурка Элегуа тоже вернулась домой, даже раньше нас, – сообщила Анжелика, шагавшая между Кокреном и Питом.
– И притащила с собой кучу фотографий, – добавил Пит. – Элегуа перед Стоунхенджем, Великими пирамидами и собором Парижской Богоматери…
Кокрен бросил на него острый взгляд, но лицо Пита было совершенно безмятежным, и Кокрену так и не удалось понять, шутит он или что-то подобное действительно произошло.
Коди на протяжении всех пяти месяцев поддерживала связь с Анжеликой, и они обе пришли к осторожному соглашению, что тяжелый январь пока что не повлек за собой никаких юридических, психических или потусторонних последствий. Больница «Роузкранс» не напоминала Кокрену и Пламтри о своем существовании – возможно, потому, что, согласно газетным сообщениям, доктор Арментроут сбежал, захватив с собой истории болезни нескольких пациентов, после чего, предположительно, убил интерна своей больницы Филипа Мьюра в доме невролога, находившегося в длительном отъезде, а затем исчез неизвестно куда; Коди досадливо рассылала деньги (естественно, не указывая отправителя) людям, у которых украла кошелек и машину, и двадцать долларов в кафе-мороженом, и сотню долларов клоуну Стрюби, а Анжелика благополучно продолжала подпольную практику по консультированию в оккультных вопросах бедняков Лонг-Бича, хотя больше не собирала призраков для клиентов; и никто не разыскивал Паука Джо, которому, если все будет благополучно, предстоит вечно покоиться в мире под автостоянкой «Солвилля».
Газеты сообщали, что Ричард Пол Арментроут, по-видимому, стал в детстве жертвой инцеста со стороны своей одинокой матери-алкоголички, в возрасте семнадцати лет убил ее и попал в психиатрическую больницу для мужчин, где его лечили электросудорожной терапией.
Эта новость почему-то особенно расстроила Коди, и она почти весь день просидела в руинах оранжереи, где все еще были разбросаны кости, и в одиночестве пила водку; Кокрен в конце концов уговорил ее войти в дом, и они стоически продолжили запой вдвоем.
Лишившись руки, Кокрен уже не годился для работы в винном подвале и на винограднике, поэтому он стал торговым представителем фирмы; поначалу перемена вышибла его из колеи – но у него просто не было выбора, поскольку вместе с рукой он утратил и интуитивное восприятие и почвы, и виноградных лоз, и медленного пульса вина, созревающего в бочках.
Ведущая вверх тропа рассекла невысокий зеленый вал, и кроны деревьев над головами раздвинулись.
Они добрались до поляны на вершине холма, и Кокрен увидел свою невесту, которая на дальнем берегу озерца вела разговор со Скоттом и Дианой, Нарди Дин и вдовой Мавраноса, а толпа детей уже лазила по скалам. Кокрен видел Коди в белом костюме с пышными юбками, когда она в Лейкадии садилась в синий грузовичок, но когда он сейчас посмотрел на нее, прямую, стройную, со светлыми волосами, подстриженными под пажа, то подумал, что она даже красивее Дианы.