Его друзья согласились с этими словами кивком головы и, в свою очередь, закурили трубки, удобно устроившись на носу.
В открытом океане шла сильная волна, и она сбивала маленькое суденышко с курса, а ночь была необыкновенно звездной и четвертушка бледной луны купалась на горизонте в океанских водах. Пятеро матросов вместе со своим капитаном, возможно, возбужденные близостью опасных тихоокеанских бродяг, ни на минуту не оставляли палубы, а общий приятель Арнольдо составлял им компанию.
Когда занялась заря, американских берегов было не видно даже на горизонте. Каравеллу за ночь сильно отнесло течением в океан.
— Мы отошли уже довольно далеко, — сказал Мендоса. — Если так будем идти, то за пару дней можем попасть на Тарогу. Только мне кажется, что наш бородач вовсе не намерен доставить нам удовольствие дружески обняться с флибустьерами.
И в самом деле, по свистку капитана матросы развернули судно, намереваясь оказаться хотя бы в видимости берега, чтобы в случае появления флибустьеров можно было найти укрытие. Только трое авантюристов вовсе не к этому стремились, о чем они незамедлительно объявили капитану, предварительно спрятав в карман свои трубки.
— Что вы делаете? — насупившись спросил Буттафуоко, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— Меняем курс, — ответил бородатый капитан. — Мы слишком далеко ушли в море, а у меня нет никакого желания встретиться здесь с каким-либо пиратским кораблем.
— Приказываю вам идти прежним курсом, а о флибустьерах можете вообще не беспокоиться.
— Вы… приказываете? — изумился капитан.
— Да, — спокойно ответил Буттафуоко.
— И куда же мы должны идти?
— Нам надо убедиться, есть ли еще на Тароге те бравые парни.
— Я взял вас на борт, чтобы доставить в Калифорнию.
— Теперь мы передумали.
— Может быть, вы считаете себя собственниками каравеллы?
— Мы наняли ее за свой счет и хотим сами определять свой путь.
— Э!.. Э!.. Не рано ли вы раскомандовались в моем доме? — вышел из себя капитан. — Если вам нравится быть убитыми флибустьерами, садитесь в шлюпку, которую мы тащим на буксире, и убирайтесь ко всем чертям! Что же касается меня, то я как можно быстрее вернусь к берегу.
— У нас вовсе нет желания кормить акул, да и фрахтовали мы каравеллу, а не шлюпку, поэтому я во второй раз приказываю вам вернуться на прежний курс: прямо на запад, ибо именно туда ведет нас путеводная звезда. В Калифорнию мы заглянем попозже.
— Хватить болтать, хозяин, — вмешался гасконец, положив руку на рукоять своей шпаги. — Либо ты выполнишь наш приказ, либо мы пустим в дело свои игрушки, а они, как ты знаешь, колючие.
Капитан сильно побледнел.
— Кто же вы такие на самом-то деле? — с трудом выдавил он свой вопрос.
— Не пытайтесь узнать, кто мы такие и что намерены совершить, — ответил Буттафуоко. — Одно скажу: флибустьеров вам нечего бояться, пока мы остаемся на борту каравеллы.
Капитан собирался жестко ответить, но тут вмешался мастер Арнольдо, который до этого безучастно наблюдал за спором, грозившим перейти в нечто более серьезное, потому что метисы, казалось, не собирались оставлять своего капитана в одиночку противостоять пассажирам.
— Пофинуйтесь этим сеньорам, — сказал он. — Так приказал маркиз те Монтелимар. Я отфечаю за фсё.
— Ну, если так, то пусть они катятся хоть в ад. Посмотрим, поможет ли им сеньор маркиз, когда флибустьеры пойдут на абордаж.
— Хфатит об этом, — оборвал Арнольдо.
— Эх, дружище Пфиффер, вы ведь могли вмешаться чуточку пораньше, — обратился к нему гасконец. — Это позволило бы сэкономить целый мешок пустых слов.
Фламандец, не отвечая, пожал плечами и занял свое место на корме позади судового компаса. Капитан посовещался со своими матросами, зло посматривавшими на авантюристов, однако не осмеливавшимися открыто выражать свое недовольство, и приказал повернуть на запад.
Казалось, каравелле ниоткуда ничто не угрожало, потому что океан выглядел абсолютно пустынным. Конечно, если не считать морских птиц и стаек летучих рыб, но ни те, ни другие не могли причинить неприятностей мореплавателям.
Между тем солнце поднялось выше над горизонтом, а ветер настолько ослабел, что каравелла делала не более двух узлов.[44] Моряков тоже охватила апатия, потому что они слишком ослабили шкоты.[45]
В полдень трое авантюристов, почувствовавших себя хозяевами каравеллы, приказали принести себе обед, и очень обильный, объявив матросам, что они голодны, как акулы. Капитан и его команда, начинавшие бояться трех наглецов, которых они считали флибустьерами, поостереглись отказать.
В течение дня каравелла продолжала свое медленное плавание к западу, пройдя всего двадцать миль, но едва солнце закатилось, потянул более свежий ветерок, ускоривший ход судна. Трое авантюристов спокойно поужинали, после чего Буттафуоко и гасконец отправились в выделенную им каюту, а баск заступил на вахту, вооружившись двумя пистолетами и верной шпагой, совершившей столько чудес под командованием сына Красного корсара.
Глава VIIIПРЕДАТЕЛЬСТВО
Ночь не обещала быть такой ясной и такой спокойной, как предыдущая. На океан опустились довольно плотные облака, которые вскоре после захода солнца расползлись по всему небу, закрыв звезды и лунный серп. Но пока никаких признаков надвигающейся бури не наблюдалось.
Мендоса раскурил трубку, потом сел позади нактоуза,[46] там, где днем сидел фламандец; отсюда он мог свободно наблюдать за буссолью. Мендоса опасался, что моряки, воспользовавшись темнотой, лягут на другой курс и вернутся к побережью материка; возможно, его опасения были справедливы, потому что он заметил, что двое матросов, оставшихся следить за парусами, уже пытались раньше неожиданно перенести их. Прошло несколько часов, а удвоивший свою бдительность баск не замечал ничего подозрительного, как вдруг ему показалось, что фламандец о чем-то шепчется с только что вышедшим на бак[47] капитаном.
Подозрительный по характеру, баск интуитивно заподозрил, что эти двое что-то замышляют. Его подозрения усилились, когда он увидел, что парочка исчезла в носовом люке.
— Ну, дружок Мендоса, смотри теперь в четыре глаза, — пробурчал он себе под нос. — За этим что-то кроется.
Он поднялся, выбил трубку, еще раз окинул взглядом океан и громко сказал:
— Спокойной ночи, рулевой; пойду-ка и я вытяну ноги.
Потом он исчез в кормовом люке, но вместо того чтобы войти в каюту, где похрапывали гасконец, Буттафуоко и мнимый сын испанского гранда, он тихонечко открыл дверь в трюм, до отказа забитый, как мы уже сказали, пустыми бочками. Его поразил свет, исходивший от фонаря, с которым кто-то осторожно шел вдоль левого борта.
— Кто бы это мог быть? — тревожно подумал Мендоса. — Что он здесь делает в такой час?
Он бросился к противоположному борту и спрятался среди бочек. Вскоре в тусклом свете фонаря он заметил две человеческие фигуры: это были капитан и фламандец.
— Может быть, они спрятали здесь какой-нибудь заветный бочонок и хотят распить без нас свое чудесное вино? — пробормотал баск. — Мы осуждаем подобные выпивки: если уж пить, то со всей компанией.
Он забился в темный уголок и продолжил свои наблюдения.
Подозрительная парочка остановилась почти в середине трюма; потом они подняли две большие бочки, отшвырнули их в стороны и забрались в освободившееся пространство.
— Это здесь, — сказал капитан, и его голос отчетливо разнесся по всему трюму.
— Много пороха? — спросил мастер Арнольдо.
— Пятьдесят фунтов.[48]
— Этого хфатит?
— Не останется целой ни одной доски.
— И ни одного из этих плутоф?
— Надеюсь, что нет.
— У фас есть фитиль?
— Он уже на месте.
— Сколько фремени он горит?
— Минут десять.
— Этого хфатит, чтобы усесться ф шлюпке?
— Нам надо только перерубить канат, потому что шлюпка идет за нами на буксире. Я уже приказал положить в нее весла и продукты.
— Потшигайте.
Ничего больше Мендосе знать не требовалось. Испуганный, весь в холодном поту, он пробрался в кормовую надстройку и ворвался в каюту, где находились гасконец и Буттафуоко.
— Вставайте, быстрее, вставайте! Нельзя терять ни секунды, — говорил баск, отчаянно тормоша друзей.
— Нас берут на абордаж? — спросил гасконец, с трудом поднимаясь с койки.
— Следуйте за мной, только без шума, и ни о чем не спрашивайте, — ответил Мендоса. — Идемте, сеньор Буттафуоко, если вам дорога жизнь.
На корме у всех каравелл и галеонов устраивали орудийные порты,[49] служившие амбразурами для мелкой судовой артиллерии. Мендоса подвел друзей к этим портам и сказал:
— Ныряйте в море, не раздумывая.
Буттафуоко и гасконец настолько были поражены возбужденным голосом баска, что им и не требовалось никаких объяснений. Они укрепили шпаги, высунулись в люки и скользнули в пенистую кильватерную струю.[50] Секундой позже за ними последовал и Мендоса.
Как раз в этот момент к ним подошла шлюпка, следовавшая за каравеллой на тридцатиметровом буксире. Мендоса и дон Баррехо схватились за один ее борт, а более высокий и тяжелый Буттафуоко — за другой; без каких-либо особых усилий они забрались в шлюпку.
— Руби канат!.. — скомандовал баск, повернувшись к дону Баррехо.
Гасконец, уразумевший, что должно произойти нечто ужасное, беспрекословно повиновался.
— А теперь — весла на воду!.. И гребите изо всех сил, если хотите спастись!..
Шлюпка устремилась в направлении, обратном ходу каравеллы. Она прошла всего пятьдесят или шестьдесят метров, когда с маленького парусника раздался крик: