— Кого это? — спросил дон Баррехо.
— Мы и сами не знаем, но, судя по выговору, он или голландец, или фламандец.
— И что же он от вас хочет?
— С тех пор как мы прибыли в Панаму, этот таинственный человек прямо-таки прилип к нам. Куда бы мы ни пошли, он следует за нами; он платит даже за хорошее вино, и притом любезен, как никто в мире.
— Это еще ничего, не всегда ведь находятся любезные люди, — сказал трактирщик, наполняя бокалы. — Но только я хотел бы знать, почему он вас так упорно преследует.
— Мне не верится, что он шпион, — сказал Буттафуоко.
— И вы не нашли случая избавиться от этого сеньора? Ты же, Мендоса, всегда был скор на руку.
— Мне не удавалось встретить его одного вечером.
— Думаешь, он в конце концов явится?
— Конечно, приятель.
— Тогда посмотрим, сумеет ли он отсюда выбраться. Сегодня утром я получил бочку аликанте вместимостью десять гектолитров;[11] она может вместить любого человека, даже самого большого.
— Что ты задумал? — спросил Мендоса.
— Утоплю его в бочке. Тогда и аликанте станет вкуснее.
Мендоса как раз в этот момент наслаждался великолепным хересом трактирщика. Он выплюнул все вино, находившееся у него во рту; лицо его перекосилось.
— Ах, сучий трактирщик!.. — закричал он, притворяясь, что его тошнит. — Он поит нас вином, настоянном на мертвецах!..
Дон Баррехо быстро скрылся, держась за живот, а бравый бискаец, воспользовавшись моментом, схватил бутылку и осушил ее в три глотка.
В это время перед дверью таверны снова появился таинственный незнакомец и остановился, чтобы заглянуть внутрь.
— Вот он, — сказал Буттафуоко. — Готовься к схватке, Мендоса.
— Что ж! Бочка-то полная, — рассмеялся в ответ бискаец. — Он великолепно сохранится в ней, но я больше ни ногой в «Эль Моро»: боюсь, что дон Баррехо напоит меня этим аликанте. Вешать надо таких хозяев.
Прекрасная кастильянка, заметив, что неизвестный схватился за ручку входной двери, поспешила с любезным приглашением открыть ее:
— Входите, сеньор. В таверне «Эль Моро» подают отличное вино.
Незнакомец, с которого стекали струйки воды, вошел внутрь и приподнял фетровую шляпу с потрепанным пером:
— Тобрый фечер, госпота; я фсё утро искал фас.
Незнакомцу перевалило за тридцать; он был тощ, подобно гасконцу, отличался крайне бледным цветом лица, голубыми глазами и очень светлыми, почти белыми волосами. Всем своим существом он вызывал неприязнь, хотя, возможно, был любезным человеком.
Мендоса и Буттафуоко ответили на приветствие, потом бискаец поспешил объясниться:
— Извините нас, сеньор. Вы не нашли нас в привычной гостинице, потому что дождь застал нас на улице, и мы укрылись здесь, у любезнейшей хозяйки и почтеннейшего хозяина. К тому же и вино у них преотличное.
— Фы мне позфолите состафить фам кампанию?
— С величайшим удовольствием, — согласился Буттафуоко.
Гость снял шляпу и плащ, вымокшие буквально до нитки, и взглядам присутствующих открылись длинная шпага и один из тех кинжалов, которые называются мизерикордиями.[12]
Дон Баррехо принялся вышагивать возле стола туда-сюда, не сводя глаз с этой подозрительной личности. Очевидно, такое любопытство пришлось не по вкусу фламандцу, потому что он резко повернулся к гасконцу и слегка рассерженно спросил:
— Фам что-то от меня нужно?
— Ничего, сеньор, — с готовностью ответил дон Баррехо. — Покорно жду ваших распоряжений.
— У меня нет никаких распоряжений, поняли? Я буду пить с трузьями.
— Пейте на здоровье, кабальеро, — ответил гасконец и ушел за длиннющую стойку, где примостился возле Панчиты.
— Присаживайтесь, — пригласил незнакомца Мендоса и протянул ему наполненный до краев бокал. — Такого вина не выпьешь даже в Испании.
Таинственный незнакомец залпом осушил бокал и поцокал языком:
— Пфиффер! Никокта еще не пил такого прекрасного фина. Ах!..
— Ох!.. — вырвалось у Мендосы, когда снова наполнил бокал. — Пейте, пожалуйста, мастро[13] Пфиффер.
— Что такое Пфиффер? — спросил фламандец.
— А разве это не ваше имя?
— Я никокта не был Пфиффер.
— Полагаю, у вас есть какое-то имя, — сказал Мендоса, наполняя третий бокал. — Меня, например, зовут Родриго де Пелотас, а моего друга — Родриго де Пелотон.
Фламандец добродушно, но несколько мрачновато посмотрел на бискайца, а потом объяснил:
— Пфиффер есть тобафка.
— Вы хотели сказать: вставка, то есть слово, не имеющее своего значения. Мы поняли, но вот как вас зовут, нам до сих пор неизвестно.
— Арнольто Фиффероффих.
— A-а!.. Значит, «фи-фи» таки есть в вашей фамилии. Тогда вас можно запросто звать мастер Пфиффер.
— Если фы хотеть, зофите меня так.
— Ну, как жизнь, мастер Фиффер… фи… фер…?
— Хорошо!.. Хорошо! — ответил фламандец. — Ф Панаме фсё очень хорошо. Фы знаете горот?
— Пока еще не весь.
— Фы приехали исталека?
— Да что вы!.. Из Новой Гранады.
— По телам?
— Нам надо купить полсотни мулов за счет одного богатого асьендеро,[14] который надеется перепродать их флибустьерам.[15]
— О!..
— Да вы пейте, пейте, мастер Фифф… фифф… Отличное же вино.
— О, очень хорошее!.. Хозяйка красифая, а фот хозяин урот, но очень тобрый.
— Нам очень повезло с этой таверной. И до нее так близко: рукой подать, — сказал Мендоса, не перестававший за болтовней наполнять бокалы.
Казалось бы, фламандец больше привык поглощать пиво, но он упорно противостоял Мендосе, хотя, конечно, не мог долго бороться с таким знатным выпивохой. Он уже адски коверкал слова, заставляя улыбаться молчавшего Буттафуоко, который, хотя и был скуп на слова, не пропускал ни одного бокала.
Тем временем опускалась ночь, а дождь все не переставал лить под аккомпанемент грома и молний. Казалось, что на Панаму, которую в те годы называли королевой Тихого океана, обрушился настоящий ураган.
Дон Баррехо принес новые бутылки, зажег чадящую масляную лампу, а потом, по знаку Мендосы, закрыл двери таверны, просунув для прочности в дверные скобы железный брус.
— Что фы телаете, трактирщик? — спросил заметивший этот маневр фламандец.
— Уже поздно, таверна закрывается, — сухо ответил гасконец.
— Но мы собирались скоро уйти.
— В такой ливень?
— У меня очень тяжелая голофа, и я хотеть пойти спать.
— Да разве здесь мало доброго вина? — спросил Мендоса. — Хозяин таверны «Эль Моро» — человек добрый, он останется на ногах до завтрашнего утра и постоянно будет готов услужить нам.
— Я хотеть уходить, — повторил фламандец. — Пфиффер! Слишком много я фыпил.
— Да что вы!.. Мы только начали!.. Не так ли, дон Родриго де Пелотон?
Буттафуоко утвердительно кивнул головой.
— Тофольно, — не уступал упрямый фламандец, хватаясь за плащ и шляпу. — Тобрый фечер фсем! Трактирщик, откройте.
Мендоса оттолкнул табурет, то же самое сделал Буттафуоко, и две шпаги сверкнули в руках авантюристов.
Дон Баррехо уже держал свою поржавевшую драгинассу, которую ему незаметно принесла жена. Он прикрывал дверь.
— Пфиффер! — воскликнул фламандец и растерянно оглянулся.
— Что фы хотите, госпота? Заколоть меня?
— Нет, утопить в бочке хереса, — любезно разоткровенничался дон Баррехо. — Мой дорогой Пфиффер!
— Садитесь, — с угрозой в голосе сказал Мендоса, кладя шпагу на стол. — Нам надо опустошить еще несколько бутылок и об очень многом поговорить.
Глава IIЧУДЕСНЫЕ ВЫДУМКИ ГАСКОНЦА
Фламандец едва держался на ногах; у него не было выдержки Мендосы и Буттафуоко, привыкших v к разнузданным оргиям флибустьеров и буканьеров; он повалился на стул и не отводил испуганных глаз от трех шпаг, казалось, нацеленных ему прямо в грудь.
— Пфиффер! — выдавил он из себя и глубоко вздохнул. — Это плохая шутка.
— Ошибаетесь, мастер Арнольдо, — ответил Мендоса. — Это отнюдь не шутка, а наши шпаги сделаны не из масла, а из лучшей толедской стали,[16] закаленной в водах Гвадалквивира.[17]
Фламандец разразился смехом:
— Тайте мне фыпить, торогой труг.
— Сколько захотите, мастер Арнольдо. Весь винный погреб таверны отдан в наше распоряжение, так что готовьте ответы на вопросы, которые я вам задам.
— Хорошо!.. Хорошо!.. Гофорите… гофорите… — ответил фламандец, немного приободрившись.
— Итак, — сказал Мендоса, — объясните нам, по какой такой причине вы упорно следите за нами трое суток, постоянно появляясь как вестник беды в тех местах, которые мы посещаем.
— Фы и фаш труг мне очень симпатичны.
— Но кто вы такой?
— Я уже сказал фам.
— Что вы делаете в Панаме?
— Ничего, я живу на ренту.
— Э, мессер Арнольдо, не пытайтесь обмануть нас, иначе вы плохо кончите.
Фламандец смертельно побледнел, но ответ его звучал достаточно твердо:
— Я очень богат.
— А поэтому вы развлекаетесь, оплачивая выпивку очень симпатичным вам людям, — иронично бросил Мендоса. — Дружище Арнольдо, нас не накормишь такими выдумками. Знаете, как называют в моей стране людей, которые цепляются к другим словно пиявки и никогда не выпускают их из виду?
— Благородные люди.
— Нет, дружище Арнольдо, их зовут шпионами.
Фламандец взял полный бокал и медленно выпил его, словно скрывая эмоции.
— Шпионами, — процедил он потом. — Никокта не занимался этим грязным ремеслом.
— И все-таки повторяю вам: вы шпионите в пользу какой-то панамской шишки, маркиза де Монтелимара, например.
Фламандец выпустил из рук бокал, и тот со звоном разлетелся на мелкие осколки.