ть их.
Сильный ветер обрушивался на крыши домов, то тут, то там скидывая черепицы, а то и срывая флюгера с дымовых труб. Раскаты грома смешивались с грохотом, который Тихий океан, ставший в одночасье бешеным, насылал с невероятной жестокостью на заснувший город.
Они прошли уже с десяток улиц, грязных и разбитых, потому что в те времена испанцы не очень-то заботились о поддержании улиц в порядке; гораздо важнее для них была защита от непрекращающихся атак флибустьеров, наносивших ущерб их процветающей торговле. И вот Мендоса с Буттафуоко оказались перед добротно выглядевшим трехэтажным домом; на входной двери можно было прочесть на монументальной вывеске:
— Вот мы и пришли, — сказал Мендоса. — Ждет ли нас еще сеньорита Инес ди Вентимилья?
— В венах у нее течет индейская кровь, — ответил Буттафуоко.
— Мы, однако, припозднились.
— Я вижу свет сквозь ставни одного окна. Либо сеньорита, либо мой преданный друг Вандо бодрствуют.
Они уже приближались к двери особняка, когда человек, закутанный в широкий короткий плащ, выскочил из боковой улочки и грубо толкнул Мендосу.
— Ты что, дружок, перепился? — закричал баск. — Держи курс мористее, потому как у меня привычка: не позволять толкать себя дважды первому встречному негодяю.
Незнакомец отступил на три-четыре шага и произнес:
— Мне кажется, кабальеро, вы назвали меня негодяем, если только я не оглох.
— Чего я вам желаю от всего сердца, — с иронией в голосе отозвался баск.
— Значит, еще не оглох, — ответил незнакомец. — Могу считать это оскорблением.
— И что?
— Хотел бы знать, с кем мне придется скрестить шпаги, чтобы узнать, достойна ли ваша шпага моей.
— А кто вы такой?
— Дон Рамон де лос Монтес, сын испанского гранда.
— A-а!.. Папенькин сынок!..
— Бросьте шутить и скажите мне свое имя.
— Я достоин вас, дон Рамон де лос Монтес. Меня зовут граф дон Дьего де Алькала-и-Верагруа, герцог де Сабальос.
— А… другой? — спросил сын испанского гранда, или тот, кто выдавал себя за знатного отпрыска.
— Я не называл вас негодяем, сеньор де лос Монтес, поэтому предпочту пока что сохранить инкогнито. Хотел бы только попросить вас перенести решение вашей ссоры на завтра, так как я сомневаюсь, что вы являетесь сыном испанского гранда. На это у вас не больше прав, чем у меня на роль сына Монтесумы,[28] несчастного императора Мексики.
— Как!.. — закричал неизвестный, скинув на землю плащ и быстро обнажив шпагу. — Сначала меня называют негодяем, а потом сомневаются в моих титулах?.. Карамба!.. Это уже слишком!..
— Можно сказать, что вы ищете ссоры, — сказал Буттафуоко, у которого зародилось смутное подозрение.
— Канальи!.. Да я самый спокойный человек в мире, но когда меня заденут, становлюсь одним из самых буйных. Здесь оскорблен сын испанского гранда, а стало быть, сеньоры, должна пролиться кровь, потому как я полон решимости не дать вам уйти безнаказанно. Если вы не хотите драться, следуйте за мной, в ближайший полицейский участок.
— Ты никто другой, как жалкий авантюрист, который жаждет получить от противника очередную рану, ты худший из негодяев, — сказал Мендоса, в свою очередь обнажая шпагу.
— Или наемник, кем-то выбранный, чтобы помешать нам, — добавил Буттафуоко. — Ну-ка скажи, сколько пиастров тебе обещали за жизнь любого из нас?
— Канальи!.. Это уже слишком!.. — закричал незнакомец и отскочил к стене посады, защищая спину.
— Покончим с ним побыстрее, — сказал Мендоса. — Вы пока посмотрите, а если он убьет меня, будете мстить.
— Я размажу его по стене, как ящерицу, — ответил Буттафуоко и положил руку на рукоять шпаги.
Мендоса, как мы уже знаем, был первоклассным дуэлянтом, который уступал лишь страшному гасконцу дону Баррехо. Желая побыстрее закончить дело, пока не нагрянула ночная стража, он решительно атаковал противника, нанеся ему один за другим три или четыре молниеносных укола, которые тот с трудом парировал.
— Фу ты черт! — выругался неизвестный в некотором недоумении. — Кто был вашим учителем?
— На что это вам? — ответил Мендоса, не оставляя сопернику времени поставить защиту. — Когда я всажу в вашу грудь укол Трех корсаров, вы будете пришпилены к стене, и вместо адреса моего учителя вам будет нужен паспорт на тот свет.
— Ого! Не слишком ли вы торопитесь, сеньор?
— Подождите еще немного, и вы увидите великолепный укол — увы! — последний для вас.
Оба дуэлянта, не обращая никакого внимания на непрекращавшийся дождь, с большим ожесточением обменивались ударами. Лязг оружия был неслышен за раскатами грома, да и ветер волком выл в дымовых трубах. Неизвестный через несколько минут был почти прижат к стене. Казалось, его удивление мастерством соперника постоянно росло, тогда как прежде он надеялся закончить поединок несколькими движениями шпаги.
— Сеньор сын испанского гранда, — сказал Мендоса в тот миг, когда молния сверкнула над местом сражения, а за ней последовал страшный раскат грома, — приготовьтесь к путешествию, из которого нет возврата.
Он готовился к решающей атаке, когда одно из окон посады распахнулось и послышался мужской голос:
— Кто это устроил дуэль перед моим домом?
— Да это друг наш Мендоса решил немного развлечься, — Буттафуоко вскинул голову кверху. — Оставь его, Вандо, скоро уже все кончится. Вынеси лучше факел и аркебузу.[29]
— Ах, канальи!.. — закричал незнакомец и сделал скачок в сторону, надеясь удрать. — У вас здесь друзья, и теперь вы хотите прикончить меня из ружья. Кабальеро так не поступают.
— Хватит и укола Трех корсаров, — ответил Мендоса, закрывая незнакомцу путь к бегству и вынуждая прижаться к стене. — А теперь, бандит, получай!..
— И ты тоже, — выдохнул незнакомец, отчаянно защищаясь и призывая себе на помощь все известные ему средства жестокого искусства фехтования.
Мендоса отразил выпад противника, а потом внезапно наклонился к самой земле, опираясь о нее левой рукой. Незнакомец вскрикнул, потом выпустил шпагу из рук и прислонился к стене. Он пропустил молниеносный укол снизу вверх, в левое предплечье.
Мендоса медленно вытащил шпагу, кончик которой окрасился кровью, и недовольно махнул рукой.
— Слишком высоко, — сказал он. — Я должен был пронзить ему сердце.
В этот момент предполагаемый сын испанского гранда, побежденный нестерпимой болью, которую причиняла ему ужасная рана, рухнул наземь и застыл без движения.
— Мертв? — спросил Буттафуоко.
— Да нет, — ответил Мендоса, — но рана должна быть очень болезненной.
При этих словах дверь посады отворилась, и на пороге появился человек высокого роста, до странности напоминавший Буттафуоко: такой же бородатый и до черноты загорелый; в одной руке он держал лампу, в другой — длинную аркебузу.
— Что здесь случилось, друзья? — спросил он, торопливо приближаясь к буканьеру и флибустьеру, спокойно вытиравшему кончик своего клинка.
— Мы знаем не больше тебя, Вандо, — ответил Буттафуоко. — Этот негодяй спровоцировал нас, и Мендоса, воспользовавшись случаем, дал ему хороший урок фехтования.
— Не могу сказать, что для меня это дело ясное, — поделился своими сомнениями владелец посады. — Похоже, что маркиз нанял этого мерзавца, чтобы он убил вас. Давайте-ка посмотрим; я знаю многих из этих наемных убийц.
Он приблизился к раненому, находившемуся вроде бы без сознания, и посветил ему фонарем в лицо. И почти в ту же секунду вскрикнул, а потом, отступив на два-три шага, продолжал:
— Ах, несчастный!.. Несчастный!.. Я это подозревал.
— В чем дело? — в один голос спросили Мендоса и Буттафуоко.
— Помогите мне отнести этого человека под крышу, — ответил Вандо. — Не следует оставлять его умирать.
— У этих плутов прочная шкура; к тому же его рана скорее болезненная, чем опасная. Ах!.. Если бы я попал чуть пониже, тогда бы о нем уже можно бы было не беспокоиться.
Трое мужчин подняли раненого и внесли его в посаду; они остановились в просторной комнате нижнего этажа, пока еще освещенной; вся ее обстановка состояла из шести гамаков, которые в данный момент оказались пустыми. Раненого с величайшими предосторожностями уложили на одну из этих удобных проветриваемых коек.
Сразу же после этого Мендоса полученной от Вандо навахой[30] разрезал раненому куртку, камзол и рубашку, обнажив рану.
— Ничего серьезного, — сказал он, останавливая платком обильно сочившуюся кровь.
Мендоса хорошо перевязал рану и добавил:
— Потом мы еще займемся этим человеком. А сейчас, Вандо, объясни-ка нам свое смятение; оно нам непонятно. Ты когда-нибудь видел этого человека?
Вандо был буквально потрясен; он посмотрел на буканьера и флибустьера почти с ужасом, а потом спросил сдавленным голосом:
— Разве вам ее не привезли?
— Кого? — спросили одновременно Буттафуоко и Мендоса.
— Сеньориту.
— Сеньориту Инес ди Вентимилья?..
— Да!.. Да!.. — пробормотал Вандо.
— Рехнулся, что ли? — вскрикнул Буттафуоко. — Что ты этим хочешь сказать?
— Никак не наберусь смелости рассказать вам. Теперь-то я понимаю, что нас переиграли.
— Ну же, смелей! — буканьер начал терять терпение. — Объясни понятнее.
— Я уже спрашивал, не привозили ли ее к вам.
— Кого?
— Сеньориту ди Вентимилья, — повторил Вандо с тревогой в голосе. — Вчера, после полудня к ней пришел неизвестный. Он протянул ей клочок бумаги, подписанный «Буттафуоко». В записке говорилось, что место, где скрывается сеньорита, раскрыто маркизом, и ей предлагалось немедленно покинуть посаду.
Услышав эти слова, Буттафуоко и Мендоса замерли, как громом пораженные.
— Сеньорита исчезла!.. — наконец выдавил Буттафуоко, в то время как Мендоса молча рванул себя за волосы. — Ты видел это письмо?