У Акселя уже была короткая вспышка гнева за несколько дней до этого — на концерте в «Spectrum» в Филадельфии. Он увидел, что кто-то из зала дерется с фотографом группы Робертом Джоном, и остановил концерт, пока поклонника не вывели. Такие мелочи очень часто случаются, когда в одном месте собирается столько взрывоопасных элементов сразу. Однако события в Миссури три недели спустя были гораздо серьезнее и, кажется, оставили за собой жирный след дурной кармы, которая будет преследовать Guns N’ Roses еще два года.
Группа уже отыграла 15 песен на концерте в «Riverport Amphitheatre» в Сент-Луисе, как вдруг Аксель заметил, что кто-то из зрителей стоит довольно близко к сцене и снимает концерт на видеокамеру. В середине песни «Rocket Queen» он заорал охранниками, чтобы они забрали «это»… «Возьмите парня и заберите это…» Его трясло от адреналина, и, когда никто ничего не предпринял сразу же, крикнул: «Я сам заберу, черт побери!», бросившись к краю сцены в сторону этого парня. Произошла короткая рукопашная схватка, все это время группа продолжала играть рифф «Rocket Queen», а потом охрана в ходе упорной борьбы вернула Акселя на сцену. Он встал, схватил микрофон и крикнул: «Благодаря идиотской охране я иду домой», — и так яростно бросил микрофон на сцену, что раздался звук как от выстрела. Несколько минут группа продолжала играть («У нас было полно всяких фишек, которые помогали тянуть время, когда Аксель внезапно уходил», — хитро заметил Слэш), но он так и не вернулся, и гитарист дошел до кулисы, где Дуг Голдстейн крикнул ему в ухо, что концерт окончен.
Музыканты играли даже больше 90 минут, на которые договаривались с организаторами, но шоу выглядело незавершенным, и публика была очень недовольна. Гримерка группы находилась в подвале под залом, и прямо у них над головой вспыхнул полномасштабный бунт. Аксель немного успокоился и предложил вернуться, но, когда они пошли к сцене, оказалось, что теперь это невозможно. Поклонники громили площадку, людей уносили без сознания, а полиция работала в полную силу в попытке минимизировать ущерб. Музыканты ретировались обратно в гримерку, где им пришлось укрыться, пока полиция не сможет безопасно провести их через этот хаос обратно в отель.
Дуг Голдстейн описывает тот концерт как вечер, который он никогда не забудет. «В зале был один молодой парень, большой поклонник Guns N’ Roses, но Аксель заявил: «Слушайте, уберите его». К сожалению, его требование никто не воспринял всерьез. Позднее мы узнали, что парень работал там же, в охране, и взял отгул, чтобы посмотреть концерт любимой группы, поэтому его коллеги ничего не предприняли. У меня в охране восемь человек, и никто из них не пошел в зал разобраться с этим. Аксель вскипел: «Да ладно? Никто ничего не сделает? Вы серьезно?» И в итоге взял это на себя».
Когда Аксель умчался со сцены, Голдстейн пошел за ним. «Я вхожу к нему в гримерку и говорю: «Эй, приятель, будет очень нехорошо, если ты не вернешься на сцену». У Роуза на колене порез, и он говорит: «Дуг, ты знаешь, как это у меня бывает. Просто оставь меня в покое на две минуты. Все будет в порядке. Я вытру кровь, а потом вернусь. Иди собери остальных и скажи, что мы возвращаемся на сцену». Я говорю: «Отлично. Спасибо».
Собираю остальных, мы готовы выходить на сцену, а промоутер с шефом полиции орут: «Что вы делаете?» Я говорю: «Возвращаю группу на сцену», а они: «Да пошли вы все. Вы и так нанесли достаточно ущерба, валите отсюда к черту!» Я пытаюсь объяснить: «Ребята, вы не понимаете. Если они увидят полицию, то разнесут это место в щепки». Тогда промоутер говорит мне прямо в лицо: «Ты меня слышал. Валите на хрен!» Я ответил: «Хорошо. Тогда ответственность на вас».
Голдстейн велел новому гастрольному менеджеру Джошу посадить ребят в автобус, позвонить в отель в Чикаго и предупредить, что они приедут раньше. Потом вернулся и сделал все, что мог, чтобы помочь полиции подавить беспорядки. «Я видел, как люди выбегают с оборудованием «Marshall» со сцены и из здания. Видеоэкраны! Что можно делать с видеоэкранами?»
Утром солнце взошло над сценой из фильма «Апокалипсис сегодня». Толпа сровняла это место с землей. Всё, что музыканты оставили на сцене, сломали. Ущерб концертной площадки оценивался почти в четверть миллиона долларов. Следующий концерт в Чикаго пришлось отменить, и Guns N’ Roses не играли почти целую неделю, а потом вышли на сцену в полутора тысячах километров оттуда уже в Далласе, Техас. Роуза обвинили в подстрекательстве к бунту, но почти год не арестовывали. И снова Акселю пришлось пройти через дерьмо, но все это было настолько несправедливо и не нужно, что он даже не стал защищаться. «Я не собираюсь объяснять, кто я такой и что хотел сказать. Честно говоря, не знаю, откуда это все берется».
В своей автобиографии Слэш будет вспоминать, что, когда он вернулся в Сент-Луис спустя четыре года со своим сольным проектом Snakepit, то встретился с тем поклонником с видеокамерой. Парень тогда как раз получил деньги от судебного иска, который город выдвинул Guns N’ Roses, но постоянно получал угрозы в расправе и какое-то время просто не мог выходить из дома.
Ребята даже поместили намек на этот бунт за обложкой альбома «Use Your Illusion» (там написано «Да пошел ты, Сент-Луис!»), но репутация скандалистов за ними еще больше закрепилась. И хотя какое-то время это будет не так очевидно, но Аксель странным образом взял под контроль все, что происходит на сцене, — он решал, когда им продолжать играть, а когда нет, и что приемлемо и неприемлемо со стороны зрителей.
После триумфального и продолжительного возвращения домой — четырех концертов на «Inglewood Forum», где в третий вечер они играли больше трех с половиной часов в честь завершения сведения записей альбома «Use Your Illusion», — Guns N’ Roses отправились в Европу. Они называли это турне «Get in the Ring, Motherfucker» («Выходи на ринг, урод!» — Прим. пер.) С ними поехала группа Skid Row. Дебоширство по-прежнему оставалось на высшем уровне, а к шайке троих любителей вечеринок примкнул новый сообщник — вокалист Skid Row Себастьян Бах, молодой и зеленый канадец, готовый учиться у мастеров… «Мы уже все это делали раньше, но с Себастьяном начали по новой, — заметил Слэш. — Все европейское турне мы дебоширили, были не в себе и вывели гедонизм на новый уровень».
Вне сцены Слэш, Дафф, Мэтт и остальные, кто был с ними, все время тусовались, а Аксель и все чаще Иззи избегали их компании и занимались своими делами. Если троица быстро привыкла к отсутствию Акселя — этот раскол произошел еще во время записи альбомов, — то Иззи Стрэдлин отстранился от них в один момент. «Помню, как он ушел в завязку, я за ним наблюдал, — вспоминает Дафф. — Это произошло в начале девяностых, когда мы были на гастролях. И в тот момент, когда Иззи примирился с собой, я сразу понял, что он с нами долго не пробудет…»
Привычка Акселя опаздывать стала настолько твердой, что остальные оказались в тупике. Злиться на него было бесполезно. Говорить о том, сколько штрафов группе приходится платить за нарушение комендантского часа, тоже. В конце концов они просто смирились и терпеливо ждали…
Сначала никто не придавал этому важности: они ведь самая опасная группа в мире, и зрителям тоже придется вкусить этой опасности и непредсказуемости. Музыканты приехали в Хельсинки 12 августа и прямо с самолета отправились в клуб послушать концерт The Black Crowes. На следующий день они начали свое турне в ледовом дворце «Хельсинки», и, по предсказуемому сценарию, Слэш, Дафф и Мэтт благополучно облажались снова, а Аксель ушел со сцены через час после начала выступления, когда музыканты начали играть «Welcome to the Jungle», и вернулся спустя 25 минут. Через четыре дня в Стокгольме они играли после 11 вечера, а Аксель опоздал потому, что играл в блэк-джек и смотрел салют. Через два дня на концерте в Копенгагене Роуз остановил концерт, потому что кто-то бросил на сцену петарду, и отказывался продолжать, пока преступники не были задержаны. Музыканты полетели в Осло, заселились в отель, но им позвонил кто-то из команды Акселя и сказал, что сам он полетел в Париж, поэтому концерт в Осло пришлось отменить.
Следующее выступление было в Мангейме, в Германии, 24 августа, где было продано 38 тысяч билетов за два дня. Музыканты снова начали играть с опозданием, и снова Аксель ушел со сцены. Площадка была оборудована таким образом, что от гримерки до сцены было почти полтора километра, так что туда и обратно их возила целая флотилия фургонов. Когда Аксель через какое-то время не вернулся, музыканты пошли его искать и нашли в фургоне. Слэш вспоминал, как они с Даффом пытались убедить Роуза вернуться, и, когда у них не получилось, к фургону потопал Мэтт Сорум, у которого кончилось терпение. В это время Аксель вышел из фургона и пошел к сцене.
«Какого черта ты делаешь?» — завопил Сорум. Роуз развернулся и залез обратно в фургон. Опасаясь очередного бунта, промоутеры закрыли ворота, чтобы группа не уехала, и на площадку вышел подготовленный полицейский отряд. К счастью, Аксель вернулся на сцену, и они доиграли концерт.
«Пронесло», — подумал Слэш, когда они уходили со сцены после того, как сыграли на бис. Оказалось, не пронесло. На следующее утро Иззи сообщил, что уходит из группы. Возможно, этот концерт стал последней каплей, но на самом деле он уже давно об этом думал. Иззи не был ни в чьем лагере — ни любителей вечеринок Слэша, Даффа и Мэтта, ни Акселя и его фракции «Мы будем играть, когда я скажу». Он попросту уже был сыт по горло. Рок-н-ролл подразумевал простую жизнь, которой наслаждаешься по полной, потому что живешь на полную, и это наслаждение, как считал Иззи, не дают ни частные самолеты, ни толпы поклонников, ни сознание, затуманенное наркотиками и алкоголем. Человек, которого Алан Нивен назвал «сердцем души» группы Guns N’ Roses, гитарист, чья легкая расслабленная игра и придавала им уникальное звучание, ушел. Слэш несколько дней пытался не расстраиваться, но знал, что ни к чему хорошему это не приведет. Семена были посеяны еще тогда, когда Иззи завязал с наркотиками за год до этого, а потом вернулся из Лос-Анджелеса в Лафайет в поисках тихой жизни. «Мне нужно было уехать из города ради своего же блага, — вспоминал он. — Я от всего устал. Я не был наркоманом, когда сюда приехал, а стал им только в Лос-Анджелесе. Здесь это получается само собой. Когда я завязал с наркотиками, то больше не мог смотреть вокруг себя и думать: «И что, это все?» Я просто устал от этого, мне нужно было выбираться из этого болота».