Нечто подобное произошло в Европе и в эпоху Возрождения, когда корабли европейцев — итальянцев, испанцев, голландцев — весь мир обошли, стали бродить по свету…
Сталин остановился и продолжил мысль:
— Принято считать, что Гегель был идеологом немецкой буржуазии. Это не так. Философия Гегеля отражала реакционные стремления аристократии, боязнь немецкого дворянства Французской революции.
Поход на французский материализм — вот подоснова немецкой философии.
— Вот вы ловите Фурье[38] на противоречиях, — обратился Вождь к профессору Александрову. — Ругаете его за эти противоречия. К чему это? Хорошо, что у них были противоречия.
Все они (немецкие философы) были против революции. Они были запуганы Французской революцией.
Без всего этого совершенно нельзя понять те или иные философские школы, чем объясняется их появление…
Он приподнял книгу, которую продолжал держать в руке, как бы демонстрируя ее:
— Вы на протяжении всей книжки не видите различия между понятиями «реакционный» и «консервативный», не различаете их между собой. Реакционный — значит идущий назад от того, что есть. Консервативный — значит стремящийся к сохранению того, что есть.
Гегель, Кант, Фихте тянули назад. Все, что угодно, только не идти по стопам Французской революции.
Льюис[39] так писал историю философии. Марксист так не должен писать. Надо уму дать пищу…
Сталин остановился и, открыв заложенную страницу, процитировал абзац, касающийся системы Фурье: «Большим достижением социальной философии Фурье является учение о развитии человечества…»
— Что же это за «большое достижение»? — риторически спросил Сталин. И уже иронически продолжил цитату: — «В своем развитии общество проходит, по Фурье, четыре фазы: 1) восходящее разрушение, 2) восходящую гармонию, 3) нисходящую гармонию, 4) нисходящее разрушение…»
Закончив чтение, Вождь посмотрел прямо в глаза Александрова:
— Это же сумасбродство, глупость, а не «большое достижение». Вы поднимаете из пыли то, что забыто.
Конечно, эти отвлеченные рассуждения французского философа, пытавшегося в XVIII веке сконструировать проект общества гармонии, в котором человеческие способности развернутся на основе законов «притяжения по страсти», утратили свою просветительскую значимость.
Человек действия, реалист и прагматик, Сталин трезво смотрел на вещи и не видел необходимости в популяризации идей, не получивших научного развития. Он пояснял:
— Затем, нельзя все публиковать из того, что самим автором не предназначалось для печати… Вот «Философские тетради» Ленина. Их надо брать и цитировать только принципиальное, а не все, что там есть…
Откуда вы почерпнули какое-то «учение о кругах»? Какое это учение? Подумайте! Вы пустили в оборот «учение о кругах»… Молодой марксист ухватится за это и будет наворачивать, сбивая с толку массу рядовых читателей…
Учений всяких было много в истории. Но надо чувствовать различия между авторами учений — лидерами, как, например, Ленин, за которым шла масса. И философами, тоже имевшими учения, но с которыми они существовали сами по себе, — писали для себя.
Марксизм — это религия класса. Хочешь иметь дело с марксизмом, имей одновременно дело с классами, с массой…
Мы — ленинцы. То, что мы пишем для себя,— это обязательно для народа. Это для него и есть символ веры!»
Мысль о научном марксизме как религии выглядела почти еретически. Но в сказанном Сталиным не было ниспровержения марксизма. Действительно, любое философское учение принимается людьми определенных убеждений как вера. И в этом нет парадокса.
Собственно говоря, и наоборот. Любая религия с ее набором убеждений, правил и понятий в конечном итоге является ранней, примитивной формой философии. Системой понятий, еще не отягощенной научно-техническими знаниями развивающейся цивилизации.
«Сталин подытожил свой критический обзор:
— Эта книжка, конечно, не учебник. Разумеется, когда нет хлеба, едят и жмых, и лебеду едят…
— Я, товарищ Сталин, книжку переработаю, — поспешно заверил профессор Александров.
— Я хотел бы, — отреагировал на обещание доктора философии Сталин, — чтобы вы все это продумали… Возражайте! — добавил он, несколько повысив тон, — а то, как «системы перечислять», это вы Льюису предоставьте.
А вы социально объясните подоснову немецкой философии… У Гегеля и других немецких философов был страх перед Французской революцией. Вот они и били французских материалистов, — еще раз резюмировал свою мысль Сталин.
Уже завершая встречу, он заговорил о полученном им. письме профессора Белецкого:
— Если человек вынужден был писать мне, когда я был в отпуске, значит, он уже доведен до крайности.
Речь шла о том, что профессор жаловался Вождю на притеснение по национальному признаку. Присутствующие стали говорить о том, что отец профессора русский, до сих пор жив, и Белецкому напрасно предъявляют претензии, что он скрывает еврейское происхождение.
На это Сталин отреагировал жестко:
— Тот, кто скрывает национальное происхождение, трус, гроша ломаного не стоит…
Но нападки на профессора он решительно отмел:
— Нам нельзя бросаться людьми…
Заместители начальника Управления пропаганды Иовчук и Федосеев охарактеризовали Белецкого «как человека не позитивного, не способного к положительной работе, а склонного только к критике». Но даже после нелестных характеристик в адрес профессора Сталин не изменил позиции:
— Неряха, но человек думающий…
Говоря о письме Белецкого, он пояснил, что автор хотел бы «подискутировать» с Александровым по поводу его книги.
— Разрешим мы такую дискуссию? — спросил он секретарей ЦК Кузнецова и Патоличева. Те нехотя были вынуждены согласиться.
Конечно, не описанное событие составляло в это время предмет главных забот советского Вождя. И одной из окружавших его проблем стала необходимость восстановления обессиленного войной сельского хозяйства.
Великая Отечественной война, навязанная советскому государству немецкими захватчиками, задержала развитие в СССР колхозного сектора; и еще в ее ходе на селе возникли серьезные трудности. Из колхозов, МТС и совхозов была отвлечена в армию значительная часть кадров, тракторов, лошадей и автомашин. Работавшая на военные нужды промышленность прекратила производство для сельского хозяйства тракторов и значительно сократила выпуск сельскохозяйственных машин, запасных частей, удобрений и горючего.
Оккупанты разрушили и разорили захваченные территории, но в годы войны пострадали и не захваченные агрессором районы. В колхозах сократились посевные площади, уменьшилась площадь обрабатываемых паров, зяблевой вспашки, серьезно сократилось травосеяние. Все это не могло не отразиться на снижении урожайности в колхозах и совхозах, на уменьшении поголовья скота и понижении его продуктивности.
И все-таки в годы военного лихолетья колхозное сельское хозяйство не рухнуло. Более того, оно смогло максимально обеспечить потребности армии и сохранить достаточно прочный уровень жизни населения в тылу. Это доказало преимущества коллективного хозяйства и убедительно свидетельствовало о предусмотрительной политике Сталина, решившего накануне войны зерновую проблему.
Уже в 1940 году валовой сбор зерна в СССР превысил семь миллиардов пудов, а товарного зерна крестьяне произвели почти вдвое больше, чем в 1913 году. Одновременно в колхозах и совхозах был обеспечен значительный подъем животноводства.
Все, вместе взятое, позволило государству создать накануне войны полноценные стратегические резервы зерна, мяса, жиров и других сельскохозяйственных продуктов в размерах, обеспечивших продовольственные нужды страны и армии на протяжении всех военных лет; а промышленность в это время была обеспечена сырьем.
Благодаря победившему и окрепшему колхозному строю советское сельское хозяйство в период войны с успехом справилось с военными трудностями. И уже сразу после войны государство оказало колхозам освобожденных районов помощь тракторами, сельскохозяйственными машинами, автомашинами, оборудованием для МТС, лошадьми, продуктивным скотом для колхозов, семенами и фуражом.
Начиная с 1945 года на освобожденной территории была проведена значительная работа по восстановлению общественных построек и домов колхозников. В основном были восстановлены все машинно-тракторные станции. Принятые меры дали возможность обеспечить уже в 1946 году возобновление в колхозах и в крестьянских хозяйствах освобожденных районов до трех четвертей от довоенного уровня посевных площадей и более чем наполовину — животноводства в колхозах и у колхозников.
В колхозах и совхозах возрождались технологии сортовых посевов и травосеяние, стали возобновляться нарушенные во время войны и вводиться в действие новые севообороты. В результате принятых мер были достигнуты успехи в деле расширения посевных площадей и повышения урожайности хлопка.
Однако именно в 1946 году значительную часть европейской территории СССР охватила сильная засуха, по размерам она превосходила засуху 1921 года. Валовой сбор и товарное производство зерна по стране оказались ниже, чем в 1945 году. Природная катастрофа не могла не повлиять на ухудшение снабжения населения продовольствием.
На эти погодные трудности глава правительства и партии Сталин отреагировал без промедления и масштабно. Он не стал откладывать решение проблемы в дальний ящик. В феврале 1947 года в Москве прошел Пленум ЦК ВКП(б). С докладом «О мерах подъема сельского хозяйства в послевоенный период» на нем выступил заместитель председателя Совета министров СССР Андрей Андреев.
В пространном докладе, сделанном им от имени Совета министров, говорилось, что после перехода к мирному строительству перед партией и государством во весь рост снова встала самая неотложная задача: обеспечить такой подъем сельского хозяйства, который бы позволил в кратчайший срок создать обилие продовольствия для населения, сырья для легкой промышленности и обеспечить накопление необходимых государственных продовольственных и сырьевых резервов.