При пересмотре дела Главной военной прокуратурой генерал Крюков заявил, что изъятые при его аресте ценности принадлежали его жене. Действительно, теперь Русланова затребовала свои несметные сокровища назад. Только стоимость бриллиантов, хранившихся в конфискованной у нее шкатулке, она оценила в 2 миллиона послереформенных рублей.
Самому наивному читателю, способному поверить, будто певица могла заработать такие деньги во время войны концертами, поясним простую истину. За выступления творческих агитбригад перед военными больших денег не платили. Бешеных денег для оплаты концертов Руслановой не было и у гражданского населения, трудившегося у станков и мартенов, а патриотическая интеллигенция на хранившиеся ценности покупала для армии танки и самолеты.
На допросе 1 октября 1948 года следователь задал генерал-лейтенанту Крюкову вопрос: «Вы сказали, что, опускаясь все ниже и ниже, превратились по существу в мародера и грабителя. Можно ли считать, что таким же мародером и грабителем был Жуков, который получал от вас подарки, зная их происхождение?»
Закономерный и оправданный вопрос.
Однако маршал не был заурядным мародером и грабителем. Он не рыскал по немецким хранилищам. В этом для него не было необходимости; ворованные ценности ему вручали «с доставкой на дом», поэтому Главноначальствующий Советской военной администрации по управлению восточной зоной оккупации Германии и не пресекал грабеж и мародерство своего окружения.
Подчеркнем, что арест Крюкова и Руслановой произойдет значительно позже, а тихое празднование Нового 1947 года на даче — «со слезами на глазах» и подстреленными тетеревами — для гостей, как и для самого Жукова, закончилось тихо. Не принес ему особых неприятностей и вывоз из Германии семи вагонов мебели. Проблемы у маршала появились год спустя, когда началось расследование «дела о бриллиантах».
Итак, прошло больше 365 дней, прежде чем 5 января 1948 года министр госбезопасности Абакумов приказал произвести негласный обыск в московской квартире маршала.
О результатах этой акции генерал-полковник госбезопасности Абакумов 10 января писал в сообщении Председателю Совета министров Сталину:
«Задача заключалась в том, чтобы разыскать и изъять на квартире Жукова чемодан и шкатулку с золотом, бриллиантами и другими ценностями. В процессе обыска чемодан обнаружен не был, а шкатулка находилась в сейфе, стоящем в спальной комнате. В шкатулке оказалось:
часов — 24 шт., в том числе золотых — 17 и с драгоценными камнями — 3;
золотых кулонов и колец — 15 шт., из них 8 с драгоценными камнями;
золотой брелок с большим количеством драгоценных камней;
другие золотые изделия (портсигар, цепочки и браслеты, серьги с драгоценными камнями и пр.).
В связи с тем, что чемодана в квартире не оказалось, было решено все ценности, находящиеся в сейфе, сфотографировать, уложить обратно так, как было раньше, и произведенному обыску не придавать гласности.
По заключению работников, проводивших обыск, квартира Жукова производит впечатление, что оттуда изъято все то, что может его скомпрометировать. Нет не только чемодана с ценностями, но отсутствуют даже какие бы то ни было письма, записи и т.д. По-видимому, квартира приведена в такой порядок, чтобы ничего лишнего в ней не было».
Может быть, маршала оговорили? Но какой таинственный чемодан искали у Жукова? Дело в том, что при расследовании дел о трофейных ценностях из показаний личного шофера маршала Семочкина следствию стало известно, что его шеф вывез из Германии бриллианты, которые хранил в небольшом чемоданчике.
Однако информация о бриллиантах существовала, и, чтобы установить истину, в ночь с 8 на 9 января руководитель госбезопасности приказал провести негласный обыск на даче Жукова, находившейся под Москвой в Рублево. Участников этой акции ожидало почти потрясение.
«В результате обыска обнаружено, — констатирует Абакумов, — что две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей.
Например, шерстяных тканей, парчи, панбархата и других материалов — всего свыше 4000 метров;
мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракулевых — всего 323 шкуры;
шевро высшего качества — 35 кож;
дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и др. дворцов и домов Германии, — всего 44 штуки, часть которых разложена и развешена по комнатам, а остальные лежат на складе…
…ценных картин классической живописи больших размеров в художественных рамах — всего 55 штук…
дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) — 7 больших ящиков;
серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов — 2 ящика;
аккордеонов с богатой художественной отделкой — 8 штук;
уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других — всего 20 штук.
Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом.
Кроме того, во всех комнатах дачи, на окнах, этажерках, столиках и тумбочках расставлены в большом количестве бронзовые и фарфоровые вазы и статуэтки художественной работы, а также всякого рода безделушки иностранного происхождения».
Сокровища на даче маршала потрясли воображение даже многоопытных специалистов разведки, и генерал-полковник Абакумов не скрывал их реакции:
«Заслуживает внимания заявление работников, проводивших обыск, что дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, обвешанный внутри различными дорогостоящими художественными картинами…
Есть настолько ценные картины, которые никак не подходят к квартире, а должны быть переданы в государственный фонд и находиться в музее.
Свыше двух десятков ковров больших покрывают полы почти всех комнат.
Вся обстановка, начиная от мебели, ковров, посуды, украшений и кончая занавесками на окнах, — заграничная, главным образом немецкая. На даче буквально нет места ни одной вещи советского происхождения, за исключением дорожек, лежащих при входе на дачу.
На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке.
Зайдя в дом, трудно представить, что находишься под Москвой, а не в Германии».
Последнее замечание о немецких книгах могло бы умилить поклонников маршала его литературными интересами. Однако абсолютно точно известно, что на немецком языке Жуков не читал. Он вообще не знал ни одного иностранного языка, «академиев» ведь не кончали!…
По окончании обыска Абакумов был вынужден для охраны трофейного добра маршала выставить стражу. И делает предположение: «Что касается не обнаруженного на квартире Жукова чемодана с драгоценностями, о чем показал арестованный Семочкин (личный шофер маршала. — К.Р.), то проверкой выяснилось, что этот чемодан все время держит при себе жена Жукова и при поездках берет с собой.
Сегодня, когда Жуков вместе с женой прибыл из Одессы в Москву, указанный чемодан вновь появился у него на квартире, где и находится в настоящее время.
Видимо, следует напрямик потребовать у Жукова сдачи этого чемодана с драгоценностями…»
Так был или нет у Жукова таинственный чемодан с драгоценными камнями? Писатель В. Соколов высказывает версию, что впоследствии жуковские бриллианты «все-таки оказались изъяты, но чекисты, изымавшие их, даже не подозревали, что имеют дело с бриллиантами из жуковского чемоданчика».
Действительно, «чемоданчик с драгоценными камнями» все-таки всплыл. Но не сразу после ареста 18 сентября 1948 года друга Жукова генерала Крюкова и его жены певицы Лидии Руслановой. А лишь спустя пять с лишним месяцев.
5 февраля 1949 года следователь майор Гришаев потряс Лидию Андреевну следующим сообщением: «Дополнительным обыском в специальном тайнике на кухне под плитой в квартире вашей бывшей няни Егоровой, проживавшей на Петровке, 26, были изъяты принадлежавшие вам 208 бриллиантов и, кроме того, изумруды, сапфиры, жемчуг, платиновые, золотые и серебряные изделия».
Однако не будем забегать вперед и, вернувшись в январские дни 1948 года, попытаемся не утерять нить повествования. Уже на следующий день после того, как сведения о находках, обнаруженных в результате обысков на квартире и даче маршала, легли на стол Сталина, Жуков был вынужден написать объяснительную записку.
Правда, маршал не был информирован об обыске. Его вызвали в ЦК, где предъявили лишь письменное заявление его бывшего адъютанта полковника Семочкина.
Назвав заявление своего подчиненного «клеветническим», в своем объяснении от 11 января 1948 года в Центральный Комитет ВКП(б) на имя Андрея Александровича Жданова Жуков писал:
«Обвинение меня в том, что я враждебно настроен к т. Сталину и в ряде случаев принижал и умалчивал роль т. Сталина в Великой Отечественной войне, не соответствует действительности и является вымыслом (курсив мой. — К.Р.).
Факты, изложенные в заявлении Семочкина, состряпаны Семочкиным и являются результатом того, что Се-мочкин в конце 1947 года узнал о характере клеветнического заявления Новикова лично от меня.
Я признаю, что допустил грубую и глубоко непартийную ошибку, поделившись с Семочкиным своим мнением о характере заявления Новикова. Это я сделал без всякой задней мысли и не преследовал никакой цели».
Не согласимся сразу с утверждением, будто бы Жуков не принижал и умалчивал роль Верховного главнокомандующего Сталина в Великой Отечественной войне. Принижал… и еще как принижал! Впрочем, не будем цитировать заявление адъютанта Семочкина, сошлемся на самого маршала.
В период начала антисталинской кампании по «развенчанию» так называемого культа личности 19 мая 1956 года Жуков написал своему новому шефу Хрущеву: «Секретно… Посылаю Вам проект моего выступления на предстоящем Пленуме ЦК КПСС».
В этом проекте доклада излагалась широкая программа по дискредитации Генералиссимуса Советского Союза И.В. Сталина и на основе принижения его роли предлагалось