Линден почувствовала невыносимую боль, когда увидела, что ей это удалось.
Цезура бурлила всего в двух шагах справа от неё. Казалось, она плыла к ней с каким-то отвратительным безразличием, уверенная в своей мощи и не спешащая поглотить.
Посох предупреждающе рявкнул, и Лианд позвала её по имени, но она едва слышала их. Жестом дикой магии, взмахом огня, она перенаправила Падение, заставив его медленно скатываться, словно лавина, к сердцу битвы. В то же время она обрушила на него пламя, так что оно разрослось над землёй, разрастаясь всё шире, пока не стало достаточно огромным, чтобы поглотить всю орду Демондимов. Затем она побудила Хайна последовать за ним.
Когда кобыла перешла в галоп, Линден крикнула пламенным голосом: Идем! , молясь, чтобы вейнхимы и юр-вайлы смогли услышать ее сквозь шум.
В то же время она молилась о том, чтобы Махртиир и его Корды были живы и смогли ответить.
Посох и Лианд ехали рядом с ней. Серебряный огонь освещал суровое сосредоточенное лицо Мастера: он выглядел человеком, который верил, что может решить исход авантюры Линдена одной лишь силой воли. Лианд крепко цеплялся за Посох, держа его наготове. Страх перед Падением горел в его глазах, но он не пытался сдержать своего скакуна.
За ними бежал Храма, неся Анеле, хотел ли старик следовать за ним или нет.
Линден мельком увидела вэйнхимов, мчащихся к ней на четвереньках. Среди них появилось несколько юр-вайлов, забрызганных кровью, чёрной, как ночь. Пока Хайн пробивалась сквозь многочисленные силы демондимов, к ней присоединились ещё двое или трое ранихинов. Но в свете кольца Ковенанта Линден уловила лишь краткий проблеск. Она не была уверена, что хотя бы у одного из них всё ещё был всадник.
Затем она погрузилась в пучину кошмаров, словно в озеро.
В одно мгновение её охватила невыносимая тоска. И когда бурлящие муки сомкнулись над её головой, она начала тонуть.
В тот момент у нее не было оснований полагать, что она не принесла смерть всем, кто ей был дорог.
Преследование
Невыразимая боль Падения была всё той же: дезориентация, сенсорное безумие. Она, как и прежде, оказалась в ловушке одновременного разрушения слишком многих реальностей. Каждое мгновение, которое когда-либо приходило и уходило на пути цезуры, разрывалось на части и швырялось в неё, словно кровоточащий комок; и каждый клочок изодранной плоти времени, ударяясь о неё, становился роющим насекомым, осой или клещом, обезумевшим от диссоциации и жаждущим отложить в ней свои губительные яйца. В то же время весь воспринимаемый смысл и структура были стёрты, оставив после себя лишь белую пустоту и беспредельный холод.
Утопая во всех бедах мира сразу, Линден легко могла погибнуть, задохнувшись от ледяного озноба и чувства утраты. Она могла бы с такой же лёгкостью сойти с ума. Но даже безумие и смерть требуют причинно-следственной связи, последовательности, взаимосвязи; а Грехопадение разорвало все связи, которые могли бы сделать подобные последствия возможными.
Однако этот опыт существенно отличался от её первого подобного погружения. Ей не нужно было направлять поток искажения назад, в прошлое. И ей не нужно было верить, что юр-вайлы навяжут ему её волю. Вместо этого она могла позволить ужасным силам цезуры нести её вперёд, следуя их собственной, особой логике. Могущественные земле инстинкты ранихинов обеспечат ей искупление.
Кроме того, она избежала ещё одной встречи с безумным горем Джоан Ковенант. Где-то Джоан всё ещё стояла среди своих скестов, протягивая руку с дикой магией и ненавистью к себе, чтобы дать имя своим бесконечным страданиям. Но она не создала это Падение и не заняла его. Её безумие не играло никакой роли в его опустошении.
И у Линден было ещё одно преимущество. Кольцо Ковенанта всё ещё сияло, словно маяк, сквозь ткань её рубашки, освещая ей путь к выживанию. Дикая магия в каком-то смысле была столь же разрушительна, как и цезура, не стеснённая ограничениями. Именно поэтому она обладала силой нарушать ограничения времени. Однако по той же причине белое золото стало краеугольным камнем Арки Времени. Его безудержная страсть закрепила парадокс, сделавший возможным конечное существование в бесконечной Вселенной.
Подобным же образом горячее пламя сердца Линден укрепило ее внутри себя, позволив ей продолжать быть той, кем она была, когда каждая пылинка и частица ее существа была разорвана на части.
Длительность не могла существовать в Падении. Там не было ничего возможного, кроме всепоглощающей боли, бесконечного холода и опустошения. Поэтому не прошло и ощутимого промежутка времени, прежде чем Хин поскакал, освободившись от мучений, и вынес Линдена в поток солнечного света и ослепляющей слепоты.
Они прибыли на медленно поднимающийся склон, по которому копыта кобылы подпрыгивали, словно по утрамбованной грязи.
Благодаря тому, что она была закреплена, и дикая магия всё ещё сияла в ней, Линден не была ошеломлена своим путешествием сквозь время и мучения. Она всё ещё могла думать, чувствовать и выбирать. Хотя яркий солнечный свет застилал ей глаза, заглушая зрение, другие её чувства обострялись. Кожей она чувствовала, как Стейв уверенно едет рядом с ней, неуязвимый к вреду цезуры. С другой стороны, Лианд сидел на Рёме, крепко вцепившись в Посох Закона. Защищённый его тёплой ясностью, он также не чувствовал себя так плохо, как мог бы.
За ними по пятам следовал Анеле, в котором безошибочно угадывался сам человек, насколько позволяла ему его врожденная сила Земли, и который был столь же безумен, как и Падение за его спиной.
За Храмой бежали ещё трое ранихинов, все раненые, но практически целые. На мгновение Линден не поняла, есть ли у них всадники. Бурлящий вихрь Падения и внезапная яркость солнца затмили её восприятие. Затем она различила Махритира, хватающегося за свой измученный живот на спине Анеле; Пахни, беспомощно блеющего за холкой Нахарана; Бхапу, почти без сознания растянувшегося на шее Вхрани. Кровь пульсировала из руки и плеча Бхапы, заливая израненные бока его скакуна.
Рядом с последним Ранихином бежало более дюжины Вейнхимов и, возможно, вдвое меньше юр-вайлов все, что осталось от обездоленных созданий, посвятивших свои жизни Линдену и Посоху.
А за ними шла бесчисленная орда Демондимов, опьяненных могуществом и жаждущих жертв.
Она добилась многого, если не большего: она вытащила своих противников из прошлого, лишила их возможности нарушать целостность времени.
Теперь ей придётся сразиться с ними. Хайн сможет убежать от демондимов, но отряд Линдена не сможет бежать бесконечно. юр-вайлы и вейнхимы были тяжело ранены и близки к истощению. А рамены слишком слабы, чтобы защищаться. Пахни и Бхапа, возможно, не смогут долго сидеть на своих скакунах. Даже аура Мартира казалась хрупкой. Манетралл едва сдерживал вздохи.
Линдену пришлось занять позицию.
Она намеревалась развернуться и нанести удар, как только ее об этом увидит.
Как только она узнала, где она. И когда.
Если бы Ранихин неправильно оценили свой проход через цезуру или какой-то эффект Падения изгнал бы их преждевременно ей все еще грозила бы опасность изменить историю Земли.
Однако полуденный блеск солнца всё ещё ослеплял её. Пока Хин нес её по твёрдой земле, она отчаянно моргала, пытаясь избавиться от ослепляющего блеска, и старалась расширить свои чувства дальше вокруг себя.
Несмотря на яркое солнце, воздух был прохладным для её вспотевших щёк: пахло весной. А впереди местность постепенно поднималась, не прерываемая ни высокими холмами, ни узкими оврагами, ни руслами ручьёв. Она уже не была у подножия Южного хребта в конце лета. Каким-то образом стремительный бег Хин, должно быть, вынес её на Южные равнины.
Или же ранихины могли преодолевать не только время, но и расстояние внутри Падения. Линден и её спутники, возможно, преодолели много лиг, пока летели сквозь года.
Но что бы ни совершили ранихины, демондимы не уступали им. Они не смогли предотвратить падение Линдена, которое поглотило их; тем не менее, они всё равно появились, преследуя свою добычу. И их появление не устрашило их и не ослабило жажду убийства. Стейв говорил, что их знания глубоки и многогранны, достигая глубин, превосходящих Древних Лордов. Их понимание цезур легко могло превзойти даже понимание Линдена.
И они оказались неожиданно быстрыми. Они мчались вперёд, словно парили над землёй. Несмотря на всю свою скорость, Хин медленно отдалялась от назойливых тварей. Возможно, она не могла бежать быстрее. Или, возможно, она держалась позади, чтобы не оторваться от остальных спутников Линдена.
Позади них всё ещё яростно бурлил Водопад. Линден сделал его огромным, опасно огромным, чтобы он поглотил всю орду. Теперь его бурлящие силы, казалось, затмевали мир в том направлении; и он тек вслед за Демондимами, словно те всасывали его в себя.
Тем не менее Линден и ее спутники постепенно увеличивали дистанцию, создавая небольшой промежуток безопасности между их отчаянием и преследовавшими их силами.
Сколько времени прошло? Двадцать ударов сердца? Двадцать? Линден сказала себе: В следующий момент, когда разрыв станет немного больше, она перейдёт в контратаку .
С помощью кольца Ковенанта она могла бы замедлить демондимов, чтобы её спутники смогли сбежать, но она боялась рисковать. Дикая магия могла непреднамеренно притянуть к себе Падение слишком быстро, чтобы избежать его, или же усилить его разрушительную силу каким-то образом, который она не могла предвидеть.
Когда зрение начало проясняться, она намеренно приглушила сияние, пробивающееся сквозь ткань рубашки. Затем, не говоря ни слова, словно ожидая, что Лианд прочтет её мысли, она потянулась к Посоху.
Он не подвёл её. Почти сразу же она почувствовала, как гладкая деревянная рукоять ударила её по ладони.
Его прикосновение вызвало в ней дрожь жизненной силы, стирая последние следы цезуры; избавляя её от вреда, который она причинила времени. В каком-то фундаментальном смысле дикая магия не подходила ей: она была слишком экстравагантной и непредсказуемой. Она была врачом по призванию, обученной точности и осторожности; и многочисленные ответвления кольца Ковенанта грозили в любой момент выйти за пределы её контроля.