Её преследовали воспоминания о убитых Харучаях и убитых лошадях. Взрывы опаловой кислоты пожирали куски боли и смерти, а размытые очертания то обретали, то исчезали. Клыкастые изумрудные цепы рвали плоть в клочья, но всё же представляли собой лишь малую часть потенциального зла Камня Иллеарт.
Однако, несмотря на опасность, Анеле спустился со спины Храмы, превратившись в воплощение огня и ярости. Когда его ноги коснулись голой земли, им овладела злоба какого-то иного существа. Он преобразился.
точно так же, как он находился в открытом центре Границы Странствий.
Линден с трудом осознал последствия.
По крайней мере, в одной фазе своего безумия, уязвимость старика, по-видимому, определялась или контролировалась природой земли, на которой он стоял. За те несколько дней, что она знала его в своём времени, она лишь дважды видела, как его ноги касались голой земли; и оба раза он немедленно начинал неистовствовать, пылая жаром и пламенем. Но в прошлом Земли он не проявлял ничего подобного. Вместо этого каждый аспект его безумия, с которым она была знакома, изменился до неузнаваемости. Там, в присутствии Посоха, он приблизился к обычному здравомыслию.
Возможно, его проход через первую цезуру вывел его за пределы досягаемости.
И то же самое, внезапно поняла она, происходило всякий раз, когда Анель ехал верхом. Она не раз замечала, что он казался менее обеспокоенным, когда ехал верхом. Во время их побега из Митил-Стоундаун власть лорда Фаула над его душой исчезла, когда его поднял на спину Сомо. И после этого она не возобновлялась до тех пор, пока.
Нет, это не повторилось вовсе; не полностью. Со спины Сомо Анеле взобрался на скалы вокруг ущелья мифиль. За ущельем его охватила совершенно иная боль. А потом, во время подъёма к расщелине, где на них позже напал креш, – во время того трудного перехода.
Чёрт возьми, она не могла вспомнить. Но, кажется, помнила, что он колебался между разными проявлениями своего безумия, отбрасывая проблески злобы и горя. И там, где они шли, в основном росла какая-то кустарниковая трава, жёсткая и редкая, перемежаемая пятнами голой земли и обломками камней.
Он стоял на такой же траве, когда Лорд Фаул вёл её к суглинку. И ещё раньше, когда Презирающий впервые говорил с ней через Анеле: та же трава.
Боже мой, неужели это возможно?
Определяла ли поверхность, на которой он стоял, фазу его безумия? Или же эта поверхность контролировала, какое из нескольких существ или духов могло обнаружить его и овладеть им?
Томас Ковенант дважды говорил с ней через Анеле на сочной траве Границы Странствий: на траве такой густой и высокой, что она не могла пройти сквозь нее, не спотыкаясь; на той самой траве, которая испачкала ее штаны надписью, которую она не знала, как расшифровать.
Среди обломков Дозора Кевина, а также среди обломков камней, заполнивших расщелину, а также на гранитных грядах хребта над Гранью Блуждания, он утверждал, что читает то, что написано в камнях. Он казался почти ясным – на более отполированном камне он выглядел более сломленным и испуганным; но всё же он, казалось, понимал, что ему говорили, и иногда давал внятные ответы. И.
Линден застонал, вспомнив это.
На открытой плоскости глыбы между стенами расщелины он на короткое время обрел достаточно рассудка, чтобы раскрыть свое прошлое.
Если она была права – если её воспоминания не обманули её – то, воистину, у него не было друга, кроме камня. Любая другая поверхность под ногами в это время подвергала его одержимости и мучениям.
До сих пор она понимала, что безумие Анеле казалось ей достаточно жестоким: горьким и незаслуженным. Но это новое видение его положения было гораздо хуже. Он стал пешкой в руках сил, которые растерзали бы любую менее могущественную плоть, чем он.
Она могла бы остановиться и погоревать по нему, но мысли продолжали роиться в её голове. Если она была права, Лорд Фаул не мог знать, где она была и что делала, когда Анеле была недоступна для него. Это, вероятно, и объясняло нападение креш. Презирающий, должно быть, ожидал, что она сбежит из мифильского Стоундауна на север, на Южные Равнины подальше от Раменов, Ранихинов и надежды. А Анеле была спрятана от него на спине Сомо. Когда старик вернулся в пределы досягаемости Лорда Фаула за мифильским Погружением, Презирающий, должно быть, был застигнут врасплох. Осознав свою ошибку, он, должно быть, послал креш, чтобы помешать Линдену добраться до гор.
Кроме того, особая уязвимость Анеле могла объяснить, почему демондимы замедлили атаку. По её рассуждениям, орда не случайно не напала на него, когда он был полон огня и ярости. Ужасные твари почувствовали союзника. Среди них хозяин Анеле обратился к ним, и они вняли его велению.
По какой-то причине они хотели запереть Линден и ее спутников в Ревелстоуне.
В глубине души она трепетала перед открывшимися возможностями. Зло, помимо Презирающего, также использовало Анеле, чтобы следить за ней, противостоять ей, оберегать её. Я лишь шептал советы время от времени – и Ковенант предупреждал её, чтобы она остерегалась его.
Почти невольно она представила себе, как может принести пользу её новое понимание. Если оно окажется правдой, она сможет взять Анеле на высокогорное плато, на сочные травы вокруг Глиммермира, и попросить у него наставлений Ковенанта. Или она могла бы.
Одна лишь мысль об этом вызывала у неё стыд. Анеле был сломленным стариком, и он уже пережил слишком много насилия. Он не заслуживал того, чтобы его использовали, даже если кто-то о нём заботился.
Но Презирающий забрал её сына. И безумие Анеле защищала Сила Земли. Неосознанно он превратил своё право первородства в оплот своего безумия. Она не могла помочь ему, не совершив акт насилия против сделанного им выбора.
И его положение не перевешивало положение Джеремии. Не могло, не с ней. У старика были друзья: Лианд и Рамен, сама Линден, даже в какой-то степени пра-вилы. У него бывали моменты просветления, которые позволяли ему ясно выразить свою дилемму. А наследие Силы Земли защищало его глубинную сущность от разрушительного воздействия его обладателей. У Джеремии же ничего этого не было.
У него осталась только Линден. Если она не выкупит его у Лорда Фаула, его мучениям не будет конца.
Поэтому-
Она закрыла лицо руками.
у неё не было выбора. Если она не сможет найти альтернативу, другой способ добраться до сына, ей придётся использовать Анеле. Манипулировать его безумием так, чтобы оно служило её нуждам.
Эта перспектива её тревожила, но она не отступала. Она уже рисковала Аркой Времени ради того же дела.
Она понимала это. Но подобные убеждения, как и убеждения Мастеров, стоили слишком дорого. Она не могла себе их позволить.
Она могла бы ещё какое-то время оставаться на месте, согревая усталость у огня и обдумывая варианты, которые её стыдили. Однако прежде чем она успела вспомнить, что голодна или что ей нужно поспать, она услышала приглушённый стук в дверь.
Вздохнув, она открыла лицо и поднялась на ноги.
Её одежда всё ещё была слишком влажной, чтобы её надевать. После минутного колебания она плотно обмоталась парой полотенец, затем взяла Посох и, взяв его с собой, пошла отпирать дверь.
Дверь была каменной и массивной, как кенотаф, но легко вращалась на петлях. Должно быть, её каким-то образом уравновешивали, возможно, гири в стенах. Крепость Лорда была построена великанами, а они были настоящими мастерами камнерезного дела.
В коридоре перед её покоями стояли Лианд, Галт и женщина, которую она никогда раньше не видела. Женщина держала плетёный поднос, уставленный сухофруктами, тёмным хлебом, сыром и дымящейся миской супа.
Лианд неуверенно улыбнулся. Линден . Казалось, он не решался войти, не уверенный в том, что его здесь примут. Это Махдаут . Он указал на женщину. Я догадываюсь, что она Махдаут, хотя не берусь судить, что означает этот титул. Когда она принесла еду в мои комнаты, я спросил о вас, и она ответила, что ещё не обслуживала вас. Желая убедиться, что вы здоровы, я попросил её разрешения сопровождать её .
Да. Конечно . Женщина явно не сомневалась в своём приёме. Проскочив мимо Линдена, она вошла в комнату: невысокая, неряшливая фигурка, явно перешагнувшая средний возраст, с копной растрёпанных волос на голове, пухлой плотью, свисающей с рук, и чертами лица, словно вылепленными капризным ребёнком во время истерики. На ней было одеяние поразительной уродливости – пёстрое лоскутное одеяло из лоскутков и полос, словно подобранных по принципу несоответствия друг другу и сшитых наугад.
Махдаут, конечно , – пробормотала она, наклоняясь, чтобы поставить поднос на низкий столик. Конечно. Кто же ещё? возможно, она говорила сама с собой. Скудная еда на двоих. Понимает ли это Махдаут? Понимает. Но этот флиртующий молодой человек , – она указала на Лианда, – заморочил ей голову льстивыми речами, и поэтому она не вернулась на кухню за вторым подносом.
Долгий путь, – пробормотала она, глядя в воздух. – Долгий и утомительный. И Махдаут уже не помнит своей первой юности, хотя её и бесстыдно очаровали .
Она на мгновение задержала взгляд на подносе. Затем снова наклонилась и поправила его, так что он оказался точно посередине стола. Когда она выпрямилась, её вид выражал удовлетворение.
Тсс. Неважно сообщила она в комнату. Одним подносом можно накормить двоих, если им любезно поделиться .
Линден, пытаясь оторвать взгляд, повернулась к Галту. Махдаут ? неуверенно спросила она.
Мастер ответил, пожав плечами по-харучайски, одновременно тонко и выразительно. Она служанка Ревелстоуна. Имя её собственное. Больше мы ничего не знаем .
Слуга. Линден машинально нахмурилась. Ну конечно, подумала она. Если у Земли есть Хозяева, ей, естественно, нужны и слуги. Мужчины и женщины, рождённые здесь бесчисленными поколениями, были вынуждены прислуживать Харучаям.
Как весело.
Охваченная новой волной раздражения, она поманила Лианда в комнату и начала закрывать дверь перед Галтом. Но тут же опомнилась. Обернувшись к Мастеру через порог, она потребовала: Подожди минутку . Я знаю, что ты здесь, чтобы охранять меня, но, полагаю, ты также собираешься хотя бы притвориться, что я гость. Так что скажи мне что-нибудь .