Махдаут прищурилась на Клайма своим оранжевым глазом. Несмотря на слабость, она сохранила достаточно силы, чтобы заставить его замолчать. Был ли ты эффективен против Бороны, Мастер? Разве он не отверг твои усилия, как Визард в далёком веке и в далёком месте? Тогда не говори Махдаут о нужде . Пока она сохраняет хоть какую-то часть себя, она сама определит, что необходимо .
К удивлению Линдена, все трое Смиренных поклонились и больше ничего не сказали.
Пока она пыталась понять, почему какой-то Мастер оказал Махдауту такое почтение, когда ранее Униженные без всякого повода напали на Харроу, Стейв сказал: Если есть что сказать, возможно, стоит сначала поговорить об этой службе , которую Харроу, возможно, решит оказать Избранному .
Махдут покачала головой. Нет. Это изменит путь моей госпожи, а Махдут отдала свою жизнь, веря, что моей госпоже можно доверять, хотя её деяния порождают ужасы. Махдут не станет тревожить будущее, ускользающее от её взора .
Тогда скажи мне, зачем ты это сделал умолял Линден. Сначала я нуждался в тебе. Ты спас меня. Но потом я мог бы защитить себя а намерения Харроу лишь отсрочились. Тебе не нужно было жертвовать собой .
Женщина вздохнула. Разве Махдаут не говорила уверенно и часто что она устала? Линден чувствовала, как жизненная сила Махдаут медленно покидает её тело. Она предпочитает собственную смерть жизни, в которой может узреть конец дней .
Затем она обратила свой голубой глаз на Линден. Но если она и труслива, если её страх довёл до безумия и смерти, то это не просто так.
Моя госпожа, ты стала другом Махдаута, как и она – твоим. Ты преобразилась до неузнаваемости. Это правда. Ты стала грозной. Но в Удушающей Бездне ты нашла в себе средство согреть сердце Махдаута. Там она узнала, что тайна твоих потребностей и желаний непостижима. Она подобна тайне жизни, полной злобы и чуда. То, что добро может быть достигнуто посредством зла, не поддается объяснению. И всё же Махдаута убедила себя, что ты способна справиться с такими противоречиями. Поэтому она верит, что тебя нельзя сбить с пути .
Махдаут медленно опустила голову, чтобы дать отдохнуть усталой шее. Однако её тон стал резче, от негодования.
Миледи, цель бороны лежит поперёк вашего пути. Вы можете противостоять его льстивым уговорам. Но если он не сможет здесь поглотить ваш выбор и вашу любовь, он попытается совершить то же зло в другой раз. О, конечно. Снова и снова он будет пытаться, неустанно, пока ваши силы не иссякнут. Тогда вы будете окончательно потеряны.
Махдаут не могла этого допустить, доверяя тебе. Поэтому она посвятила весь свой разум и всю жизнь тому, чтобы получить от Харроу клятву терпения .
Линден, сокрушённый масштабом жертвы Махдаута, тихо спросил: Тогда расскажи мне, как. Как ты его победил?
Моя госпожа, вздохнул Махдаут, знание исключает знание. Мы, смертные, не можем овладеть одним, а затем другим, и ещё одним. Борона уничтожила Демондимов. Махдаут не смог бы этого сделать. Но она посвятила столетия созерцанию Времени. Он нет. Он переходит с места на место по своей воле о, конечно, но он не может путешествовать среди лет.
Махдаут получил свою клятву, открыв, что её знание может перенести его в другую эпоху Земли, в то время, где объекты его жадности не будут существовать. Там он останется, заброшенный, бесполезный для себя, пока его дух не будет сломлен.
По этой причине он признал поражение .
Ее мускулы дрожали, когда она переключила свое внимание на Стейва.
Сейчас,
мягко приказала она, вы должны говорить. Вы убедились, что Махдаут принадлежит к Непоследующему. Вам сообщили о кончине Визарда. И вы слышали, как моя госпожа упомянула о Теомахе. Поделитесь с ней историей вашего народа. Это последнее благо, которое может даровать Махдаут.
В отсутствие Харроу его костёр медленно угасал, а вместе с ним и жёлтое свечение пламени. Тени, словно короткие порывы ночи, проносились над обвисшей фигурой пожилой женщины и непроницаемым лицом Стейва. Над головой становилось всё больше звёзд, толпы людей были готовы услышать или проигнорировать то, что открылось во тьме.
Неустойчивые отблески в глазах бывшего Мастера свидетельствовали о противоречивых чувствах, смутном нежелании и раскаянии, когда он смотрел мимо Махдаута на Линдена. Избранный произнёс он голосом, звучавшим так же отстранённо, как Ревелстоун и горы Вестрон. В далёком прошлом, за несколько столетий до появления
на Землю, наши предки столкнулись с Непоследователем .
Пока Линден с удивлением разглядывал его, он продолжил: Мы всегда были воинственным народом, гордящимся борьбой, ибо такими состязаниями мы демонстрируем свою ценность – и именно благодаря нашей ценности мы выдерживаем суровый пыл горных вершин. Мы избегали оружия, потому что оно умаляет чистоту наших битв и потому что мы не желали собственной гибели. И всё же многие века мы довольствовались сражениями между собой, борясь за жён, за превосходство в мастерстве и за гордость.
Однако наступило время, когда мы перестали быть довольны. Мы слишком хорошо знали себя, общаясь мысленно. Мы хотели помериться силами с другими народами, живущими в менее суровых краях, ибо полагали, что суровость гор сделала нас великими. Поэтому двадцать пять
Мы все вместе отправились на запад, ища расу, которую мы могли бы победить в битве .
Тон Стейва приобрел нарочитую официальность, когда он объяснил: Пойми, Избранный, мы не жаждали власти. Мы лишь хотели выразить пыл нашей гордыни .
Краем глаза Линден заметила, что Смиренные отвернулись, словно желая отречься от истории Стейва – или от того, что он её рассказал. Галт, Клайм и Бранл отошли к границам света, встав на стражу. Но она не обратила на них особого внимания. Она была поглощена голосом Стейва.
Он говорил о
мы
как будто он был одним из тех пятисот
тысячи лет назад.
Она знала, что это результат их ментального единения. Они так полно и долго делились мыслями, страстями и воспоминаниями, что каждый из них воплощал в себе долгую историю своей расы. Стейв помнил своих далёких предков так, словно сам был с ними.
После многодневного перехода, сказал он, мы наконец оставили позади высокие вершины и колючие снега и нашли плодородную низину, изобилующую посевами и водой, край, в котором, как мы полагали, даже ленивый и неусидчивый народ мог бы процветать. Некоторое время мы не встречали ни одного жителя этого края. Наконец, однако, мы наткнулись на одинокую хижину с единственным обитателем.
Хижина представляла собой грубую постройку из прутьев и соломы, и человек, вышедший из неё, был одет в лохмотья, едва прикрывавшие его тело. Более того, и тело, и волосы его были покрыты грязью, ибо он, казалось, не осознавал своего присутствия.
Тем не менее, он обратился к нам вежливо, предложив кров и пропитание, хотя нас было двадцать пять человек, а его хижина была маленькой. Мы отказались, тоже вежливо. Затем он, всё так же вежливо, спросил о цели нашего пребывания в стране Непоследователей. Не желая обидеть того, кто явно не мог нам противостоять, мы ответили, что ничего не знаем о Непоследователях, но пришли в поисках битвы, желая убедиться, что наша доблесть не знает себе равных .
Услышанное произвело на Линден одновременно мгновенное и отстранённое впечатление. Она словно воспринимала рассказ Стейва сквозь завесу навязанного бесстрастия. Она видела всё, что он описывал, но это её не трогало. Чувствительность к угасающей жизненной силе Махдаута приглушала её реакцию.
Услышав нас, – продолжал Стейв, – этот человек возгордился. Он сообщил нам, что Непоследователи слишком могущественны и славны, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Ухмыляясь, он заявил, что если мы немедленно не уйдём, он покарает нас за высокомерие собственными руками, загнав нас, побеждённых, обратно в наши горы.
Мы не хотели причинять ему вреда, ибо он казался нам слабым и ниже наших сил. Однако мы также не хотели уклоняться от любого вызова. Поэтому один из нас, Зейнор, которого мы считали самым незначительным в нашей компании, вышел вперёд. Он спросил, согласится ли Непоследователь продемонстрировать своё мастерство ради нашего назидания.
Мужчина презрительно рассмеялся. На мгновение мы увидели, что он стал неразличим. Затем Зейнор без сознания лежал у его ног. На лице и руках Зейнора были следы множества ударов.
Пока Стейв говорил, огонь продолжал уменьшаться, сжимая свой свет до тех пор, пока Махдаут не ухватился во мраке за поддержку Линдена и Стейва, и только угли отражались, словно воспоминания, во взгляде бывшего Мастера.
Хотя мы и хвалились своей готовностью во всём, мы были удивлены. Но мы не были обескуражены, ибо понимали, что доблесть одинокого человека заключается в его невероятной быстроте, и верили, что сможем противостоять ему, будучи предупреждёнными. Трое из нас подошли и попросили ещё раз продемонстрировать его способности.
Его ответ был насмешкой. Вместо того чтобы терпеть постоянное оскорбление нашим присутствием, он поклялся, что победит всех нас вместе, тем самым научив нас достойному смирению .
Стейв замолчал, словно подыскивая слова. Когда он продолжил, в его тоне слышалось затаённое недоверие.
Избранные, нас было двадцать пять, и мы верили в свою силу. Мы не глумились в ответ, ибо считаем презрение прибежищем слабых. К тому же наш противник казался безумцем. И всё же он сразил Зейнора. Поэтому мы размышляли о том, как можно победить божественную стремительность, и стояли готовые.
Тем не менее, он прошёл среди нас, словно скошенная пшеница. Прежде чем последний из нас успел осознать изумление, двадцать пять
лежал на земле без сознания, весь избитый до потери сознания в течение, возможно, трех ударов сердца .
Махдаут вздохнула с грустью или неодобрением, но не перебила. Линден хотела возразить: Подождите-ка .
Все
из вас? Пять
сто
? Если бы кто-то другой сказал ей это, она бы не поверила. Однако она подавила свой шок ради Махдаута, равно как и ради Стейва.