Позади неё Инфелис настойчиво кричала: Всё это было ради этого! Чтобы предотвратить этот момент . В её голосе звенели страх и мольба. Сломленная или торжествующая в прошлом, ты не вернулась бы в Страну. Ты не владела бы сейчас белым золотом и Посохом Закона. И не приблизилась бы ты к крилю Лорика в Анделейне в сопровождении Призраков. Ты не поддалась бы ошибочной любви, чтобы привести к концу всё сущее!
Линден хотелось смеяться, как борона. Подъезжая ближе к цели, она насмешливо ответила: Тебя хоть немного беспокоит, что ты совершенно безумна?
Затем Хин повёл спутников Линден в расширяющийся круг Призраков. Там Линден спешилась. Под промокшими сапогами и грязными штанами, под сочной травой Холмов, она прижала к груди Посох Закона. Он был здесь: здесь был криль Лорика. – то, что позволит ей выдержать свою силу. А кольцо Ковенанта висело у неё под рубашкой. Гоночная машина Иеремии покоилась у неё в кармане. Она получила всё, что ей было нужно – кроме Мёртвых.
Криль глубоко вонзился в дерево: она не была уверена, что сможет его вытащить. И она помнила его жар. Она не была Ковенанткой, законной обладательницей белого золота, оцепеневшей от проказы: коснись она кинжала голой кожей, он мог обжечь её. Вместо этого она стояла перед ним, словно перед алтарём жертвоприношения Кэр-Каверала.
Лианд и остальные её друзья прибыли следом за ней. Только Стейв и Униженные спрыгнули на землю: остальные всадники застыли в своих Ранихинах, словно во сне, околдованные Призраками. Даже Гиганты, казалось, бродили, заворожённые, погруженные в тайны. Колдспрей и, возможно, Грюберн, казалось, боролись с изумлением, но их товарищи, не отрывая глаз от кружащихся Призраков, не просыпались.
Как и Лианд, Анеле и Рамен, Харроу оставался в седле на расстоянии от Линдена и криля. Бездонные дыры его глаз жадно всматривались в огненный самоцвет.
Паря, Инфелис опустилась на землю возле Линдена. Яркость криля затуманила её одежду, лишив её блеска. Её голос звучал почти по-человечески – почти раздраженно – когда она сказала: Я услышала тебя, Диковластница. Ты меня услышал? Мы стоим сейчас перед лицом последнего кризиса Земли. Если ты не отвернёшься, ты будешь сломлен. Твоё раскаяние превзойдёт твои силы .
Линден не ответила. Вместо этого она тихо заговорила с ожидающей ночью.
Я здесь. Время пришло. Ты знаешь, зачем я пришёл. Ты знаешь, что мне нужно сделать . Когда Ковенант вошёл в Анделейн без неё, его Мёртвые дали ему дары, чтобы помочь ему в его усилиях по спасению Земли. Линден, найди меня. Я не смогу помочь тебе, пока ты не найдёшь меня. Борона говорит, что это Банас Ниморам, и ты позвал меня сюда. Я ничего не могу спасти ни Иеремию, ни Землю, ни даже себя без тебя .
Вокруг неё и Призраков тьма, казалось, затаила дыхание. Борона бормотала тихие заклинания, ничего ей не значившие. Инфелис терзалась, словно была безутешна. Мечники беспокойно ёрзали в трансе, а Анеле мотал головой из стороны в сторону, настороженный и испуганный, словно затравленный. Звёзды замерли в своей величественной аллеманде.
Линден не могла знать, что её услышат. Но она не сомневалась. Во снах и через Анель Ковенант достучался до неё сквозь границы жизни и смерти. Она больше не допускала мысли, что могла ошибиться.
Затем ночь тихо вздохнула; и за Призраками из края долины показались две фигуры. Они были словно высечены в серебре, словно сотворённые из лунного света: они сияли фосфоресцирующим светом, словно более мягкое проявление серебристого пламени криля. Но они были одновременно более определёнными, чем лунный свет, и менее резкими, чем отголоски дикой магии, отражённые клинком. Хотя они шли чопорной походкой, они, казалось, парили над травой, словно клочья, такие же эфемерные, как сон, и такие же призрачные.
Линден их знал. Это были Сандер Грэвелер и Холлиан э-Бранд, родители Анеле.
Пройдя между благоговейными огнями, они остановились на полпути вниз по склону. Они казались странно властными и раскаявшимися, а их лунные глаза светились суровым состраданием. Сердце Линден забилось при виде их; но они не взглянули в её сторону и не произнесли ни слова. Вместо этого они смотрели на Анеле, словно сдерживая слёзы.
Должно быть, он чувствовал их присутствие. Он закрыл лицо руками. Но потом, похоже, обнаружил, что его пальцы и ладони слишком тонкие, слишком хрупкие, чтобы защитить его. Обхватив голову руками, он низко пригнулся к шее Храмы, словно ребёнок, надеющийся спрятаться от наказания.
Линден видел слёзы в глазах Холлиана и печаль в глазах Сандера. И всё же они манили сына, призывая его к себе с уверенностью монархов. При жизни их мужество, любовь и сила Земли заслужили им статус лордов.
Анеле не отреагировал на их безмолвный зов. Но Храма ответил. Словно и он, и его всадник были частью этой компании, ранихин понес Анеле к его Мертвецам.
Сандер, а затем Холлиан молча и серьёзно поклонились Храме. Жестами они пригласили ранихинов пройти между ними. Торжественные, словно кортеж, они повернулись, чтобы проводить Храму и Анеле прочь от криля Лорика, из долины. Линден почувствовала, как её сердце готово разорваться – тщетно, – когда Сандер и Холлиан ушли вместе с сыном. Но они ничего не сказали; и она тоже не смогла. На мгновение в ней прозвучал крик опустошения. Затем он снова окаменел.
Когда Сандер, Холлиан и их сын сгинули в огне, Линден потерял их из виду. Вместо них по склону спускался другой призрак.
Она тоже его знала и горевала по нему так же сильно.
Он был Гриммандом Хоннинскрейвом, Владыкой Самоцвета Старфэра. В неизмеримых мучениях он удерживал самадхи Шеол, чтобы Сандгоргон Ном мог убить его и растерзать Разрушителя. Тридцать пять веков спустя его лицо всё ещё исказила мука. При каждом движении он, казалось, ронял капли лунного света, словно кровь.
Он также остановился на полпути между Призраками и мёртвым обрубком жертвоприношения Кэр-Каверала. Он тоже молчал. И не удостоил Линден ни единого взгляда, несмотря на их дружбу. Его давняя боль создавала впечатление, что он боялся её, призывая Меченосца.
Они без колебаний повиновались, вложив оружие в ножны и устремившись к Мёртвому Великану. Вокруг оцепеневшего Хоннинскрейва они на мгновение замерли в молчании и благоговении. Затем они ушли с ним от Линден, оставив её перед выбором, без их поддержки, их силы, их смеха. Вместе они последовали за Хоннинскрейвом мимо Призраков, пока он и они не растворились в ночи.
Из друзей Линдена остались только Стейв, Лианд и Рамен.
Ты видишь это, Диковластник? прошипела Инфелис с настойчивостью змеи. Видишь? Это твои Мертвые. Их любовь к тебе не забыта. И всё же они избегают тебя. Они стараются уберечь своих потомков от опасности, которую ты им причинил. Если ты не послушаешь меня, послушай их .
Борона ответил на призыв Инфелис насмешкой, хотя и держался на расстоянии. Она Инфелис, презрительно сказал он Линдену, сюзерен среди Элохимов, слепая от самопочитания. И всё же в её пренебрежении есть проницательность. Вы тоже ослепли, леди . Его презрение превратилось в завуалированную мольбу. Есть Грязь Кевина в душе, как и в плоти. Земля была бы лучше услужена, если бы вы не отвергли имя, предназначение и жизнь Махдаута .
Линден, возможно, тогда бы дрогнула. Но она пришла сюда не ради Хоннинскрейва, Сандера и Холлиана. Кольцо Ковенанта висело нетронутым под её рубашкой, а гоночная машина Джеремайи лежала в кармане: она всё ещё ждала. Даже если бы у неё отняли всех друзей, она бы осталась стоять на месте, пока не появится Ковенант.
Сквозь зубы она повторила: Я здесь. Время пришло .
Ты мне нужен. Ты мне нужен сейчас.
Но если какой-либо призрак среди Холмов и услышал её, то это был не Томас Ковенант. Вместо этого десять суровых духов, словно по ветру, спустились в долину, и она увидела, что это были Харучаи, которых она знала: Кейл, Сир и Хергром, а также другие, сражавшиеся против Клэйва в Ревелстоуне. Узнав отца Эсмер, она закусила губу, чтобы сдержать стон. Несмотря на долгую преданность, он был избит до крови своими сородичами, потому что не смог устоять перед соблазнами мирных жён. Покинутый, он позже покинул Крепость Лорда, чтобы вновь отправиться на поиски Танцоров Моря. Он не мог забыть страсть и жестокость их сиренного соблазна. Донос его народа не оставил ему иного пути.
И вот он и его мертвое войско сурово вошли в долину, как будто пришли воздать судом за суд.
Они тоже остановились на склоне долины. И тоже молчали. С лунным светом в глазах и властными жестами они поманили к себе Обруча и Смиренных. Если они обращались к живым Харучаям, мысленно обращаясь к разуму, Линден ничего не чувствовал.
Но ни Став, ни Мастера не подчинились.
Мёртвые настаивали, прямо и бескомпромиссно. Яркость криля отражалась в глазах Стейва и в глазах Униженных, вторя сиянию Мёртвых. Однако ни один из Харучаев не покинул своего места с Линденом.
Стейв? выдохнула она. Чего они хотят? Что они говорят?
Стейв покачал головой. Он не отводил взгляда от Кайла, Сира и Хергрома. Эта ночь не таит в себе вражды сказал он словно про себя. Мёртвые не отвергают тебя и не противостоят тебе. Напротив, они стремятся освободить место. В Анделейне обитают другие духи, призраки, которых невозможно отрицать. Пока криль Лорика горит, их могущество требует покорности. Они придут, чтобы подтвердить необходимость свободы.
Непоследовательные и Элохим не чтят никакой силы, кроме своей собственной. Они остаются, потому что боятся за себя. Но они не осмеливаются спорить. Если они начнут борьбу, то будут изгнаны, несмотря на их магические способности. И они не смогут поколебать вас. Вы не питаете к ним любви. Поэтому вас невозможно сбить с толку .
Тихий голос Стейва, казалось, вывел Лианда и Рамен из навязанного им забытья. Они зашевелились, словно пробуждаясь; повернули головы и огляделись. Линден почувствовал, как их внимание обострилось. Махртиир поднял свою гарроту.
Через некоторое время Мёртвые Харучаи, похоже, смирились с отказом. Лицо Кейла лучилось печалью, но Сир и остальные неодобрительно нахмурились. В их движениях, когда они отступили, сквозил упрек.