Поверь себе , – сказал он Линден, когда ему вообще не следовало с ней разговаривать, ни при каких обстоятельствах. Он сказал: Тебе нужен Посох Закона и Сделай то, чего они не ожидают . Он даже обращался к её друзьям через Анель, хотя их имена и нужды терялись в трещинах его сознания. И он умолял её найти его.
Бросив вызов всем необходимым, поддерживающим существование Земли и Суши, он указал ей на невыразимую катастрофу своего воскрешения.
Он всё ещё не мог понять, что делают спутники Линдена. С момента его смерти он не видел ни единого просветлённого мгновения; но теперь люди пришли в движение по причинам, которые его озадачивали.
С криком Осквернитель! один из Харучаев бросился на неё. Одного удара кулака было достаточно, чтобы размозжить ей череп. Но другой Харучай, потерявший глаз, оказал сопротивление нападавшему, отбросив его шквалом ударов и контратак.
Двое оставшихся Харучаев также бросились на Линдена. Один споткнулся под натиском Рамена. С помощью Камнепада трое Раменов отбили у Харучая его атаку. А его сородича остановила Ранихин. Чалый жеребец ударил его в грудь, отчего тот упал навзничь.
Да! крикнул Кевин Ландвастер. Убейте её! Она заслуживает смерти!
Но громкий голос Берека Полурукого ответил: Стой! Сдержись, Харучай! Между Хранителем Времени и Избранными лежат дела, недоступные твоему пониманию. Тебе нет в них места!
Эта ночь священна добавил Дэмелон Друг Великанов тише. Ваша борьба неподобна. Существа, более могущественные, чем вы, не стали бы здесь состязаться .
Елена, возможно, плакала. Кэр-Каверал стоял в стороне, отстраняясь от её горя.
Возможно, из уважения к Лордам, а может быть, по каким-то своим собственным причинам, Харучаи прекратили свою борьбу.
Ковенант не понимал этого. Ему было бы проще объяснить, почему Призраки не вмешались. Харучаи были слишком человечны и необходимы, чтобы призвать силы, защищавшие Анделейн. Он всё ещё молчал. В его искалеченном предчувствии не было места ни для чего и ни для кого, кроме Линдена.
Она тоже двигалась, словно её освободила быстрая ярость Харучаи. Каждая черта её тела выражала агонию и протест, когда она шагала к нему. Вопиющая от боли, она словно встала на дыбы, подняв руку. Когда она ударила его, он был слишком растерян, чтобы пригнуть голову или защититься.
Будь ты проклят! закричала она, словно всхлипывая. Почему ты ничего не сказал? Ты мог бы мне сказать!
Кавинант в изумлении застыл, увидев забытое ощущение физической боли, когда Линден упала перед ним на колени. Она закрыла лицо руками, но не могла сдержать рыданий, вырывавшихся из глубины её сердца. Она почти кричала, словно её вырывали с корнем.
Он осознал её мучения. Но именно жгучая боль от её удара наконец заставила его сосредоточиться. Впервые после мучительной смерти и преображения он ощутил свежий бальзам воздуха Анделейна, освежённый и подчёркнутый тьмой, окутавшей Холмы. Это должно было бы облегчить его, но не принесло.
О, Линден , – тихо прошептал он. Боясь, что она отвергнет его прикосновение, он всё же попытался обнять её. Его движения были неловкими от бездействия, слабыми, почти онемевшими. И всё же он прижал её к груди. Мне вообще ничего не следовало говорить. В твоих снах. Через Анель. Риск был слишком велик. Но я боялся, что ты потеряешь надежду. Я не мог. Он проглотил намёк на гибель. Не мог просто бросить тебя.
Ты ничего плохого не сделал. Это моя вина. Я был слишком слаб .
Он имел в виду, что я слишком человечен. Даже живя в Арке. Я не мог смотреть, как ты страдаешь, и позволить тебе думать, что ты одинок.
Я бы избавил вас от расходов на то, что вы сделали, если бы знал как.
Что-то не так? резко спросила Инфелис. Ты бредишь, Хранитель Времени. Твоё преображение неискоренимое зло. Оно тебя погубило. Разве ты не видишь, что она уничтожила Землю?
Гнев и сила Земли сияли вокруг Элохим, словно она облачилась в одежды из разочарованных самоцветов. Даже в гневе она должна была быть прекрасна. Но всё, чем ещё владел Томас Ковенант, было сосредоточено на Линден: её измученное рыданиями тело в его объятиях; её волосы у его лица. Погруженный в её горе, он не обращал внимания на Инфелис.
Лорик Вильсиленер не стал этого делать. Успокойся, Элохим прорычал он. Вина за это если это вина лежит на тебе так же, как и на нём. Вы боитесь только за себя. Вам нет дела до Земли. И всё же здесь есть многое, что превосходит твоё самолюбие .
Нет! настойчиво возразил Кевин. Элохим говорит правду. Неужели я подвергся проклятию и ничему не научился? Она совершила Осквернение, превосходящее всякое понимание. Смиренные знают это, если Хранитель Времени нет. Избранная сама знает это .
Довольно, сын Лорика , – произнёс Берек властным голосом. Судьба жизни принадлежит тем, кто познал любовь и смерть. Не нам судить или осуждать. И Время остаётся с нами, как и с живыми. Создание миров не совершается в одно мгновение. Его нельзя мгновенно отменить. Многое должно произойти, прежде чем деяния Избранных принесут свои последние плоды .
Сжимая в руках Линдена, скованное горем и ужасом, Кавенант пытался справиться со всем, что потерял. Ему нужно было сохранить как можно больше, но оцепенение, подобное летаргии, мешало ему. Когда Кевин заговорил о проклятии и осквернении, фундаментальные плиты разума Кавенанта сдвинулись друг относительно друга. Его концентрация нарушилась: он словно выскользнул из настоящего. Он всё ещё держал Линдена; всё ещё видел, как Харучаи едва сдерживают своё желание нести смерть; всё ещё ощущал тревожные чувства Мёртвых Верховных Лордов. Рамен и Ранихин, Стоундауноры и один Харучай оставались готовыми защищать Линдена. В то же время, однако, он вспомнил.
Камнедробитель подошёл и встал позади Линден; мягко положил руки ей на плечи. Ах, Линден . Его голос содрогнулся. Не плачь так. Я мало что понимаю из того, что произошло. Но благородный дух поклялся, что время ещё у нас. Разве ты не слышишь его? Воистину, силы, собравшиеся здесь, способны на многое. А мы ещё не пытались искупить твоего сына. Во имя его.
Молодой человек сказал что-то ещё, но Ковенант не узнал его. Он вспоминал столкновение Кевина с Лордом Фаулом в Кирилле Трендоре, Сердце Грома . Части его сознания запечатлели первые мгновения Ритуала Осквернения, словно наложенные на Линдена и Анделейна.
Там отчаяние Кевина было столь же ярким, как светотень, мерцающая на бесчисленных гранях камня Кирила Трендора: его ненависть к себе; его желание наказать себя. Его опустошённая любовь и неудача возвысили гниющее свечение злобы Лорда Фаула. Если бы Ковенант действительно присутствовал в комнате, он попытался бы остановить Кевина. У него не было бы выбора: его собственный дух был бы разорван клыками глаз Лорда Фаула, расцарапан острыми ногтями отчаяния Кевина.
Но он не мог остаться и наблюдать за проведением Ритуала. Он уже видел это раньше и не мог контролировать образы, скользившие по линиям разлома внутри него. Одно вело к другому, но в неправильном направлении. Вместо того чтобы стать свидетелем кульминации самопредательства Кевина, он последовал за Лордом Фаулом назад во времени.
Пока Линден пыталась овладеть собой в его объятиях, а Стоундаун пытался успокоить или объединить её, Кавенант посетил короткие десятилетия, когда Презирающий скрывался среди Лордов Совета, принятый как а-Иерот, потому что никто из Лордов не мог назвать причин, по которым не доверял ему. Оттуда воспоминания Кавенанта невольно вернулись к тем многовековым временам, когда Лорд Фаул обитал в Нижней Земле, неизвестный Совету или любому из народов, предшествовавших Лордам; непризнанный никем, кроме Лесников, сохранивших усечённое сознание Единого Леса. В течение этой долгой эпохи Презирающий был стеснён Колоссом Падения и свирепой силой Лесников. Поэтому он скрывался даже от опустошителей, пока первый отход Интердикта не освободил их, чтобы исполнять его приказы. Вместо этого он взрастил других слуг среди извращенных обитателей равнины Сарангрейв и Великого болота, построил Ясли Фоула, создал свои армии и подготовил свои силы и неустанно искал самые полезные из проклятий, погребенных глубоко под горой Грома.
Но перед этим
Кавинант не мог остановиться, хотя горе Линден разрывало ему сердце, а ее спутники ждали, словно надеясь, что он предложит им какое-то спасительное откровение.
До этого Презирающий рассматривал Непоследующих, отвергая их, поскольку их теургия была слишком разобщена, чтобы служить ему. В столь отдалённых уголках Земли, куда даже великаны никогда не заглядывали, он погрузился в среду Демимагов Видика Амара, владевших условной магией; но обнаружил, что, когда он развращал их ради своей цели, они восставали друг против друга, унижая себя во имя Ненависти. Ранее он питал свою обиду в неистовой энергии Душегрыза, хотя они и не могли достичь его цели. Ещё раньше он провёл век неудач с хитрым народом, который однажды породит Касрейна из Круговерти. А до этого он пытался приблизиться к Червю Края Мира. Но Червь был создан не им. Он не мог пробудить его напрямую: он мог лишь нарушить его сон, повредив Единое Древо. И Хранитель Единого Древа был неуязвим для него.
Ковенант вспомнил источники разочарования Презирающего, корни его нарастающей, грозной ярости. Он узнал тайное отчаяние Презирающего, скрытое даже от него самого, и перенёс его на окружающих.
Линден резко оттолкнулась от Ковенанта. Он не мог остановить её или попытаться понять: он видел и чувствовал её лишь сквозь завесу прошлого Лорда Фаула. Её лицо было залито слезами, а грудь сотрясалась от усилий сдержать рыдания. Её мучения были такими же острыми, как у Кевина, и столь же мучительными. Но её страдания были ещё более жестокими, чем его. Она совершила своё Осквернение – и пережила его.
Сдерживая спазмы возобновившегося плача, она пыталась заговорить.
Всё, что тебе нужно было сделать. Всё, что тебе нужно было сделать. Просто сказать мне. Как найти Джереми . На мгновение она сжала кулаки и ударила ими себя по лицу. Тогда я бы не.