Линден Эйвери, я тебя почти не знаю. Тем не менее, я вижу, кем ты стал. Ты превзошёл целителя, который когда-то коснулся моего сердца, даруя надежду среди бесконечных страданий и скорби. Теперь ты превратил себя в Висельную Долину, чья почва бесплодна, пропитана яростью и взаимными обвинениями. Поэтому ты должен превзойти себя ещё раз, пока мир ждёт своей гибели. Если ты этого не сделаешь, горе всех живущих будет жестоким и кратким.
Ты смущён болью, причинённой твоими деяниями? Тогда загладь свою вину. Не думай, что ты пришёл к концу своего служения и исцеления. Женщина, пришедшая в мой лагерь, чтобы встретить смерть и дать бой, не позволила бы себе такого осквернения .
Линден слышала его, но не слушала. Висельная Долина хранила истины, неизвестные Береку и его потомкам. Гнев был лишь одним из аспектов того, что она познала во владениях Кайрроила Уайлдвуда и во время испытаний под Меленкурионом Скайвиром. Своим величием и могуществом древние Лорды увлекли её за пределы самой себя. Теперь она чувствовала себя призванной к Нарушителям Закона.
Елене, дочери Лены и Ковенанта, которая преодолела Закон Смерти, потому что доверилась боли Кевина, и которая, как и Линден, не прислушалась к предостережению Ранихинов.
Линден сама стала Нарушительницей Закона. И она не могла претендовать на искупительную тайну, которая побудила Кэр-Каверал нарушить Закон Жизни, чтобы дух Ковенанта остался у Арки Времени после того, как его тело будет убито, и чтобы Холлиан и её нерождённый сын смогли снова жить. Мёртвый Лесник Анделейна не понял бы Линден.
Теперь, когда Линден тоже проигнорировала Ранихин, и все ее решения обернулись катастрофой, понять ее могла только Елена.
Обойдя беспомощно распростертого Ковенанта и навязчивый свет криля, оставив свой Посох и кольцо Ковенанта без внимания на траве, Линден пересекла низину, чтобы приблизиться к последнему Форесталю и пораженному Верховному Лорду.
На каком-то уровне она чувствовала, как тень Берека наблюдает за ней. Она чувствовала, как он пытается понять состояние её души – или направление её мыслей. Но у неё не было на него внимания; и через мгновение он, казалось, вздохнул. Не успокоившись, он тоже исчез, следуя за своими потомками, словно она отпустила его.
В отсутствие этих возвышающихся духов – и Призраков, бежавших от великой несправедливости Линден, – её спутники начали выходить из состояния зачарованности и шока. Лианд и Рамен забеспокоились, охваченные тревогой. Униженные и даже Обруч смотрели вслед Линден, словно не одобряя её отказа признать Берека Полурукого или ответить ему. Борона жадно следила за Линден, в то время как Инфелис сбрасывала с себя скорбь, словно повреждённые драгоценности.
Но Линден и их проигнорировала. Двадцать шагов, а может, и больше, и она столкнулась лицом к лицу с Нарушителями Закона, которые вывели Ковенант из Времени, чтобы удовлетворить её самую насущную потребность.
Елена, казалось, не могла встретиться с ней взглядом. Сожаление и горе исказили лицо Верховного Лорда, пока она разглядывала траву у ног Линдена, пятна на его джинсах. Освещённые крилем, рваные волосы обрамляли измученное лицо Елены, её неприкрытое отвращение к себе.
В любой другой момент Линден, возможно, промолчала бы из сочувствия. Елена была дочерью Кавинанта. Хотя бы из простой доброты, Линден постаралась бы проявить к призраку столько же внимания, сколько к Джоан.
Но Роджер также был ребёнком Ковенанта. Линден не терпела Елену. Она не могла позволить себе относиться к недостаткам Елены снисходительнее, чем к своим собственным. Линден совершила абсолютное преступление. Только категоричные ответы были бы достаточны.
Берек был прав насчёт неё: она стала чем-то вроде Висельной Долины. Скорбь, которую она испытывала по Кевину Ландвостеру, была подобна скорби Кайрроила Уайлдвуда по его деревьям – и по его будущему. Она осталась с ней, но её подразумеваемая уязвимость уже растворилась в земле, опустошённой смертью. Подобно бывшему Лесничему Гарротинга, она была потрясена масштабом собственной несостоятельности. Но её ярость была неподвластна ему, и винить было некого. Она была слишком полна отчаяния, чтобы думать о слабости Елены.
Возможно, Елена поняла, какой дар Берек, Дэмелон и Лорик преподнесли Кевину. Её душа, избегая взгляда Линдена, словно жаждала прощения. В ней надежда смешивалась с острым страхом быть отвергнутой.
Но Линден зашёл слишком далеко, чтобы утешить Елену, разделяя надежду и отчаяние. Дочь Кавинанта нуждалась в его утешении, а не в утешении Линдена.
Тихим, напряжённым и горьким голосом она потребовала: Перестань жалеть себя . Она обращалась не только к горю Елены, но и к самой себе. Это ни к чему не приведёт. Ты и так достаточно настрадалась. Скажи мне, что теперь делать .
Скажи мне, как перенести то, что я сделал.
Ей нужен был ответ. Но, видимо, она, как и сама Елена, недооценила Мёртвых. Возможно, в ином обличье Елена когда-то помогала Ковенанту, но теперь ей нечего было предложить. Вместо этого её черты исказились отголоском отчаяния Линдена. Подняв лицо к обречённым звёздам, она издала вопль отчаяния: суровый крик женщины, чьё измученное сердце было отвергнуто.
Затем она на мгновение вспыхнула в свете криля и исчезла, следуя за далекими предками ее Высочества из долины, из ночи.
Со дна низины друзья Линден смотрели на неё так, словно она поразила их сердца. Горе Инфелис было сравнимо с негодованием Униженных.
Елена! настойчиво крикнула Линден. Вернись! Ты мне нужна! Но её мольба замерла, тоскливая, среди тёмных деревьев, не найдя ответа.
Вместо этого Каэр-Каверал встретил ее со строгостью и негодованием, выраженными в каждой черте его призрачного облика.
Ты судишь сурово, Диковладелец. Сам Опустошитель земель обрёл утешение. Неужели твоё сердце не испытывает сострадания к Елене, дочери Лены, чья дерзость и безрассудство заставили её посвятить себя служению Презирающему?
Чёрт возьми, возразил Линден, не дрогнув, не в этом дело. Сострадание никого из нас не спасёт . Спасать оставалось только Иеремию. Кто-то должен сказать мне, что делать .
Лесник Мертвого Леса скрестил руки на груди, держа скипетр на сгибе локтя, словно запрещая ей. Прекрати свои протесты . Он отбросил все порывы и эмоции, которые могли бы напоминать милосердие. Они бесполезны. У нас нет для тебя совета .
Линден била кулаками по вискам. Она бы вцепилась в Каэр-Каверал, будь он чем-то большим, чем просто эйдолоном. Тогда скажи, почему ты мне не помогаешь. Когда Ковенант был здесь, ты дал ему всё , советы и тщету, а также местонахождение Единого Древа. Лесной и Мертвые Ковенанта подготовили каждый шаг его пути к смерти и триумфу. Почему же тебя тогда не волновала необходимость свободы ? Он же Томас Ковенант. Он бы нашёл выход и без тебя. Я просто заблудился.
Почему Ты оставил меня?
Кэр-Каверал сердито посмотрел на неё, отбрасывая напоминания о своей погибшей песне. Многое изменилось с тех пор, как Неверующий последний раз ходил среди живых. Ты воистину покинута Мёртвыми, как и Создателем Земли. Да и как может быть иначе, если все твои деяния ведут к гибели?
Затем он произнёс: Однако, с жалостью , – хотя в его голосе не было ни капли жалости, – я замечу, что Неверующий вошёл в Анделейн один, ибо ни один товарищ не осмелился встать рядом с ним. У него не было ни чувства здоровья, ни Посоха Закона. Ранихин не предостерегали его. Он знал лишь любовь и сострадание. Поэтому его нужда была больше твоей. По этой причине ему были дарованы дары.
Но Мёртвые не повлияли ни на один из его выборов. Он не пришёл за руководством. И не просил помощи. Поистине, он не шёл по пути, который не определил бы для себя сам, или который ты не определил бы для него.
У тебя есть товарищи, Избранный, которые не дрогнули в служении тебе. Если тебе нужен совет, обратись к ним. У них нет знаний, которыми ты не поделился бы, но их сердца не охвачены тьмой .
Внезапно Кэр-Каверал разжал руки, сжав скипетр в кулаке. Вращая вокруг себя сучковатую древесину, словно призывая музыку, мелодию, молчавшую тысячелетиями, он удалился из ночи, оставив Линдена одного на склоне долины.
За ней деревья Анделейн казались хтоническими в свете криля. Позади неё возвышался обугленный пень прежней жизни Форестала, сам криль, распростертое беспамятство Томаса Ковенанта. Противоречивые тревоги и страсти её спутников действовали ей на нервы, словно обвинения или мольбы. А среди них, на траве, лежали Посох Закона и дикое золотое кольцо Ковенанта, словно эти инструменты власти служили осью, вокруг которой вращались судьбы миров.
На мгновение Линден захотелось просто уйти. Она уже делала нечто подобное в Анделейне, когда её страх перед Заветом или перед ним воздвиг стену между ними. Она могла шагнуть во тьму и попытаться затеряться среди ласковых складок Холмов. Их рощи, зелёные лужайки и красота могли бы смягчить её чувство вины своей снисходительной благодатью, успокоить её измученное сердце. Она могла бы идти и идти, пока от неё ничего не останется, и бремя неисполнимых нужд Земли не ляжет на плечи кого-то другого.
Но сделать это означало бы покинуть Иеремию, как была оставлена она сама. И её друзья заслуживали от неё большего. После того, что она с ним сделала, Ковенант заслуживал большего.
Несколько дней назад Манетралл Мартир сказал ей: В этом и заключалась ошибка Кевина Ландвастера, да, и великого Келенбрабанала тоже . Когда вся надежда угасла, они прислушались к советам отчаяния. Продолжай они бороться, бросая вызов своей судьбе, могло бы произойти непредвиденное чудо.
Линден больше не верила в непредвиденные чудеса. Они были прерогативой Ковенанта, и она искалечила его. Тем не менее, она повернулась спиной к окружающей тьме и медленно пошла вниз, чтобы присоединиться к своим друзьям и Ранихинам, Смиренным, Инфелис и Харроу.
Никто из них не присутствовал при бессознательном состоянии Ковенанта, хотя Смиренные стояли на страже у него. Они были осторожны с ним; сдерживаемые благоговением или страхом, что могут непреднамеренно навредить ему. Тем не менее, все, наблюдавшие за Линден, понимали слишком много: она это видела. Для тех, кто заботился о ней, то, что она сделала, было иктусом в их сердцах. Лианд и Рамен не обладали провокационными знаниями Харроу, охватывающим Землю сознанием Инфелис, общими воспоминаниями Харучаев. Никто из ее друзей или ее противников не мог сравниться со странной и исключительной проницательностью Ранихинов. Но все они были одарены чувством здоровья; проницательностью. Заявление Элохим о том, что Линден призвал уничтожение Земли, могло показаться абстрактным Лианд и Рамен; даже Смиренным и Обручу. И все же они знали, что стали свидетелями необратимой катастрофы; что она оправдала каждое предупреждение, исполнила каждое страшное пророчество