Когда твои дела придут к краху, как и должно быть
У тебя есть способность творить ужасы.
Откуда Харроу и даже Вайлс знали, насколько жестоко она подведет своих любимых?
Но Линден не позволила себе спрятать голову, приближаясь к крилю и безжизненному телу Ковенанта. Она не собиралась скрывать своё роковое сердце за завесой стыда. Если она действительно пробудила Червя Конца Света, она собиралась понести за это столько же, сколько сможет вынести её плоть.
Бхапа и Пахни не смотрели ей в глаза. Видимо, не могли. Пахни прижалась к Лианду, пряча потрясение и ужас у него на плече. Бхапа смотрел на траву у своих ног, словно опасаясь, что взгляд Линдена доведёт его до слёз. Но повязка на лице Махритира была слишком обыденной, чтобы скрыть свирепость его взгляда.
Стейв вновь обрёл бесстрастность. Возможно, он никогда её и не терял. Его позиция выражала вопрос, а не отрицание. Но Смирённые не были столь сдержанны. За привычной осанкой и готовностью они, казалось, дрожали от силы нетерпения сразить её.
Завет велел им выбрать её. Но они, похоже, не собирались его слушать.
Вокруг Униженных ранихины оставались бдительными и осторожными, готовыми снова защитить Линдена. Когда Линден приблизился, Хин тихонько заржал. Крик кобылы звучал печально и смиренно, словно она винила себя. Несмотря на то, что сделала Линден, лошади хранили верность. Возможно, они всё ещё доверяли ей. Если они и считали Инфелис или Борон важными для судьбы Земли – или для своих собственных нужд – то не показывали этого.
Однако из всех друзей Линден только Лианд посмотрел на нее и заговорил.
Всякое намёк на молодое достоинство, которое он демонстрировал в других случаях, исчезло. Величие его предков Стоундаунора покинуло его. Он убрал свой Солнечный камень обратно в мешочек и больше не тянулся за ним. Линден никогда не видел его таким маленьким и таким несчастным. Черные, как вороново крыло, брови выдавали его неуверенность.
Она ждала, что он попросит объяснений, оправданий. Чёрт возьми, она почти ожидала, что он её накажет. Он и все остальные заслужили это право. Но он этого не сделал.
Вместо этого он спросил, хриплым от сочувствия: Не исцелишь ли ты его? Он беспомощно указал на Ковенанта. Линден, боль воплощения терзает его. Он не может сдержать величие своего духа. Есть ещё болезнь, которую я не понимаю, хотя она кажется ничтожной по сравнению с его израненным разумом.
Посох Закона лежит там . Лианд указал на деревянное древко, окованное железом и покрытое рунами. Неужели ты не даруешь ему благословение его пламени? Он страдал так, что я даже представить себе не могу . В его тоне не было ни капли обвинения. Неужели ты не облегчишь его участь?
Линден покачала головой. Она была слишком полна отчаяния, чтобы колебаться. И первый шок от ужаса прошёл. К ней начала возвращаться способность осознавать свои поступки.
Не думаешь ли ты, прямо спросила она Лианда, что я уже причинила достаточно зла?
Ковенант не был защищён никакой силой, способной оттолкнуть её прикосновение. Но она не могла повлиять на состояние его разума – его духа – не войдя в него своим чувством здоровья. Не овладев им. Давным-давно она совершала подобные поступки: теперь она знала, что это были нарушения, столь же тяжкие, как любое изнасилование. Кроме того, она не могла предвидеть последствия любых изменений, которые она могла бы внести в усечённую трансцендентность Ковенанта. Годы опыта научили её, что любое сознание, не исцеляющееся само по себе, может быть навсегда испорчено. И на этот счёт ранихины достаточно ясно её предупредили. Они показали ей вероятный исход, если она навяжет свою волю Ковенанту. Или Иеремии.
Некоторые виды зла невозможно было использовать для достижения каких-либо целей, кроме собственных. Манипулирование состоянием Кавенант ради собственной выгоды сделало бы её не лучше мерзкого суккуба, пировавшего на шее Иеремии. Возможно, некий упрямый инстинкт спасения позволил бы Кавенанту найти путь в лабиринте своего изломанного сознания. Линден же не смог.
Лианд поморщился от её ответа: от самих слов или от их резкого звучания в буйной ночи. Пахни подавила стон, прижавшись к его плечу. Гневное молчание Махритира создавало впечатление, будто он подбирает аргументы, чтобы убедить её.
Но Линден прошла мимо них, словно отвыкла от любого простого или прямого сострадания. Она не предприняла никаких попыток вернуть свой Посох или кольцо Завета. Ей было достаточно сломанной игрушки Иеремии в кармане: пулевое отверстие и небольшие прорехи на рубашке – всё это было достаточно. Не обращая внимания на мрачную враждебность Униженных, она пошла к Инфелис.
Теперь, когда кризис сил Линдена миновал, отголоски дикой магии криля Лорика не затмевали сияния Элохимов. Инфелис стояла перед Линденом, словно средоточие красоты и ужасающей надменности. Её расшитое одеяние, обвивающее её тело, напоминало плач, сотканный из драгоценных камней и взаимных упреков.
Махдаут сказал Линдену, что надежда кроется в противоречии. Давным-давно Ковенант говорил то же самое. До него это говорил Верховный Лорд Морам.
Но Махдаут впал в безумие и погиб из-за Линдена; и Ковенант лежал разбитый на траве. Линден никогда не знал Морама.
Без предисловий она сказала: Мёртвые ушли . Она не сомневалась, что Сандер и Холлиан уже простились со своим безмерно осиротевшим сыном; что Гримманд Хоннинскрейв покинул Меченосец, чтобы обдумать всё, что они потеряли. И Ковенант не может мне помочь. Я причинила ему слишком много боли . Знания Харроу, плод его долгих трудов и жадности, не шли ни в какое сравнение с бессмертным сознанием Элохим. Остаётся только ты.
Скажите, как найти моего сына .
Харроу утверждал, что Инфеличе не станет или не сможет этого сделать.
Дикий резко ответил Элохим, словно выговор. Ты сам спросил, недостаточно ли причинённого тобой вреда. Неужели ты усугубишь разрушение безумием? Твой сын мерзость. Его дела отвратительны. Разве первый Полурукий не говорил, что ты должен снова превзойти себя? Он хотел сказать, что ты должен отказаться от этой безумной жажды сына .
Линден снова покачала головой. Слова Инфелис проскользнули мимо неё, словно тени, пустые и лишенные эмоций. Никакие упреки не могли тронуть её, пока она оставалась глуха к отчаянию.
И она не захотела верить толкованию Элохимами настойчивости Верховного Лорда Берека.
Тогда скажи мне сказала она, как будто Инфелис ничего не говорила, как остановить Червя .
Остановить Червя? голос женщины почти дрогнул. Неужели вы воображаете, что такому существу можно помешать или остановить каким-либо образом? Ваше невежество столь же велико, как и ваши проступки .
За спиной Линден Харроу тихонько усмехнулся, но она не услышала в этом звуке никакого веселья.
Так объясните мне это потребовала она. Излечите моё невежество. Почему такое существо вообще существует? Для чего оно нужно? С чего Создатель решил, что Червь Конца Света хорошая идея? Неужели он хотел убить своё собственное творение? Неужели всё это , вся жизнь и время, было лишь жестоким экспериментом, чтобы посмотреть, сколько времени нам потребуется, чтобы всё сделать неправильно?
Дурак! возразила Инфелис. Она нетерпеливо отмахнулась от вопроса Линдена. Как иначе Создатель мог создать живой мир? Ты назвал себя целителем. Как ты не можешь понять, что жизнь невозможна без смерти?
Её голос сплетал среди деревьев клубок печали и отвращения. От самой маленькой травинки до самого дикого сандгоргона или скурджа – всё живое способно жить лишь потому, что несёт в себе семена собственной гибели. Если бы живые существа не увядали и не погибали, они бы вскоре вытеснили всю остальную жизнь, время и надежду. По этой причине каждое живое существо стареет и умирает. И если его жизнь длинна, то его способность к продолжению рода укорачивается .
Пока Элохим говорили, друзья Линден встали у нее за спиной, оставив одного Бхапу наблюдать за Заветом с Униженными; но ни она, ни Инфелис не обратили на них внимания.
Творец, несомненно, мог бы без труда поместить в Свод Времени столько земель и небес, сколько пожелал. Но он не мог представить себе живой мир, который не содержал бы в себе средств к собственной смерти .
Инфелис резко взглянула в сторону Бороны, и её гнев усилился. Там этот вопиющий Непоследователь раскрывает всю глупость своей жадности. Обладая силой Земли и дикой магией, он воображает, что сможет уничтожить Червя, тем самым обеспечив существование Земли. Но уничтожение Червя уничтожит всё живое. Такой силе невозможно противостоять, не вызвав абсолютного хаоса. Пока существует Земля, Червь необходим. Борона мечтает о славе, но добьётся лишь уничтожения .
Борона рассмеялась от души, звучно и глубоко, совершенно безрадостно. Вы меня не понимаете, Элохим , – ответил он. Таково было ваше отношение к Непоследующему на протяжении многих веков. Я не ваш Дикаря, погрязший в невежестве и недоброжелательстве. У меня есть иные желания, намерения, которые превзойдут ваше самолюбие .
Линден не интересовала вражда между Непоследующими и Элохимами: ей это было ни к чему. Однако прежде чем она успела вмешаться, Стейв повысил голос и спросил Инфелис: Как же так получилось, что Элохимы не знают смерти? Почему ты избавлена от надежды и участи всей остальной жизни? Я не вижу в тебе никаких заслуг, которые могли бы одобрить твою свободу от смертности .
Ребяческий тварь! тут же огрызнулась Инфелис. Как ты смеешь? Элохимы не терпят оскорблений от таких, как ты .
Однако взгляд на Линдена заставил Инфелис утихомирить звенящий вихрь своего гнева. По-видимому, Линден имел некую власть над сюзереном Элохимом; влияние или значение этого влияния Линден не понимал.
С подчеркнутой сдержанностью Инфелис объяснила: Элохимы не участвуют в смерти, потому что наше предназначение бессмертно. Мы не размножаемся, не меняемся и не умираем, потому что были созданы, чтобы быть управителями Червя.
Иногда мы вмешивались в опасности, угрожавшие жизни на Земле или внутри неё, но это не наша главная цель. Скорее, наш Вюрд требует от нас сохранять сон Червя. Пойми, Диковластник, что у нас нет силы, способной навязать сон. Вместо этого наша задача умиротворять и успокаивать. Так по самой своей природе мы служим всем низшим проявлениям жизни.