Клайм, чёрный на фоне более мягких оттенков минералов и песчаника, стоял на вершине холма, в нескольких шагах к северу. С дальней стороны каньона Бранл смотрел на юг.
Галт остановил Джереми на самой высокой точке хребта. Теперь он повернул мальчика лицом к Линдену. Когда Линден и Стейв тоже остановились, Железнорукий и Ледяное Сердце Грюберн появились позади них. Очерченный сиянием Солнечного Камня Лианда, Ковенант медленно поднимался вверх, резко контрастируя с более лёгкими и уверенными шагами слепого Мартириара. Вскоре Лианд и Пахни достигнут подножия подъёма.
Ладно, сказала себе Линден. Время пришло .
Расположившись так, чтобы тень головы Иеремии защищала ее глаза от пронзительного серебряного света криля, она оперлась на посох и обдумала свои варианты.
Давным-давно – и без помощи своего Посоха – она проникла глубоко в глубины Ковенанта, несмотря на его органическое сопротивление восприятию. Однажды она вызвала высвобождение силы из его кольца. В другой раз она вошла в него, чтобы освободить от козней Элохимов. И не раз она доходила до крайности, пытаясь овладеть им. Напуганная его готовностью рисковать собой, она пыталась остановить его.
Она могла бы попробовать нечто подобное для Джеремии. В Затерянной Бездне она видела, как кроэль сделал свой разум и жизнь неразрывно связанными с разумом и жизнью её сына. Она не могла просто разделить их. Но были и другие возможности. Без сомнения, кроэль будет сражаться с ней. Однако, имея в руках лучший в Стране инструмент Земной Силы и Закона, она могла бы пробить защиту существа. По одной тонкой нейронной нити за раз, она могла бы разорвать или искоренить зловещий клубок хватки кроэля. И если бы ей удалось это сделать – если бы ей удалось сделать это, не причиняя вреда, не оскверняя и даже не касаясь сознания Джеремии.
Ранихин предостерегали ее от овладения собственным сыном.
Галт без колебаний перерезал бы ей горло. Криль рассек бы магию кроэля так же легко, как обычную плоть.
Она могла потерпеть неудачу. Задача была бы столь же сложной, как её попытки защитить Ревелстоун от Камня Иллеарта, находящегося в руках Демондимов. В то же время, она потребовала бы гораздо большей деликатности. Ей потребовалась бы почти божественная точность и осторожность. Одна ошибка, любая ошибка, могла бы повредить ядро сознания Иеремии на всю оставшуюся жизнь.
И кроэль может оказаться слишком силён для неё. Она сомневалась в этом: здесь ничто не мешало ей пользоваться чувством здоровья и силой Земли. Однако глубокая болезненность природы монстра могла оказаться сильнее, чем она могла вынести. Он ранил бы её так же глубоко, как и Солнечный Погибель, но сделал бы это намеренно. Пока она тянулась к Иеремии, кроэль мог бы проникнуть в неё.
Если бы чудовище было способно обладать двумя разными разумами одновременно, оно могло бы попытаться управлять ею, а также Иеремией.
Галт этого не допустит. Лианд и Ковенант нет.
И хотя ее первые усилия не принесли облегчения Иеремии, у нее все еще было кольцо Ковенанта.
В Затерянной Бездне Эсмер сказала, что только белое золото может противостоять Той, Кого Нельзя Называть. Неужели дикая магия способна сокрушить магию кроэля? С помощью грубой силы Линден, возможно, сумеет добиться того, чего не смогли тонкость и точность.
Хорошо. Позади неё Лианд и Пахни достигли гипсового хребта. Оркрест озарял своим всепрощающим светом дряблую фигуру и лохматые щёки Джеремии. Он очеловечил ил, очерчивавший его взгляд. Линден снова убедилась, что гоночная машина Джеремии лежит у неё в кармане, такая же двусмысленная, как руны. Затем, сжав посох до боли в костяшках пальцев, она приготовилась исследовать природу власти кроэля над её сыном.
Обратите внимание пробормотала она, ни к кому конкретно не обращаясь. Я не знаю, во что ввязываюсь. Попробую отпустить эту штуку. Если получится, всё может произойти быстро . Кроэль найдёт себе другого хозяина или начнёт защищаться каким-то другим способом. А если не получится, мне, возможно, понадобится помощь, чтобы освободиться .
Неожиданно Иеремия поднял голову. Несмотря на пустоту в глазах, он произнёс с едким сарказмом. Делай всё, что можешь . Сарказм или испуг. Или всё, что можешь, если думаешь, что это поможет. Ты даже не умеешь читать эти руны. Когда дело касается власти, ты как ребёнок, играющий с кострами. Ты слишком невежественен, чтобы сделать что-то, кроме как убить собственного сына. Если ты этого хочешь .
Ой, перестань нетерпеливо ответил Линден. Ты забыл, когда в последний раз пытался со мной бороться? Ты уже забыл, как тебе было страшно? Ты сделал всё, что мог, а я всё ещё здесь .
Извергая из своего посоха васильковый огонь, словно орифламму, Линден Эвери Избранная бросилась в самую суть порабощенного разума Джереми.
Войти в него оказалось проще, чем она себе представляла. Кроэль не мог противостоять этому специфическому проявлению силы Земли и чувства здоровья – или не хотел ей противостоять. А естественные барьеры Джеремии были слишком слабы, чтобы противостоять ей. В мгновение ока она оказалась в месте, похожем на кладбище в сумерках, в сумерках настолько тусклых и зернистых, что, возможно, никогда не видевших полного солнечного света; в месте, усеянном неухоженными памятниками павшей армии.
Окутанные серостью, словно воздух был наполнен тонким полуночным порошком, извивающиеся могильные холмы раскинулись во всех направлениях, насколько хватало её чувств. Сначала она не понимала их и не знала, где находится. Сумерки были всепроникающими и бездонными, словно у угасающего света не было источника. Ни одна звезда не сияла над головой. Чёрное небо было непроницаемым, таким же пустым, как крышка гробницы. Ничто не шевелило воздух – ни холод, ни жар, ни узнавание. Ничто не росло, не источало запаха и не подсказывало жизни. Несмотря на тусклое освещение, здесь не было ничего, кроме бесчисленного нагромождения могил: погребённых останков множества полностью уничтоженных.
Ошеломлённая и внезапно испуганная, Линден расширила границы своих чувств. Она изо всех сил упиралась в плоский свод небес, вонзала проницательность в землю; стремилась облегчить безграничную утрату мрака.
Постепенно она начала видеть.
Сначала она лишь осознала, что крышка или небо – это нечто большее, чем она изначально предполагала. Какая-то тяжесть или сила действовала там, удерживая её, запечатывая. На границе своего чувства здоровья она ощутила присутствие тёмной решимости.
Движимая страхом, она надавила сильнее.
Да: решимость. Сосредоточив своё восприятие, она ощутила или услышала его горькую силу и злобу; его ненависть; его зверскую мощь. Это была паутина, одновременно запутанная и тетическая, последовательная; преднамеренная в своей спутанной путанице. Она плотно окутывала небо, словно исключая любую возможность того, что крышка поднимется. Но она покрывала не только небеса. Настроив свои нервы на тон и гудение его яростных теургий, она увидела, что она полностью окружает обширный ландшафт могил. Она извивалась далеко под её ногами, как и высоко над головой, склеп магии, из которого не могли вырваться ни жизнь, ни смерть.
И оно было тёплым: таким же тёплым, как сила отвращения, которую Иеремия использовал, когда Роджер и кроэль заманили её в прошлое Земли. Тёплым и зловещим.
Она нерешительно рискнула втянуть в сумерки огонь своего Посоха. Но её пламя было невидимо. Оно казалось таким же бессильным, как предсмертные вздохи.
И всё же она чувствовала их присутствие, различала их своим чувством здоровья. Видимо, её сила не могла отогнать сумрак. Тем не менее, он был здесь. Она могла им воспользоваться.
Вспомнив видения лошадиного царства и величайшую заботу, она направила свою силу, чтобы осторожно дернуть одну сжатую нить паутины.
Он отреагировал мгновенно. Из этого самого места ударила молния.
Яркое и непристойное сияние освещало переполненные могилы от горизонта до горизонта. Линден инстинктивно отпрянул, и сумерки сомкнулись над ландшафтом, словно раскат беззвучного грома, слишком громкий, чтобы его мог уловить слух смертного.
Но взрыв не задел Линдена. Вместо этого он ударил в могилу, примерно в дюжине шагов от него. Сразу же холмик бесплодной земли забурлил. На мгновение он словно забурлил и закипел, словно сила молнии размягчила землю. Затем холмик рассыпался клочьями, когда что-то под ним попыталось освободиться.
О, Боже! Что-то живое.
Рука, высунутая из земли. Правая рука, полукисть. Указательный и средний пальцы отсутствуют.
Земля была отброшена в сторону. Комья земли сползли с холмика. Пыль кружилась в воздухе, сгущая мрак. Напрягая силы, чья-то голова пробилась в поле зрения.
Голова Иеремии.
Потрясённая и парализованная, Линден наблюдала, как её сын с трудом выбирается из грязи: сначала голову и одну руку, затем другую руку и грудь. Когда он смог опереться руками по обе стороны от себя, он поднялся с неистовыми усилиями, отбрасывая комья земли.
Он был голым. И целым, невредимым, не тронутым пулями. Наконец, встав, неуверенно покачиваясь, с всё ещё зарытыми в землю икрами и ступнями, он бросил на неё взгляд, подобный плачу.
Его глаза сохранили цвет старой грязи. Но они были ясными. И осмысленными. Казалось, он видел её так же ясно, как она его.
На мгновение его челюсть задвигалась, словно он забыл, как говорить. Затем он сказал: Мама , голосом, похожим на шелест пыли. Помоги мне .
Линден понял тогда, что никогда не принадлежал Презирающему. Ни один слуга Лорда Фаула не стал бы молить.
Но прежде чем она успела ответить, он начал трещать и увядать. Неосязаемые дуновения пронизывали его, словно он был столь же бесплотен, как туман, столь же бесполезен. Пока она боролась с собой, пытаясь позвать или броситься вперёд, Джеремайя медленно растворялся, словно изгнанный призрак.
Вскоре он полностью растворился, став таким же сумеречным и вечно несветящим, как поглотивший его воздух.
Когда последний остаток его мольбы испарился, земля на его могиле снова сомкнулась, покрыв его. Вскоре не осталось и следа того, что он когда-либо восставал из жизни или смерти.