Они зашли в тупик. Прямо перед ними выступ камня, похожий на плоскость сланца, выше, чем один великан, стоящий на плечах другого, преграждал путь. Он тянулся от мрачной громады ближайшего холма до обрыва всего в двух шагах слева от Ковенанта. Скрытые от заходящего солнца, он и Смиренные были окутаны тенями и мраком. Но за барьером, с юго-востока, в тусклый предвечерний свет, криво изгибались скалы и утесы, словно сжатые костяшки пальцев. Они возвышались выше, чем он помнил. В дальнем конце он мельком увидел зазубренный край, где обрушение Яслей Фоула разорвало оконечность мыса, отправив бесчисленные тысячи тонн гранита, обсидиана и малахита в ненасытную жадность Солнца. А далеко внизу.
Его словно пронзил удар молнии. Проклятие!
Далеко внизу, одним лишь поворотом и падением с обрыва, море больше не грохотало о основание скалы. Когда он впервые взглянул вниз, горячо вцепившись в седло, он не увидел никаких бурунов. Казалось, весь океан исчез, оставив лишь скользкие скалы, расколотые менгиры и острые, как ножи, валуны, словно обломки оползней, выставленные напоказ. Среди них рифы, словно хребты калек, переплетали просторы. Серая вода лежала в лужах, дрожавших от медленного стука неуловимых сердец, словно даже соль и мельчайшие морские существа понимали страх. Клочья клоакальной грязи, казалось, дрожали в предвкушении, отдавая запахом древней смерти и гниения. Поверх и вокруг хаоса камней и рифов раскинулись пряди водорослей, словно они уже умирали.
Но когда Кавинант поднял глаза и взглянул дальше, он увидел, как Санберс отступает. Примерно в полулиге от скалы волны всё ещё обрушивались на океанское дно. Но они отступали. Отступали драматично. С каждым падением и возвращением они отступали, словно их засасывало. Словно их поглощали глубины мира.
Слабее, на расстоянии, они звучали уязвимо, тоскливо, как жалоба.
Инстинктивно Ковенант всё понял. Голова у него закружилась, и головокружение оказалось проницательным учителем.
Где-то в десятках или сотнях лиг от берега произошел толчок, подобный расколу земной коры, и началось цунами.
Всадники остановились на ровной каменной площадке, словно на небольшой поляне между непроходимым холмом и роковым обрывом. Там стоял конь, широко расставив ноги, жадно хватая ртом воздух. Впереди и позади зверя, тревожно двигаясь, мотали головами и топали копытами Мхорним и Найбан.
Неужели они ошиблись с выбором пути к своей цели? Возможно ли это вообще?
Стиснув зубы в тщетной попытке сохранить голос ровным, Ковенант потребовал: Мы заблудились? Не можем. Ранихины не теряются .
Верный Господь, нас там нет непреклонно ответил Бранл. Наш путь лежит там он указал на скалу позади Ковенанта.
Ковенант повернулся на сиденье и посмотрел туда, куда указывал Бранл.
Мастер был прав. Примерно в дюжине шагов позади Клайма и Морним в каменной стене появилась трещина: путь в лабиринт Разрушенных Холмов. Ранихины знали, что он там. И они могли пройти по лабиринту: Ковенант был в этом уверен. Они могли перемещаться во времени внутри цезур. И всё же они прошли мимо него.
Они наверняка сделали это намеренно.
Боясь ответа, он спросил: Я не понимаю. Почему мы не двигаемся?
Его лошадь была измотана. Но он всё ещё мог ходить.
Владыка, без выражения ответил Клайм, Мхорним и Найбан решили остановиться здесь. Мы не Рамен. Мы не понимаем мыслей Ранихин. Но мы размышляем.
Возможно, мы приближаемся к цели. А может, и нет. Мы не ощущаем ни твоего бывшего супруга, который нам неизвестен, ни мерзкого турия Херема, с которым мы хорошо знакомы. Они лежат за пределами наших чувств. Однако мы не можем измерить осведомлённость Разрушителя. Возможно, слуга Порчи замечает наше приближение. Возможно, твой бывший супруг тоже.
Кроме того Клайм на мгновение замялся, мы полагаем, что ощутили воздействие дикой магии. В этом мы не уверены. Ощущение слишком отдалённое для ясности. Тем не менее, оно предполагает, что мы приближаемся к твоему бывшему партнёру. По этой причине мы заключаем, что турия Херем и его жертва действительно знают о нас Смиренный кивнул в сторону Ковенанта, или о криле Высокого Лорда Лорика .
Поэтому, ваш повелитель, мы предполагаем, что ранихины опасаются засады. В Разрушенных Холмах мы в любой момент можем быть подвержены нападению скеста .
Но мы здесь в ловушке возразил Ковенант. Если бы скест хлынул из этой расщелины в Холмы, он, Смирённые и лошади оказались бы зажаты сланцевой баррикадой. Им некуда было бы бежать и не было бы места для защиты.
Владыка, произнёс Клайм, повторяю, мы лишь строим догадки. Мы не рамены. Но мы полагаем, что, возможно, ранихины ждут Свирепого, воплощения вашего союза .
Отсутствие интонаций в его речи, по-видимому, означало, что он считал слова существ, скрывающихся за чужой спиной, бесполезными.
Адское пламя! Ковенант даже не пытался скрыть своего разочарования. Что нам делать в это время? Просто стоять здесь? Моя лошадь сейчас упадёт. Удивляюсь, что она ещё не сдохла.
Я бесполезен против скеста .
Даже с кинжалом Лорика он мог сражаться только с одним существом одновременно. И если хоть капля или брызг кислоты коснётся его.
Ты счёл Свирепых честными, ур-Лорд, заметил Бранл. Тебя никто не принуждал к союзу с ними. Ты решил довериться им, не обращая внимания на непрекращающуюся злобу этого затаившегося .
Я знаю это, подумал Ковенант. Я знал, что это риск .
Но прежде чем он успел что-то ответить, Бранл напрягся: едва заметное усиление.
Скесты приближаются к нам объявил Мастер. Они близко . Через мгновение он добавил: Похоже, у них нет прямого пути. Они следуют указам лабиринта. Его запутанность задерживает их. Тем не менее, они идут .
Проклятие! Извиваясь на сиденье, Кавинант посмотрел мимо Клайма в поисках признаков Свирепого. Но, конечно же, чувства Униженных распознали бы тварей затаившегося прежде, чем Кавинант их заметил. Он мельком взглянул на склон холма рядом с собой, но не увидел там никакой надежды. Его внешний склон был слишком крутым и слишком гладким. Со временем Бранл и Клайм, возможно, сумеют взобраться на него. Кавинант не смог.
Морщась, он взглянул вниз, вниз по склону, пытаясь представить себе спуск. Если он бросит ранихинов, у них, возможно, будет время сбежать.
Затем его охватило головокружение, словно удар в живот. Он резко отвёл взгляд.
Скажите что-нибудь пропыхтел он, обращаясь к своим товарищам. Скажите мне, что делать. Скажите, что мы будем делать .
Они были Харучаями. С его точки зрения, ни один Харучай никогда его не подводил. Даже когда Баннор отказался сопровождать его в ясли Фаула.
Клайм начал твердо, как скала: Мы будем доверять.
Возможно, он имел в виду Ранихинов, или Феросов, или самого Ковенанта, но Ковенант больше ничего не слышал. Сквозь ткань, прикрывавшую криль, он ощутил внезапную волну тепла.
Жанна! Он инстинктивно вздрогнул. Всё его тело пыталось увернуться от кинжала.
Прошло мгновение, прежде чем он понял, что прилив жара оказался не таким уж сильным, как он ожидал. Он мог бы его вытерпеть.
Чёрт возьми. Неужели она просто не знала, в чём цель? Неужели она была слишком сломлена, чтобы сосредоточить свою силу, раз не чувствовала его прикосновения к крилю? Или она слабела?.
Его собственные вопросы отвлекали его. Прошло мгновение, прежде чем он почувствовал ползание по чувствительным участкам кожи; роящихся насекомых; блуд. Что-то, способное укусить и ужалить, было на его голове, под одеждой, в ботинках.
Без всякого предупреждения, выше и за пределами сланцевого барьера произошел взрыв.
Падение было сравнительно незначительным, всего лишь вспышка дикой магии и хаоса шириной не более пяти шагов. И оно не затронуло Ковенанта и его спутников. Оно тут же начало крениться прочь, прогрызая на запад камень и время, в хаос Разрушенных Холмов. Тем не менее, оно было разрушительным, как ураган в субстанции мира. Века и тысячелетия накладывались друг на друга и крошились, пока скала не взорвалась, разорванная на части мгновенной мигренью собственной медленной жизни. Осколки и обломки разлетелись во все стороны, словно шрапнель, режущие, как ножи, смертельные, как пули.
Возможно, они поразили Ковенанта, пронзили его, разорвали насквозь. Возможно, они убили Униженного, Ранихина и коня. Но он их не чувствовал. Едва взглянув на дикий калейдоскоп событий, он потерял внутреннюю опору и поскользнулся.
О, Боже! Не сейчас! Не сейчас!
в обрывочные остатки его воспоминаний.
После этого он стоял там, где когда-то Риджек Томе держал вершину мыса, и наблюдал, как время течет вспять, постепенно разрушая семь тысяч лет руин.
Века стирались в мгновения. Мгновения были веками. Сначала он видел лишь тяжеловесное скопление, когда гора щебня восстанавливала свою собственную эрозию под неустанным давлением моря. Песок собирался в камни. Камни теряли свою гладкость, затачивали свои края. Рифы таяли вокруг них. Но воспоминания были также быстры, так же быстры, как мысль: они могли стать быстрее его способности осмыслить их. Обломки росли в объеме. В то же время их площадь сокращалась, когда валуны размером с дома, особняки, храмы громоздились друг на друга. Огромная масса морской воды рухнула, словно извержение в обратном направлении, в то время как расколотые камни выставляли свои головы и плечи над поверхностью волн.
Сначала по одному, а затем мощным рывком камни устремились вверх, чтобы занять свои прежние места на мысе.
В реальности, в которой он больше не жил, Ковенант наблюдал за паникой своего скакуна. Ужас вернул ему последние остатки сил. Он чувствовал, как тот рванулся к краю обрыва, увлекая его за собой. Но он не мог отреагировать. Ему было всё равно. Его дух жил в другом месте.
Вместо того чтобы бояться за свою жизнь, или тянуть поводья коня, или звать на помощь, он наблюдал, как оторванный кончик мыса, а затем ясли Фоула восстанавливались вокруг него.
За считанные мгновения вырытое жилище Презирающего было завершено, огромно, безупречно и пусто, безупречно и бесполезно во всех деталях, за исключением зазубренных челюстей, которые образовывали трон Лорда Фаула.