Этот выбор уже сделали за неё. Поступить так было бы ещё хуже.
Не мертв для жизни и использования
Едва держась на ногах, Томас Ковенант стоял на остывшем течении реки Хоташ-Слей на мысе, или границе мыса, где когда-то на юго-востоке правили Ясли Фоула. За ним, у скал по обе стороны, бушевали после цунами бурные моря. Он слышал их шум, оглушительный гул и грохот, словно бешеное биение сердца океана. Но сквозь угрюмые сумерки безрассветного дня он едва различал извержения, брызги и отступления вздымающихся волн. Солнца не было. Звёзды, отчётливые, как убийства, гасли.
Это было следствием пробуждения Червя, как и его воскрешения. Это возвещало о гибели мира. Теперь каждая смерть пронзала его. Смерть Жанны ощущалась ему, как нож в груди. Убив её, он ранил себя.
Ему нужна была Линден. Он не знал, как пережить то, во что он превратился без неё.
Но он не мог до неё добраться. Она была слишком далеко, а он был слишком тяжело ранен. Осколок камня на краю Разрушенных Холмов заживил старую рану на лбу: обвинение подтвердилось во время его столкновения с Джоан. Кровь всё ещё сочилась из засохшей корки вокруг глаз и стекала по щекам. Падение на камни и кораллы сильно повредило ему рёбра. Некоторые из них были треснуты или сломаны. Осколки боли разрывали каждый вдох. Его джинсы и футболка были разорваны. Сетка из разорванной плоти и ещё больше крови покрывали его руки, грудь и ноги.
Жар криля, должно быть, обжёг ему руки, его укороченные пальцы. Но, по крайней мере, этого он не почувствовал. Проказа скрывала его менее серьёзные раны.
Для сравнения, Смиренные были почти целы. Их тоже задели обломки камней. На шее Брана сбоку виднелся порез. На руках и тунике Клайма виднелись дыры, ушибы и небольшие раны. Но они не разделили с Кавинантом его падение на морское дно и не почувствовали удара Джоан. И они были Харучаи. Они смогут продолжить путь.
Теперь они, казалось, ждали какого-то знака, что обречённое солнце взойдет или что постепенное угасание звёзд прекратится. Но, возможно, они ждали ранихинов. Если они позволяли себе что-то столь же человеческое, как молитва, то, возможно, молились о том, чтобы Мхорним и Найбан пережили цунами.
Без ездовых животных Ковенант и искалеченные Мастера больше ничего не могли сделать для защиты Земли. Разрушенные Холмы представляли собой непроницаемую баррикаду, кишащую скелетами, без хозяев и непредсказуемыми. А расстояние между ним и Линденом было непреодолимым: десятки лиг.
Его потребность в ней была всего лишь еще одной раной, которую невозможно было залечить.
Мрак рассеивался, пока не стал похож на середину вечера или на последний проблесок перед восходом солнца. Но светлее не становилось. Казалось, весь свет исходил от чётких, но находящихся под угрозой звёзд. Это был их плач.
Червь приближался, и Ковенант понятия не имел, что делать. Свет камня криля погас. В нём не осталось дикой магии. Чтобы просто удержаться на ногах, требовались все его оставшиеся силы. Он носил кольцо Джоан во имя недостижимой мечты.
О, ему нужна была Линден. Ему нужно было всё с ней исправить, прежде чем наступит конец.
Эти стремления были обречены, как звёзды. У Элохим не было никакой надежды спастись от неутолимого голода Червя.
Время, возможно, и прошло, но он этого не замечал. Он не замечал, что всё ещё истекает кровью. Уколы сломанных рёбер при дыхании напоминали о том, что он жив; но он не обращал на это внимания. Он не думал ни о чём, кроме Джоан, звёзд и Линдена.
Давным-давно он поклялся больше не убивать. Теперь он был отрёкся от клятвы, как и во многих других отношениях.
Наконец Бранл заговорил: Верный господин, мы не можем оставаться такими, какие мы есть . Верный, как могила, он нёс криль Лорика, облачённый в остатки одежды Анеле. Мы пожертвуем своими жизнями напрасно. Если скест не нападёт на нас, лишения и ваши раны принесут нам смерть. Мы не должны больше медлить.
Если судить о продвижении Червя по судьбе звёзд, то пройдёт ещё несколько дней, прежде чем время и жизнь угаснут. Пока они существуют, воссоединение с вашими товарищами – и с Посохом Закона – ещё возможно. По этой причине мы должны покинуть Найбана и Мхорнима. Мы должны признать их гибель. На их место мы должны призвать других Ранихинов.
После паузы минутного колебания? он добавил: И вы должны согласиться ехать верхом. Мы не можем надеяться на ваше выздоровление без помощи Посоха .
Завет хотел сказать нет . Он хотел сказать никогда . Он не мог больше нарушать обещаний. Но слова ускользнули от него. Вместо этого колени подогнулись, и он осел на камень. Какая-то другая часть его прохрипела: Вот ещё одна переделка, в которую ты меня втянул .
Он не осознавал, что сказал это вслух, пока не попытался рассмеяться. Грудь болела так, что смех был слишком силён.
Неверующий? в голосе Клайма слышались нотки гнева. Он и Бранл последовали за Ковенантом в затруднительное положение. Они спасли его, когда он заблудился. Ты обвиняешь нас? Эти трудности не наша вина .
Какое-то время Ковенант не мог понять, о чём говорит Клайм. Затем ему удалось сказать: А, ты . Он отмахнулся от этой мысли. Я не тебя имел в виду . Возможно, ему следовало бы возложить вину на Создателя, но он этого не сделал. Я имел в виду Пенопоклонника. Это всё его вина.
Если бы он не настоял на том, чтобы сохранить мне жизнь. Сделал невозможное возможным. Рассмеялся бы в лицо Презирающему. Он всегда был Чистым, даже если сам так не считал. Никого из нас не было бы здесь без него .
Даже Червь не стал бы этого делать. Ковенант умер бы за десятилетия или тысячелетия до того, как Линден впервые встретил его.
Время было лентой Мёбиуса. Каждое следствие замыкалось само на себя. Каждое если вело к то , которое, в свою очередь, переопределяло если . Но его человеческий разум не мог постичь причинно-следственную связь в таких терминах.
Смиренные смотрели на него, словно он что-то бормотал. Их лица хранили тайны. Попытайся поверить в свою чистоту. Кто сказал ему это? Как и его сердце, его разум отказывал. Он не мог вспомнить. Потом вспомнил. Это был один из джехерринов; одно из существ, которые помогли ему после того, как он отверг их молитву о спасении.
Владыка, наконец произнёс Бранл. Твои раны подрывают твои мысли. Последователь Пены Солёного Сердца не может быть привлечён к ответственности за деяния Порчи .
Озадаченный упрощением подобных рассуждений, Ковенант попытался покачать головой. Вместо этого сумерки, казалось, дрогнули, словно растворяясь; словно сама реальность пришла в движение. Дело не в этом . Дело было в том, что у Харучаев не было чувства юмора. Дело в том, что я не собираюсь ехать на Ранихине . Пенный Последователь не умел бы смеяться, если бы не был так открыт и честен в своём горе. Я дал обещание . Клятву. Обещания важны. Ты знаешь это не хуже меня .
Да, подтвердил Клайм. Мы Смиренные, поклявшиеся служить вам. Мы понимаем данные клятвы. Но ваша противоречит нашей. Если вы не поедете в путь, ваша смерть неизбежна. Мы этого не допустим, пока выбор остаётся за нами .
Они вступили в соглашение ради Завета.
Разве ты не понимаешь всей тяжестью своего положения? Ты так ослаблен, что твоя клятва не может быть исполнена. Скоро ты потеряешь сознание. Тогда мы призовём ранихинов и унесём тебя. Ты ничего не сможешь сделать, чтобы этому помешать. Так в чём же вред твоего согласия?
Разве вы не позволили Мхорниму и Найбану вытащить вас с пути цунами? Разве их помощь не нарушила ваше слово?
Ты не понимаешь. Ковенант был слишком слаб для этого аргумента. Он не мог объясниться с Униженными. Клайм и Бранл несли его, а ранихины – нет. Лошади лишь помогли Мастерам помочь ему.
Ранихины всегда помогали ему разными способами, но делали они это потому, что он не ездил верхом.
Ему нужна была Линден. Хотя бы ради неё он должен был попросить у неё прощения. Выразить свою любовь. Признаться в грехах. Как ещё он сможет забыть бывшую жену? Тем не менее, он не мог смотреть ей в глаза. Не ценой ещё одного нарушенного обещания.
Протянув вперед половину руки, он пробормотал: Дай мне криль .
Смиренные выглядели неуверенно в сверхъестественных сумерках. Бранл, возможно, приподнял бровь. Клайм, возможно, нахмурился. Но, похоже, они не смогли придумать причину для отказа. Через мгновение Бранл вложил кинжал Лорика в руку Ковенанта.
Дрожа, словно ноша была ему не по плечу, Кавинант уронил старую ткань: последнее наследие Анеле. Теперь оно ему было ни к чему. Криль остыл. Он на мгновение приподнял кованый металл, взглянул на неподвижный камень. Затем он поднял руку и стянул через голову цепочку с кольцом Джоан.
Ты знаешь, почему свет погас. Джоан была здесь единственной законной обладательницей белого золота. Единственной, у кого было кольцо, принадлежавшее ей. Сила криля исчезла вместе с ней.
Но я всё ещё имею право на её кольцо. Я женился на ней с ним Пока смерть не разлучит нас А я нечто большее . Он стал таким в аду Гибельного Огня и в апофеозе своей смерти от дикой магии от рук Лорда Фаула. Я – белое золото . Как ещё он смог преобразовать силу Джоан, используя её для исцеления разума – и отразить злобу Турии Рейвер? Так сказал Морам. Может, я и не законный владелец этого кольца, но я всё ещё могу им пользоваться .
Дрожа, он надел кольцо Джоан на цепочке на мизинец левой руки. Оно застряло у оставшейся костяшки, но он не стал его натягивать. Он не собирался носить его долго.
Со всей возможной осторожностью он сжал обеими руками рукоять криля. Затем, внезапно охваченный отчаянием, он ударил лезвием по камню под собой.
Кинжал был острым лишь тогда, когда его оживляли возможности дикой магии. Не имея света, он был тупым. Он не мог пронзить застывшую лаву.
Но это произошло. Когда он ударил, масштаб его потребности и фундаментальные принципы его натуры вызвали в камне знакомое сияние: знакомое и абсолютное, столь же необходимое, как дыхание и кровь. Оно засияло в его глазах, словно новая далёкая звезда. Заточенный силой клинок вонзился внутрь, словно камень – во влажную грязь.