Она тут же схватила Стейва и вздернула его в воздух. Он приземлился на крышу, словно невесомый, как пыль.
Затем настала очередь Джеремии. Он затаил дыхание, пока Блантфист поднимал его и клал рядом с Клейвом.
Босыми ногами он ощущал, как сурово бремя Гигантов. Поверхность крыши напоминала разбросанные щебни. Она двигалась под ним, когда он двигался. Женщины были всего в нескольких минутах от полного изнеможения. Крыша всё ещё могла обрушиться внутрь. И был ещё один камень.
Если бы Колдспрей и Блантфист смогли поднять этот предмет. Если бы Стейв смог справиться с этим в одиночку, несмотря на свои раны.
Все реальности основывались на одном маленьком слове.
Подожди прохрипел Джеремайя. Мы движемся так быстро, как только можем .
Он был уверен только в себе. Храм был построен правильно: именно таким, каким и должен был быть. Когда замковый камень встанет на своё место, всё сооружение обретёт надёжность. Даже отдохнувшие великаны, возможно, не смогут его разрушить.
Камень не был костью: он не мог его сплавить. Тем не менее, в формах была сила: правильные формы, правильные материалы, правильная посадка. Правильные слова. Правильный талант. Даже правильная сила Земли. Такие вещи могли изменить мир.
Молясь, Джеремайя наблюдал за Стейвом на краю крыши. Колдспрей и Блантфисту придётся сделать больше, чем просто поднять последний камень. Им придётся держать его над головами для Харучаев. Если ему придётся тянуться за ним – если он не сможет присесть под ним – даже его огромной силы будет недостаточно.
Стоная, словно женщины, чьи сердца вот-вот разорвутся, Железнорукий и Хейлхоул Тупокулачник напряглись. В отчаянии они почти бросили свою ношу на Стейва.
Джеремайя не понимал, как Стейв заразился. Он не знал, почему кости Стейва не сломались; почему мышцы и сердце Стейва не разорвались. Бывший Мастер не дышал. У него не было пульса. Казалось, судорога остановила его жизнь.
Крыша, где он стоял, накренилась. Камни по обе стороны от него смертельно закачались. Великаны застонали в отчаянии.
Он стоял прямо, но не двигался. Казалось, он не может удержаться на ногах. Каждый внезапный порыв ветра угрожал его равновесию.
Затем Колдспрей и Блантфист вернулись в храм, чтобы помочь товарищам. Вместе они укрепили крышу.
Медленно, словно думая, что сможет прожить вечно без воздуха и крови, Стейв отвернулся от края. Он сделал один неуклюжий шаг к дыре в центре крыши. Затем ещё один.
И еще один, поднимающийся по склону камней.
Сердце его по-прежнему не билось. Он не дышал.
Чувство, похожее на ужас, охватило Иеремию. Он двинулся к Харучаю. Он не мог помочь Стейву нести камень, но мог направлять его. Он положил руки на камень так крепко, как только мог. Прикосновением он заставил Стейва слегка повернуть его: сместиться на несколько дюймов, чтобы камень занял своё место.
Стейв, казалось, не смотрел на свою цель. Его глаз казался незрячим. Ничто в нём не реагировало на давление рук Джеремайи: ничто, кроме ног. На следующем шаге он слегка изменил свою неустойчивую стойку, чтобы соответствовать желанию Джеремайи.
С медлительностью заторможенного времени, вынужденный одно мгновение останавливаться ради другого, он опустился на колени. Разрывая части, он вытянул руки. Превозмогая свои силы, он бросил на место своё сокровище – малахит.
Почти тем же движением он оттолкнулся. С колен он упал на спину. Беззвучно, словно во сне, он скатился по скату крыши и свалился за край.
Толчок от удара о землю запустил его сердце. Он снова начал дышать. С тихим, но никем не услышанным, хрипом он с трудом набрал в лёгкие воздух.
Иеремия не видел его. Внезапно Избранный сын лишился чувств и согнулся, словно его сердце остановилось.
Но он потерял сознание лишь на мгновение. Затем он резко поднял голову, словно пловец, слишком долго пробывший под водой.
Крыша под ним казалась такой же прочной, как скала, нависающая на юго-востоке. Она казалась случайным камнем, слишком тяжёлым, чтобы висеть в воздухе; но это было не так. Она стала чем-то большим. Тонкие нити и небольшие отложения малахита скрепляли крышу и стены, словно они стали единым целым. Скрытая зелень превратилась теперь в сеть теургии, способную выдержать удары, способные разрушить дом.
И всё здание гудело от силы. Оно посылало по ветрам зов, пронзительный трепет, в сумерки и наступающую тьму.
Они сделали это – Джайентс , Стейв и сам Джеремайя. Каким-то образом они оправдали веру Линдена в них.
Но он не знал, сколько его товарищей выжило.
И он так и сделал. Как только он направил своё чувство здоровья дальше, он нашёл Посоха. Харучай лежал ничком в грязи. Дыхание едва поднималось из его груди. Сердце билось с перебоями. Тем не менее, он выжил.
За исключением Кейблдарма, женщины были не в худшем состоянии, чем Стейв. Райм Колдспрей, Циррус Киндвинд и ещё трое успели выбраться из храма, прежде чем рухнули. Теперь они лежали на земле, словно инвалиды на последней стадии изнурительной болезни.
Сражённые их усилиями, оставшиеся Меченосцы лежали, словно обломки, на полу конструкции. Рядом были Ледяное Сердце Грюберн и Ониксовый Каменный Маг. Их изнеможение напоминало изнеможение Холодного Брызга и Доброго Ветра. Джеремайя всё ещё надеялся, что они поправятся. Но положение Кейблдарм было тяжелее. Она потеряла слишком много крови. Он понятия не имел, сколько ещё её сердце сможет поддерживать биение.
И всё же ей это удалось. Вся компания добилась успеха. Конструкция была завершена. Она была точной. В каком-то смысле она жила. Это достижение имело значение. Возможно, оно стоило так же дорого, как и поражение, но всё же это была победа.
Иеремия хотел услышать хвалебную песнь. Он должен был сам спеть её, но не знал как.
Не осознавая, что спешит, он вскочил на ноги, подошел к краю крыши и спрыгнул на землю рядом со Стейвом. Мы сделали это сказал он Харучаю. Ты сделал это . Затем он побежал за угол к передней части здания.
Там он объявил Меченосцу: Вы сделали это. Все вы сделали это. Вы были восхитительны!
Железнорукая повернула голову. Она была слишком слаба, чтобы поднять её. Бледным шёпотом она спросила: Элохимы придут?
Иеремия поднял взгляд, наткнувшись на сильный порыв ветра, и огляделся вокруг. Усеянная кратерами, каменистая равнина уходила в темноту. Она казалась безжизненной, как пустошь. На востоке тьма продолжала сгущаться, затмевая неестественный день, даже опустошённые небеса. Но до полной темноты оставалось ещё несколько часов.
Не волнуйся ответил он Колдспрею. Они придут. Им придётся .
Они не могли отказаться, не переставая быть самими собой.
Его предназначение для нас мерзость, более отвратительная, чем наша погибель в пасти Червя. Но это не самое страшное зло.
Инфелис верила, что Лорд Фаул воспользуется дарами Иеремии, чтобы создать тюрьму для Создателя. Вечный конец Творения тьма, способная омрачить сердце любого существа. Уже по этой причине у её народа не было выбора. Пока они живы, они предпримут последнюю попытку остановить Иеремию.
Но эта перспектива его не пугала. Он предвкушал её. Инфелис думала, что знает его. Но она ошибалась.
Тогда, Избранный сын, пробормотал Колдспрей, прошу тебя принести воды. Кейблдарм должна напиться. Вода может облегчить её страдания .
Конечно . Джеремайя быстро огляделся в поисках бурдюков. Всем великанам нужно было пить. Стейву тоже. Джеремайя тоже хотел пить. Но Кейблдарм. Я сейчас вернусь .
К счастью, последний поход Доброго Ветра к далёкому источнику или ручью принёс семь полных бурдюков с водой: столько, сколько она смогла унести. Несколько уже опустели, но Джеремайя нашёл три, которые всё ещё были полны. Используя силу своего наследства, он взял два. Один он оставил в пределах досягаемости Холодного Спрея. Другой он отнёс в храм.
Он не хотел смотреть на Кейблдарм. Её раны всё ещё кровоточили, несмотря на самодельные жгуты и бинты. Её дух превратился в тлеющие угли. Мысль о том, что эти искры могут погаснуть, сжимала ему сердце.
Но он не мог одновременно поднять её голову и удержать бурдюк. Она была слишком большой для него, слишком тяжёлой. После минутного колебания он опустился на колени рядом с Фростхартом Грюберном и легонько подтолкнул её.
Ты мне нужна. Пожалуйста. Кейблдарм умирает. У меня есть вода, но я недостаточно силён, чтобы помочь ей напиться .
Сдавленно застонав, Грюберн попыталась поднять голову. Глаза её открылись, но сначала она, казалось, ничего не видела. Затем её взгляд сосредоточился на бурдюке. Снова застонав, она выбросила руку. Её ладонь нащупала бурдюк. Она подтянула его к себе.
Пока она пила, Джеремайя настаивал: Кейблдарм это нужно. Ты меня слышала? Она умирает .
Грюберн устало кивнула. Сделав несколько глотков, она подперла себя локтями и заставила себя подняться на колени. Там она замерла, пытаясь вспомнить о силе, равновесии или хотя бы решимости.
Избранный сын . Её голос был хриплым и измученным. Устоит ли твоё здание?
Джеремайя был слишком взволнован, чтобы ответить. Кейблдарм взмолился он. Воды . Грюберн сама поймёт правду, когда её разум прояснится. Я принесу ещё один бурдюк .
В спешке он покинул конструкцию.
Снаружи он увидел, что Колдспрей сумела сесть и напиться. Однако, несмотря на свою хрупкость, она была скупа на собственные потребности. Два глотка, три – не больше. Затем она начала будить своих товарищей.
Иеремия позволил себе быстро отпить воды из третьего меха, прежде чем отнести его в храм.
Он нашёл Грюберна и Стоунмейджа рядом с Кейблдармом. Грюберн поддерживал голову и плечи Кейблдарма, а Стоунмейдж поднёс бурдюк с водой к его рту.
Грюберн подняла взгляд, когда он вошёл. Благодарим тебя, Избранный сын хрипло проговорила она. Кейблдарм погибнет или нет. В основном, выбор за ней. На данный момент этого должно хватить . Дёрнув головой, Грюберн указала на бурдюк с водой, который держал Джеремайя. Помоги нашим товарищам .