От долгого сидения у стены его мышцы одеревенели. Он чувствовал себя сборищем разрозненных деталей, принимая криль. Но он к этому привык. И драгоценный камень оружия Лорика ровно сиял, отражая присутствие белого золота. С помощью его магии он уже достиг того, что считал невозможным. Почему бы не достичь большего?
Держа кинжал за обмотанную рукоять, он вывел своих спутников из укрытия храма.
Снаружи он обнаружил, что ночь почти поглотила равнину. За пределами досягаемости драгоценного камня криля лежала лишь чернота. Резкие порывы ветра, казалось, обрушивались на него со всех сторон одновременно. Пронизывающий холод воздуха предвещал ещё более холодные дни. Он надеялся на луну, но она не взошла – или же её окутывало мрак из-за отсутствия солнца.
Здесь даже его притуплённые чувства ощущали ярость, бушующую на северо-востоке: скорчившийся вид бури, свирепой, как хищник, и абсолютной, как уголь. Он хотел спросить, далеко ли она и как быстро движется, но слова застряли у него в горле.
Это Червь, ур-Владыка произнёс Бранл, словно читая мысли. Но он за много-много лиг отсюда. И ярость его появления превосходит самого Червя. Это не неизбежно .
Ковенант заставил себя дышать. Через мгновение он наконец спросил: Сколько у нас времени?
Смиренный посмотрел на Става. Между ними повисло молчание. Затем Бранл сказал: Если он не поторопится, то нападёт на эти края только завтра, возможно, через несколько часов после рассвета .
Низким рычанием Железная Рука подтвердила предположение Брана. Вне всякого сомнения, затаившийся и порождения Демондима совершили чудеса, которые от них требовались .
Сила и сумятица ветров поразили Ковенанта, словно головокружение. Покачиваясь, словно корабль с пробоиной в неровном шторме, он двинулся к телу Лонгврата.
Его сопровождали двое Харучаев, а за ними шёл Свордмэйннир. Гиганты Кейблдарм поддерживали её, хотя её разум блуждал где-то на грани между сознанием и бредом. Возможно, они надеялись, что огонь прижжёт её внутреннее кровотечение.
Наконец Ковенант заметил Иеремию. Мальчик снова забрался на крышу храма. Смутно очерченный в темноте, он стоял там, словно грубое сооружение было сторожевой башней. Он беспокойно оглядывал равнину от горизонта до горизонта, выискивая хоть какой-то признак возвращения матери.
Ковенант испытывал острую боль за мальчика, но не позволял себе остановиться. Ветра хлестали его по лицу. Они налетали то с одной, то с другой стороны, словно пытаясь оттолкнуть его от цели. Червь был сгустком апокалипсиса: он гнал перед собой хаос, словно ударную волну. Он продолжал двигаться, чтобы не вернуться к ожиданию Линдена.
Лостсон Лонгврэф лежал там, где упал, обугленный и безжизненный: тёмная фигура, словно предзнаменование, распростертая на окутанной мраком земле. Рядом с обречённым гейсом Меченосцем Ковенант остановился. Слишком много жизней уже потеряно. Без сомнения, Червь оставил после себя десятки или сотни тысяч смертей, возможно, миллионы, и бойня только начиналась. Элохимы будут не единственными жертвами стремления Лорда Фаула к свободе; его навязчивого отрицания собственного отчаяния. Как всегда, Невзгоды усеяли мир жертвами.
Ковенант должен был сделать то, что мог.
Пока он крепче сжимал онемевшую руку на криле, Райм Холодный Брызг сказал: Минутку, Хранитель Времени. Один вопрос ещё предстоит решить. Он касается фламберга Лонгрэта . Она указала на длинный меч с волнообразным лезвием, лежавший рядом с обожжёнными пальцами мужчины. Кажется, он приобрёл его по велению своего завета, а значит, и Элохимов, хотя мы не видели в нём чёткого предназначения. Теперь же он предстаёт в изменённом свете. Харроу сказал о нём, что он был выкован теургией, чтобы быть мощным против Песчаных Горгонов. Его могущество угасла от неиспользования, сообщил он нам. Но эти чудовища пришли напасть на Землю, а нас слишком мало, и мы измотаны, чтобы противостоять им. Поэтому я надеюсь, что сила клинка не совсем ослабла.
Если это оружие сохраняет хоть какую-то силу, кто-то из нас должен владеть им .
Верное замечание, подумал Ковенант. Что бы ни случилось, защитникам Земли понадобится всё мыслимое оружие. Но пока великаны переглядывались и хмурились, взвешивая варианты, Бранл заговорил.
Владыке криль понадобится, а у меня нет меча. Клинок великана слишком длинный для моих рук, но его вес не превышает ни моей силы, ни моего мастерства.
Харучаи всегда избегали оружия. Тем не менее, оружие нам необходимо. Если наш народ не решит переосмыслить своё служение, они сделают свои жизни бесполезными в последнем кризисе. Кулаков и ног достаточно, чтобы противостоять пещерным тварям, но они не причинят вреда песчаным тварям и не помешают скурджам.
Стоя над фламбергом, он наблюдал за реакцией женщин.
Помедлив, Железнорукий спросил: Хранитель Времени? Казалось, она не хотела позволять человеку, не являющемуся великаном, завладеть единственным наследием Лонгврэта. Она винила своих предков за наложенные Лонгврэтом гии. Обязанность Меченосца попытаться искупить вину.
Но Ковенант был уверен. Почему бы и нет? ответил он. Так или иначе, нам всем приходится переосмысливать свои представления о служении. Именно это делает Линден. Стейв сделал это давным-давно. Теперь то же самое делает и Бранл. Почему бы не позволить ему продолжать?
Холодный спрей дал своим товарищам возможность возразить. Некоторые из них нахмурились, отвернулись, неловко переминались с ноги на ногу, но никто не возразил Ковенанту.
Наконец их предводитель кивнул. Да будет так. Бранл из Харучаев, прими фламберг Лостсона Лонгрэта во имя древней дружбы и веры. Да найдёшь ты в нём ценность – да, и сам придашь ему ценность – чтобы искупить вину за бездумно преданного любимого великана .
В ответ Бранл взял меч обеими руками. Он коротко взмахнул им над головой, словно демонстрируя, что способен выдержать его вес. Затем он отступил от тела Лонгрэта, освобождая место для Ковенанта.
Стейв наблюдал за происходящим с бесстрастным выражением лица, как и любой из его родственников. Тем не менее, он производил впечатление человека, одобряющего происходящее.
Пришло время. Завет дал обещание. Дрожа, он вытащил кольцо Джоан на цепочке. Держа в одной руке бескомпромиссный круг кольца, он поднял криль Верховного Лорда Лорика над мертвыми.
Лостсон Лонгврат начал он. Ради Гигантов он старался говорить официально. Родители, которые тебя лелеяли, назвали тебя Возвышенным Широким Миром, но не смогли уберечь тебя от боли. Прости ещё одну рану. То, что ты пережил, разрывает сердца твоего народа, и я не знаю другого способа помочь им.
Естественный огонь был бы лучше для них, может быть, даже для тебя. Я знаю это . Давным-давно он призвал Мёртвых Скорби в пламя, чтобы найти им освобождение. Но у нас нет дров. Это лучшее, что я могу сделать.
Что бы ни случилось, помни, что ты спас Гигантов, которые знали тебя лучше всех. Никто из них не хотел этого. Все они скорбят .
Ковенант намеренно избавил свой разум от ограничений, отбросил старые страхи перед дикой магией, которая отказывалась ему подчиняться. Опустившись на колени рядом с Лонгврахом, он вонзил криль в грудь Лонгвраха, пробивая доспехи и одежду.
В тот же миг камень вспыхнул с такой яркостью, что, казалось, вот-вот взорвётся. Серебряное сияние обрушилось на великанов и харучаев. Оно затопило равнину и храм, окутало Иеремию, взбежало по обломкам к хребту; лишило ночи возможности жить. Это был не огонь, хотя Ковенант считал его пожаром, видел в нём пламя. Но он был способен на всё. В руках своего законного владельца – здравомыслящего или безумного, движимого любовью или презирающего последствия – он мог разрушить основы Времени. Он заставлял плоть Лонгрэта и даже его доспехи гореть, словно растопку.
И из самого сердца сверкания на спине Хайна выскочила Линден Эвери с Посохом Закона, черным, как полночь, в руках.
После слишком долгого
Вспышка силы из камня напоминала крик. Она поразила Ковенанта, словно осязаемая, словно физический удар. Он отшатнулся назад. Бранл и Стейв, быстрые, как порывы ветра, увернулись. Гиганты отскочили в сторону от дикого натиска Линдена. Им едва удалось вовремя оттащить Кейблдарма с дороги.
На полной скорости Хин промчался среди них, мимо, мощным форштевнем прокладывая путь второму всаднику, второму Ранихину. Они были уже на полпути к храму, когда Линден и её спутница смогли остановить своих измученных скакунов.
С вершины конструкции Иеремия размахивал руками, в каждой из которых пылала Сила Земли. Если он и кричал что-то, хоть что-то, Ковенант не слышал. Шок, подобный головокружению, словно вырвал у него из рук разум. Он стоял на разбитом мире – на обрывках сознания – и не понимал, что происходит.
Линден?. Как?.
Линден едва ли видела сына; или же она мгновенно впитала его в себя, осознав, что он цел и невредим. Она бешено развернулась, словно прибыв в сопровождении фурий и горя. Сияние криля сверкнуло в её глазах, словно кризис.
Но не одна. Ковенант смотрел ей вслед. Не одна?
Он должен был распознать этого второго Ранихина, этого жеребца. Но у него не было разума, и он не мог думать.
Незнакомец пел – или же излучал сложные мелодии, словно ауру. И он не гнался за Линден: он был её спутником. Вместе они направили своих скакунов навстречу великанам, харучаям и ковенантам.
Затем Райм Холодный Спрей крикнула: Линден, друг великанов! , и части реальности Ковенанта вернулись на свои места. Когда она добавила: Манетралл Мартир, доблестнейший из Рамен! , Ковенант начал приходить в себя.
Махртаир? Нет. Невозможно. Это не.
О, Боже. Кровь и проклятие.
Нарунал. Второй лошадью был Нарунал.
Теперь Кавинант узнал безглазость Махртиира, его свирепый лик. Но Манетралл совершенно изменился; он был полон музыки и магии. Его повязка исчезла. Вместо неё опустошение, лишившее его глаз, стало цельной кожей, бесшовной и новой. Он носил парчовое одеяние, такое белое и чистое, что оно могло быть соткано из звёздного света. Гирлянды гармонии окутывали его шею: венок контрапункта украшал его голову. И его выражение лица. Его привычное воинственное хмурое выражение стало сиянием. Оно стало рвением. Отражая драгоценный камень криля, он был подобен дикой магии, очищенной от своей экстравагантности и опасности.