Ей было всего восемь лет.
Мама. Джереми хотелось плакать. Мама. Но Рейвер не остановился.
Мокша, кукарекая, вспомнила мать Линден. Примерно в том же возрасте, что и Джеремайя, она была у постели матери, когда та молила её о смерти. По словам Мокши, болезнь женщины, возможно, была не смертельной. Но Линден вняла мольбам матери. Мать винила её, Линден, в смерти мужа; в том, что она сделала её жизнь невыносимой. И Линден осталась одна, чтобы ухаживать за ним. Вытирать пот. Вытирать слизь, слизывать подкладные горшки. Поэтому, когда Линден истощила свои страдания, она.
Иеремия не знал, как это вынести.
брала скомканные салфетки и запихивала их в горло матери; запихивала их все больше и больше, пока ее мать больше никогда не стала винить никого другого.
Рейвер упивался этими событиями. Мокша хотела, чтобы Джеремайя понял, что его мать всегда была жертвой и убийцей. Женщина, которая утверждала, что любила его, была такой же жалкой и слабой, как его родная мать. Родители Линдена сделали её такой, какая она есть. Она никогда не станет кем-то большим. Из-за неё мокша Джеханнум настаивала на этом, словно истина была неоспоримой Джеремайя всегда принадлежал Лорду Фаулу. С самого начала он был воспитан в служении Злобе женщинами, которые сами заслужили свою виктимность.
Дар, который сейчас предлагал Лорд Фаул, был чем-то большим, чем просто мир, чем простое облегчение: это была трансцендентность. Покорность Иеремии будет вознаграждена местом в вечности, формой божественности, в которой его раны и страдания не будут иметь никакого значения. Он наконец освободится от своей унаследованной никчемности.
Мокша настойчиво твердила об этом видении будущего Джеремии, словно о совершенном наслаждении. И Джеремия услышал Разрушителя. Он понял, чего тот хотел от него. Но больше не слушал. В своём тайном молчании он взывал к женщине, которая выбрала стать его матерью, когда никакая сила в жизни не могла заставить её заявить на него свои права.
Да, сказал он слуге лорда Фаула. Да.
Полностью оторванный от своих реальных обстоятельств, полностью скрытый от своего владельца, он хотел сказать: Береги спину, кусок дерьма. Я иду за тобой .
Просто сделай что-нибудь, чего он не ожидает.
Судороги сотрясали пещеру. Предвестники временного разрыва откололи куски камня от потолка, разбросав обломки по полу. Грюберн шатался из стороны в сторону, хватая ртом воздух, едва держась на ногах. Канрик пошатнулся обратно в пещеру. Он сжимал кулак, чтобы остановить кровотечение из руки. Отчаяние исказило его лицо, пока он искал способ помочь великанам.
Беспомощный, как калека, Колдспрей стоял прямо перед Джеремайей. Одноглазый монстр надвигался на неё, готовый к удару. Она ждала его, словно исчерпала себя и больше не могла поднять руки.
Но когда оно потянулось к ней, чтобы сжать в сокрушительных объятиях, она подняла остатки своей глефы и ударила навершием в здоровый глаз существа.
Когда свет этого глаза погас, ослеплённое каменное существо рванулось вперёд. В безмолвной боли оно отбросило Железную Руку, словно она стала ничтожной.
Однако теперь чудовище ничего не видело. Сбитое с толку ранами, оно, казалось, не могло найти Холодного Спрея. Вместо того чтобы преследовать её, оно продолжило наступление. Размахивая своими огромными руками, оно направилось к Джеремайе.
Одного непреднамеренного удара было бы достаточно. Он не выдержал бы даже скользящего удара. Планы лорда Фаула на него.
Внутри Иеремии мокша Джеханнум прорычал непристойное ругательство. Отвлекшись, он вырвал половину руки Иеремии с Посоха Закона и быстро начертил в воздухе символ.
Существо сделало ещё один шаг. На полпути оно внезапно рассыпалось в пыль: груда останков, потревоженная лишь толчками, проходящими по полу.
В этот краткий миг Иеремия воспользовался своим шансом.
Он впитал в себя поразительные и обширные знания от Разрушителя, знания, превышающие его собственные. Частью этого было Запрет. Частью этого было выражение Силы Земли, называемое Словом Предостережения. Частью этого были древесная магия лиллианрил, как и сложные целительные практики, которые Лорды некогда творили в Тротгарде, и музыка, с помощью которой Кервуд ур-Мартир создал беседку среди пустошей Нижней Земли. Он знал, как был создан великий древесный город Ревелвуд в Долине Двуречья.
Но это было ещё не всё: он узнал больше. Освободись он, он мог бы создать тюрьму, которая удерживала бы мокшу Джеханнума до тех пор, пока Время не угаснет. Если бы ему хватило нескольких дней без помех, он смог бы исцелить ущерб, причинённый древним насилием сердцу Горы Грома. За несколько лет и с помощью Лесника он мог бы превратить Нижнюю Землю в сад.
Но Разбойник не отпустил его, и у него было лишь мгновение. Когда представился удобный случай, он не колебался.
Один небольшой глоток Земной Силы из Посоха восстановил его унаследованную теургию. Затем он восстал из беспомощности, чтобы поменяться местами со своим владельцем.
За одно биение сердца он заключил в себе мокшу Джеханнум.
Рейвер боролся, кричал. Конечно, он боролся. Он знал всё, что делал Джеремия. Его направлял многолетний опыт. Он был полон безумия и зрелого ужаса. А Джеремия был всего лишь смертным. Ему не хватало непреклонного металла Харучаи. У него не было могучего духа Гиганта. У него не было врождённой способности противостоять одержимости.
Но у него были ресурсы, с которыми не мог сравниться слуга лорда Фаула. Линден одарила его долгими годами заботы и нежности. Анель дала ему силу. Он научился избавляться от беспомощности, которой себя защищал. И он не побоялся взяться за Посох Закона.
Мокша в ужасе завыл, глядя в потолок. Он извивался и корчился, отчаянно царапая когтями преграды, воздвигнутые Иеремией, вонзаясь острыми зубами в плоть решимости Иеремии. Дикий и отчаянный, Разрушитель боролся.
Однако Джеремайя отказался от боя. Ему не нужно было меряться силами с врагом. Вместо этого он полагался на знание, которым мокша не делилась. Восстановив своё прошлое, он отделил Разрушителя; отправил слугу Лорда Фаула на кладбище, где сам когда-то лежал, спрятанный и потерянный. Почти без усилий он бросил Разрушителя в ожидающую землю.
Используя силу Земли и новообретённые знания, он подавлял мокшу Джеханнума, пока не перестал слышать крики Разрушителя. Он засыпал злого духа землёй, утрамбовал могилу и отвернулся.
У одной стороны пещеры Иней Холодный Брызг пытался встать на ноги, но не смог. Ледяное Сердце Грюберн, уклоняясь от второго монстра, рухнула на колени. Канрик нашёл ещё один осколок клинка Холодного Брызга. Теперь он искал возможность пожертвовать второй рукой.
Стиснув зубы, Иеремия воспрянул духом. Взрыв, подобный удару грома от основания Посоха, разорвал каменную тварь на части. Рассыпавшись в прах, она рухнула.
Пол вздыбился. С потолка посыпались новые камни. Разверзлись трещины и с грохотом закрылись. Тут и там стены раскололись на куски. Куски гнилостного камня сочились и текли, словно из них выдавливали всю их сущность.
Прости выдохнул Джеремайя, словно отголосок вздохов его друзей. Прости, что так долго. Сначала я не знал, как это сделать. Потом мне пришлось ждать подходящего случая .
Шанс, который ему дали Меченосец и Канрик.
Не обращайте на нас внимания выдавил Железнорукий сквозь прерывистое дыхание. Хранитель Времени. Червь.
У Иеремии не было времени на раздумья. Он был нужен Ковенанту. Канрик уже ждал его у туннеля, ведущего к Кирил-Трендору.
Он не торопился. Ты шутишь? В его тоне слышалось ликование Мокши. Ему нравилось заточать Разбойника. Я не могу оставить тебя в таком состоянии. Ты не выглядишь достаточно сильным, чтобы стоять.
Это мамин посох. Он мне на самом деле не принадлежит. Но теперь я знаю, как им пользоваться .
Затем он выпустил второй заряд Силы Земли.
Этот взрыв был столь же яростным, как и сила, уничтожившая каменное существо; но это была совершенно иная теургия, более естественная магия. Он ранил Колдспрея и Грюберна, но не нанес им вреда. Вместо этого он принес яростное исцеление, ярость восстановления. Он слишком многому слишком быстро научился: он не был способен на мягкость. А Червь питался. Сотрясения распространялись по веществу мира. Разрушения Времени нарастали, приближая последний кризис Земли. Он должен был добраться до Кирила Трендора и Ковенанта.
В мгновение ока он закончил. Он ударил посохом об пол, потому что не мог выразить словами свои чувства. Затем он собрался с духом и последовал за Канриком.
Пока он не увидел, как Иней Холодный Брызги поднялся на ноги и ощупал свои конечности, дрожа, словно в лихорадке, пока он не почувствовал рядом с собой Фростхарта Грюберна, а Канрик наблюдал за ним с нескрываемым удивлением, Джеремайя не замечал, что пещера залита теплым светом. Он принимал это как должное.
Посох ощущался в его руках как узнавание. Он испускал широкие полосы пламени, столь же нежного и успокаивающего, как солнечный свет. Его древко сияло чистотой здоровой сердцевины. На его поверхности сохранились руны Кайрроила Дикого Леса, отчётливые, как обещания, но их значение больше не было неясным. Они были подношением и призывом: они вдохновляли и молили.
К Джеремии Чозенсону, потомку Сандера и Холлиан хотя бы по духу, но не по телу, в сценарии Форестала содержалась просьба о восстановлении.
Ты моя
На краю высоких покоев Кирила Трендора Томас Ковенант стоял неподвижно, охваченный шоком и яростью, пытаясь осознать увиденное.
Гнев был здесь не тем, что ему нужно: он знал это. Если бы он сам не увидел истину, он мог бы прислушаться к Верховному Лорду Береку среди Мёртвых. Его может освободить лишь тот, кого ведёт ярость – ярость сбила бы его с пути, когда ему необходимо было бы быть хозяином самому себе.
Но он не мог контролировать свои чувства.
Ну, привет, папа. Это был его сын. Его сын, охваченный, словно чумой, властью и злобой. Ты так долго добирался сюда. Его сын с гнилыми глазами Лорда Фаула.