– Сейчас же отправлюсь; только лошадь оседлаю, – ответил Орио.
Как вы уже поняли, именно он был тем человеком, что въехал во двор «Образа святого Иакова» 21 июня, спустя всего пару минут после того, как там появился Тартаро.
На то, чтобы преодолеть более ста тридцати льё, у Орио ушло всего пять суток. Правда, он мог себе позволить пользоваться услугами почты. Почты, работа которой была в то время еще не так хорошо отлажена, как несколько позднее, при Генрихе IV, но которая и тогда уже оказывала весьма значительные услуги.
Через каждые четыре льё на главных дорогах Франции стояли дома, где путешественники, желавшие прибыть в конечный пункт их следования поскорее, находили то, что гарантировал им один из указов Людовика XI – «быстрых лошадей с надетой сбруей, способных галопом промчать перегон до следующей почтовой станции».
Будучи отменным ездоком, Орио преодолевал по шесть перегонов в сутки, останавливаясь лишь на час днем – чтобы подкрепиться, и на шесть часов ночью – дабы поспать. В Визиле он остановился лишь потому, что до Ла Мюра было уже рукой подать, и, стало быть, можно было начинать наводить справки. И, заметив во дворе трактира Тартаро, Орио мысленно поздравил себя с верно принятым решением.
Этот путешественник, приехавший оттуда, куда направлялся он сам, по всей видимости, мог снабдить его ценной информацией. Обычно жесткий и черствый как в общении, так и в манерах, чувствуя выгоду, итальянец тотчас же становился любезным и вежливым.
Он вежливо раскланялся с гасконцем, а затем заметил: – Ужасная жара сегодня, сударь! Не мешало бы подкрепиться для дальнейшего путешествия. Позволите спросить, вы далеко едете?
– А вы? – ответил солдат.
– Ого, – подумал Орио. – Да с этим парнем, если я желаю что-либо у него выведать, следует держать ухо востро.
Вслух же он сказал:
– Я, сударь, еду из Парижа в Ла Мюр.
– Ну а я, сударь, напротив, из Ла Мюра в Париж.
– Полноте! Al corpo di santa nulla![14] Какая счастливая встреча! Стало быть, вы уроженец тех мест?
– Нет, то, что я оттуда еду, еще не означает, что я оттуда родом. Родился я не в Ла Мюре, а в Сен-Годане, что близ Тулузы.
– Но, возможно, вы какое-то время жили в этой деревне?
– Что до этого, то да… Жил… какое-то время…
– В таком случае вы, конечно, не откажетесь сообщить мне во время завтрака – надеюсь, вы не откажетесь со мной позавтракать – некоторые сведения относительно одного происшествия, о котором вы, разумеется, слышали. О нем ходило столько слухов… слухов весьма печальных…
– Происшествия? Какого именно?
– Нападения барона дез Адре на замок Ла Мюр.
– Естественно, я об этом слышал… А, так вам нужны подробности? Позвольте полюбопытствовать, сударь, по какому поводу?
– Это я вам объясню за столом.
– За столом!.. Право, даже не знаю, должен ли я…
– Полноте! Нет ничего более неприятного, чем есть в одиночестве, а, скажу без лести, сударь, у вас одно из тех лиц, что сразу же вызывают симпатию.
– Вы очень любезны.
– Вы солдат?
– Угадали.
– Состоите на королевской службе?
– Вовсе нет. Я служу графу Коммингу, губернатору Лангедока.
– Так вы здесь, вероятно, были в отпуске, гостили у друзей или родственников?
– И опять вы угадали. Да, я приезжал сюда навестить родственников, а теперь направляюсь в Париж, где должен присоединиться к господину графу.
– Что ж… Меня зовут Орио, а вас?
– А меня… Фрике.
– Ну, господин Фрике, пойдемте же позавтракаем, пропустим по стаканчику хорошего вина и поболтаем, как старые друзья.
– Раз уж вы так настаиваете…
– Не настаиваю, но прошу… Эй, хозяин! Подайте нам то, что у вас есть самого лучшего, и поскорее! Поскорее!
«Что это за парень, и почему он так жаждет узнать подробности нападения на замок Ла Мюр, что ради того, чтобы разговорить меня, готов оплатить завтрак, который, если судить по тому, что он заказал, обойдется ему как минимум в два пистоля?.. Гм, будь настороже, Тартаро! Мадемуазель Бланш советовала тебе проявлять не только скрытность, но и благоразумие. Ты только в начале пути, так что не соверши какой-нибудь глупости. Этот господин Орио явно здесь неспроста!»
Такому мысленному монологу предавался Тартаро, усаживаясь за стол в зале трактира.
Впрочем, как мы видели, до сих пор гасконец вел себя весьма разумно. Он назвался именем своей лошади, а уловка, благодаря которой он вдруг сделался лангедокским солдатом, проводившим в Грезиводане краткосрочный отпуск, позволяла ему говорить все, что ему вздумается, по поводу событий, о которых его намеревались расспросить.
Трактирщик уже расставлял на столе свои лучшие блюда и вина.
В те времена, как и сегодня, чем бесцеремоннее вы были в общении с хозяевами подобных заведений, тем любезнее и усерднее они становились. Превосходный жареный цыпленок; восхитительная форель под зеленым соусом; великолепный салат и огромная головка сыра саснаж. Ко всему этому – для начала – четыре бутылки ревантинского вина.
Тартаро уже облизывался от удовольствия.
«Бррр! – подумал он в завершение своих размышлений. – В любом случае эта встреча позволит мне немного сэкономить. После подобного завтрака, какие уже к черту обед и ужин!»
Цыпленок, форель и салат испарились. На смену четырем бутылкам вина пришли другие четыре. Настал черед саснажа. Орио счел момент подходящим для начала беседы.
– Ах да, мой дорогой господин Фрике, – сказал он, дружески хлопнув Тартаро по плечу, – я же обещал объяснить вам, почему так интересуюсь подробностями той кровавой драмы, что разыгралась полтора месяца назад в Ла Мюре… Видите ли, в чем дело: я служу оруженосцем у одного весьма благородного и богатого венецианского сеньора, графа Негрони, атташе посольства республики Венеция при французском дворе. Один из братьев моего хозяина, приятный молодой человек, Исидор Негрони, который познакомился три года назад, в Италии, с бароном де Ла Мюром, находился в замке последнего, когда на тот напал этот негодяй дез Адре со своей шайкой… Вы понимаете? Вот уже полтора месяца, как мой хозяин не получал никаких вестей от своего брата. Не сгинул ли тот в этой бойне? Вот что мы хотим узнать.
Тартаро мрачно покачал головой.
– Гм… – произнес он. – Если господин Исидор Негрони присутствовал на свадьбе мадемуазель Бланш де Ла Мюр и господина Филиппа де Гастина, у меня, мой дорогой господин Орио, нет никаких сомнений в том, что он был убит вместе со всеми.
– Вместе со всеми!.. Вы уверены, что там никто не выжил?
– Уверен… черт возьми!.. Как я могу быть уверен? Меня же там не было!
– К счастью для вас.
– К счастью для меня. Но, если исходить из того, что рассказывают в этих краях о бароне дез Адре, то он не из тех, кто станет любезничать со своими соседями. Женщин он убивает, а мужчин заставляет прыгать в овраг с платформы самой высокой башни.
– Да, похоже, это его излюбленная забава – сбрасывать мужчин с башен… И он никого не щадит?
– О, ни единую живую душу.
– И никогда не берет пленников?
– Никогда – опять же, так говорят. Сам я, повторюсь, к счастью, там не был – крепко спал в своей постели в дядюшкином доме, в деревне, когда в имении Ла Мюр произошли эти убийства и пожар.
– А, так замок был сожжен?
– О! До основания! А затем еще и взорван!
– Еще и взорван?
– Брр!.. Там теперь лишь груда камней, в которой и дьявол не отыскал бы свои рога! Это я видел собственными глазами; камни еще дымились, когда я пришел туда взглянуть на развалины. Как вспомню – сердце кровью обливается.
– Что ж… Теперь я вижу, что ошибался, когда полагал, что бедный Исидор Негрони… Должен вам признаться, мой дорогой господин Фрике, что надежда моего хозяина на то, что его брат, возможно, все еще жив, зиждилась на том…
– Продолжайте, мой дорогой господин Орио.
– На том, что в Париже мой хозяин слышал от кого-то, что нескольким друзьям и гостям барона де Ла Мюра каким-то чудом удалось в ту ужасную ночь избежать смерти.
– Неужто кто-то действительно мог сказать вашему хозяину такое?
– Уверяю вас, это истинная правда, причем среди имен тех вельмож, которым посчастливилось спастись, упоминалось и имя зятя барона де Ла Мюра – графа Филиппа де Гастина.
– Графа Филиппа де Гастина!..
– Да. А вы что об этом думаете?
– О чем именно?
– О правдоподобности подобного заявления. Если графу Филиппу де Гастину… и каким-то другим вельможам, удалось спастись, то, очевидно, об этом говорили в деревне, где они, возможно, могли даже и укрыться на время, опасаясь гнева своих врагов. Ведь, как я слышал, Филипп де Гастин, как и его тесть, был весьма любим местными крестьянами, и раз уж вы жили среди них… Уверяю вас, мой дорогой господин Фрике: удовлетворяя мое любопытство по этому поводу, вы можете совсем не опасаться того, что как-то себя скомпрометируете – я не принадлежу к числу друзей барона дез Адре. Все, чего я хочу, это вернуться к моему господину с доброй вестью, подтверждающей его надежду. И за эту добрую весть я готов щедро заплатить – от его имени; мой хозяин – человек богатый. Ну, так как? Между нами, строго между нами, вы ничего такого не слышали? Ничего не знаете?
На протяжении всей речи Орио Тартаро небольшими глотками потягивал вино, изо всех сил стараясь сохранить хладнокровие.
«Кто же он такой этот парень? – повторял себе гасконец. – И зачем ему понадобилось знать, жив ли еще Филипп де Гастин, так как меня ему провести не удалось: я сразу понял, что его интересует один лишь граф де Гастин! Этот его синьор Исидор Негрони, приглашенный в Ла Мюр на свадьбу… Гнусная ложь!.. Да и стал бы брат этого синьора ждать полтора месяца, прежде чем послать его все выяснить. Легче всего ответить ему, что я ничего не слышал, ничего не знаю… Но ведь нужно прояснить, что привело его сюда…»
– Итак, – продолжал оруженосец Тофаны, подливая солдату вина, – что скажете, мой дорогой господин Фрике?